Я вспомнил, что сегодня среда, и настроение стало еще хуже. По средам Шатохин не ест: раз в неделю он устраивает суточную голодовку, во время которой, по его теории, из организма выводятся накопившиеся шлаки. Возможно, идея правильная, но меня огорчает, что по средам нематериальная часть этих шлаков неизбежно выводится на меня…
Шатохин сказал очень вежливо, но нетерпеливо:
– Да-да, конечно, можно приветствовать, но это непрофессионально… Мой следователь и пытается установить совершенно точно… Мы не можем рассматривать это как автотранспортное происшествие – Степанов умышленно использовал автомобиль как орудие, как инструмент преступления… Да, безусловно, я считаюсь с общественным мнением, тем более что мне по этому делу человек семь звонили… Обязательно… Позвоню… Всего вам самого доброго… – Прокурор положил трубку на рычаг, тяжело вздохнул и сообщил мне: – Скорее бы ты заканчивал дело, житья уже нет.... Потерпевшие и свидетели особых претензий к Степанову не имеют, хотели бы только, чтобы им перестали нервы терзать…
– Погибший Дрозденко тоже об этом просил? – поинтересовался я.
– Да, – со злой усмешкой сказал Шатохин. – Его вдова, признанная потерпевшей, тоже об этом просит.
– Очень трогательная картина всепрощения, просто библейский сюжет…
– Конечно, судя по их оборонительным мероприятиям, они мало похожи на этих беззащитных христосиков, – сказал Шатохин, встал из-за стола, подошел к окну и распахнул форточку. За его спиной прямо под плакатом о вреде курения стояла плетеная корзина для мусора. Смятая пустая пачка «Мальборо» валялась на дне сетки. – Республиканская ГАИ проводит месячник безопасности движения, а такой вопиющий случай застрял в прокуратуре. Все звонят, все спрашивают! Что им отвечать? – с досадой сказал Шатохин.
– Вы только что исчерпывающе объяснили, что эта история не имеет отношения к дорожно-транспортным происшествиям. Как нельзя привлекать поездного вора к ответственности за безбилетный проезд в классном вагоне…
– Хорошо, что ты мне все объяснил! – сердито буркнул Шатохин. – У этого прохвоста Винокурова большие связи – давят отовсюду. Мягко, вежливо, тактично спрашивают: что там у вас происходит? Одного убили, другого искалечили, и их же мучают вопросами-расспросами-допросами…
– Мы никого не мучаем. Я спрашиваю, потому что ищу…
Шатохин, подбоченясь, встал против меня:
– Один очень неплохой художник говорил, что в искусстве важны не столько поиски, сколько находки. Тебе не кажется, что это имеет к нам прямое отношение?
– Наверное, – согласился я смирно. – Вчера ко мне явился приятель детства, школьный товарищ. Вполне симпатичный, милый жулик…
– И что? – грозно насупился Шатохин.
– А то, что он тоже говорил о несчастных пострадавших людях, очень хороших, людях, уважаемых в городе, которых я мучаю вопросами-допросами…
Я перехватил инстинктивный взгляд Шатохина, брошенный на мусорную корзину, в которой предательски краснела пустая мятая пачка, и добавил:
– Тоже «Мальборо» курил…
Шатохин смущенно пробормотал:
– У них это как фирменный знак…
Тогда я закончил свою мысль:
– Моя теща, очень умная старуха, скорее всего охарактеризовала бы поведение этих потерпевших так: искру туши до пожара, напасть отводи до удара…
– То есть? – поднял бровь Шатохин.
– Интенсивность их обороны пока не соответствует моей атаке, они перестарались. И я убежден, что за наездом Степанова кроется какое-то другое, серьезное преступление, на расследование которого я прошу санкционировать дополнительный срок…
Шатохин в отчаянии замахал руками.
В день рождения Маратика я не торопился домой, и дел-то особенно не накопилось, а все равно я припозднился. Я знал, что он позвал в гости своих ребят, и не хотел стеснять их своим присутствием. Пусть веселятся сами, им руководства Валентины Степановны с ее разговорами и без меня будет предостаточно.
Поэтому, когда я нажал кнопку звонка, из-за двери раздавались хохот, крики и нынешняя боевая музыка. Щелкнул замок, и в лицо плеснул дружный ребячий крик:
– По-здрав-ля-ем!
Ребята, уже одетые, стояли в прихожей: они собирались уходить. Я обнял Маратку и протянул ему сверток – венгерский футбольный мяч. Он сбросил бумагу, поднял над головой черно-белый рябой шар с золотой этикеткой «Артес», и ребята завыли от восторга.
Проворный, юркий Олег подскочил ко мне:
– Дядя Борис, вы уже поймали убийцу?
– Какого убийцу?
– Ну, того, что нож бросил! Нож, который мы разыскали…
– Нет, сынок, – разочаровал я его. – Пока не поймал… Но я очень стараюсь и думаю, что найду… Тогда и расскажу все по порядку, что как происходило…
Я снял плащ и пошел на кухню. Раскрасневшаяся теща доставала из жаровни мясо. Я поцеловал ее, поздравил с внуком – конечно, не самым лучшим во дворе, но все-таки терпимым. Валентина Степановна засмеялась:
– Ладно-ладно тебе… Сегодня он самый лучший… Лила звонила по телефону из Москвы, сказала, еще позвонит, попозже…
Я слышал стук захлопнувшейся двери, легкую поступь шагов сына и быстро приближающуюся музыку – на кухню влетел счастливый Марат с маленьким магнитофоном в руках:
– Смотри, папка, это «Панасоник» – японский транзистор на батареях…
– Неслыханно замечательно! – восхитился я. – А откуда это?
– Олег принес…
– Поиграть, что ли?
– Нет, это он мне на день рождения подарил!
Я отложил вилку и воззрился на Марата с искренним удивлением:
– Что? Магнитофон подарил? Кто?
– Ну я ж тебе говорю: Олег Карманов!..
У меня было ощущение, будто кто-то взял сердце холодной ладонью и тихонько прижал его.
– Фамилия Олега – Карманов? – спросил я негромко, чтобы не закричать от злобы и унижения.
– Да, конечно, ты же его видел у меня много раз… – Марат по моей реакции что-то заметил, но не мог сообразить детским умом своим, что происходит, и сияние счастья на его круглой мордочке быстро меркло.
– Я действительно его видел, но не знал фамилии, – стараясь говорить спокойно, ответил я. – А где работает его отец? Ты его знаешь?
– Знаю. Его дядя Валера зовут… Он, по-моему, какой-то начальник… Но веселый… У них фотография висит, он боксером был раньше…
Есть расхотелось совсем. Я отодвинул тарелку и мягко спросил Марата:
– Сынок, ты у Олега на дне рождения был?
– Да, был, у него в июне день рождения…
– А что ты ему подарил?
– Авторучку и красивую папку – мама дала. Там еще было написано: «Участнику республиканского съезда кардиологов».
– Тогда объясни мне, Маратик, почему же Олег приносит тебе в ответ такой дорогой подарок? – спросил я его, стараясь не пугать. – Ты понимаешь, сколько стоит японский магнитофон?
– Папа, но они же гораздо богаче нас! – чистосердечно воскликнул Марат.
Я переломил себя, засмеялся, взял из рук Марата магнитофон и пошел в комнату. На столе лежала шикарная коробка – упаковка от кассетника, пенопластовые уплотнители из нее, какие-то вспомогательные устройства и шнуры. Неторопливо, аккуратно укладывая магнитофон в его лежбище, я сказал сыну:
– Если хочешь, Маратик, спроси у бабушки Валентины, она тебе это наверняка подтвердит, что последние примерно тысячу лет есть у людей твердый обычай: порядочный человек принимает только такие подарки, которые может сделать сам. Заработать и подарить… Сколько зарабатывает в месяц твой друг?
– Нисколько он не зарабатывает! – рассердился Марат. – Ты же знаешь, он еще учится!
– Вот именно, – сказал я, засовывая в специальное гнездо коробки шнур. – Когда вы подрастете, выучитесь и начнете сами зарабатывать, тогда уж покупайте магнитофоны и дарите их друг другу на день рождения. А сейчас нехорошо получается: ты ему – авторучку и папку кардиолога, а он тебе – купленный отцом магнитофон. Это как-то странно выглядит…
Я заклеил крышку лентой-липучкой и протянул коробку Марату:
– Беги к Олегу домой, верни магнитофон и скажи: мы с тобой, мол, посоветовались и решили, что ты пока еще не заслужил такого дорогого подарка… Понял?
Марат, кусая губы, кивнул.
– Так и объясни: мы, мол, с отцом не по этому делу… – добавил я.
Марат взял коробку и вяло зашагал в прихожую за курткой, в глазах у него стыли слезы.
В коридоре я встретил Уколова. Долговязый лейтенант посмотрел на меня сочувственно, и в тоне его было участие:
– Какие поручения будут?
– Не поручение, друг мой, – просьба. Я не большой специалист по делам о хищениях. Поэтому я связался с вашими коллегами из ОБХСС…
– Задача? – как всегда немногословно, поинтересовался Уколов.
– Мне кажется, что Степанов каким-то образом попал, вмешался, а может, и участвовал в хорошо налаженной сети по хищению и сбыту мяса через общепит. И вся история с наездом на Дрозденко и Егиазарова имеет движущей пружиной именно это обстоятельство.
