— Слушай сюда. Сейчас ты мне выдашь все. После Сгорбыша остались снимки. Я хочу их все. И негативы. Ты наверняка что-нибудь выкрал. Где они?
— До… — Он икнул. — Дома.
— Дома где?
— У меня.
— Один живешь?
— С… с мамой.
— Все?
— И с папой.
— Женат?
— Нет.
— Братья, сестры есть?
— Нет.
— Дети?
— Ка-какие дети?
— Понятно. Сам еще ребенок. Сейчас у меня на тебя нет времени. Ты что-то скопировал?
— Да.
— Что?
— Я не… не помню. Там было много интересного.
— В ящике стола?
— Да.
— В основном тебя интересовала обнаженная натура. Так?
— Да. Модели. — Он облизнул губы.
— А трубы?
— Ка-какие трубы?
— Строящиеся особняки?
— Ка-какие особняки?
— Твою мать! А с другой стороны…
Я посмотрел на него повнимательнее и подобрел. Ведь это мой шанс! Интересно взглянуть на снимки, которые он выкрал. Похоже, об этом никто не знает. Ну, кто мог предположить, что любознательный молодой человек из категории «на птичьих правах» интересуется фотографией? Но с ним все понятно. Его интересуют девочки, вот он и залез в ящик стола Павла Сгорбыша. Копировал снимки моделей топлес. А однажды наткнулся и на мою фотосъемку. Разве он мог удержаться?
— Что было здесь? И что есть? — вцепился я в него.
— Я не понял.
— Пойдем-ка посмотрим.
Мы направились к столу. Теперь его верхний ящик был незаперт. Я вытащил его и вытряхнул содержимое на стол. Все снимки были мне, в общем-то, знакомы. В том числе и те, что мы делали для трех фотоальбомов по заказу фирмы. И что меня порадовало: я увидел строящийся особняк! Тот самый, возле которого нас завернули! Всего один снимок. Но есть ведь! И как я это проморгал? Снимок затерялся среди десятков других. Длинношеее смотрело на меня, и его шея все больше вытягивалась. Он пытался понять: что я ищу?
— Я все забираю, — небрежно сказал я.
И сгреб фотографии в полиэтиленовый пакет. Потом направился в закуток, где Сгорбыш занимался фотопечатью. Львиную долю работы он делал на дому, но и здесь кое-что имелось. Цифровые фотографии я предпочитал обрабатывать сам у себя дома. Поэтому компьютер не тронул: там нет ничего интересного. Меня интересовали негативы, которые имелись у Сгорбыша. К моему удивлению, студию не тронули. Они сюда не добрались. Охрана, что ли, помешала? Ай да тетя Клава! Я ее недооценил. Думал, сидит у нас на вахте для проформы. А она завернула профессионалов! Силами одной боевой единицы женского пола. Либо они были уверены, что негативов здесь нет. Тех, которые их, собственно, и интересуют. Кого «их», я пока не знал. Мне уже казалось, что это тайная организация. Подпольный синдикат. Воображение рисовало картины пыток, перевозку наркотиков и даже работорговлю.
Тут я заметил, что на полке лежит паспорт. Российский паспорт в полосатых корочках с гербом. Я взял его в руки и почувствовал, что они задрожали. Спокойно-спокойно-спокойно… Это был паспорт Павла Сгорбыша. Машинально я начал его листать. Сгорбыш Павел Александрович. Место рождения, дата рождения. Все так, как он и говорил. Все сходится. Семейное положение: чисто. Дети: чисто. Загранпаспорт не выдавался. Все так же машинально я сунул паспорт в карман пиджака. Ему это больше не понадобится. А мне зачем? Вроде бы паспорт обменивается на свидетельство о смерти. Но зачем мне свидетельство о его смерти? Кто я ему? Наследство Сгорбыша меня не интересует. Разве что его фотографии, но их я получу и без справки о смерти. Тем не менее я сунул паспорт в карман. Потом выгреб все с полок: фотографии, негативы. Материал надо разобрать и рассортировать. Длинношеее висело в дверях и следило за моими действиями, не отрываясь.
— Ну, что смотришь? — уже вполне миролюбиво спросил я.
— Зачем тебе это?
— Что именно?
— Ну, Горб, эта работа. У тебя же полно денег!
— Кому ты сказал?
— О тебе? Да, собственно, никому.
— Ты говорил: никто не поверил. Сгорбыш знал?
— Знал, — неожиданно ответило Длинношеее.
Я оторопел. Я-то думал, что переиграл его! Что Павел Сгорбыш находится в неведении! Оказывается, он был в курсе. Но ни разу не дал мне понять, что знает о том, кто такой Леонид Петровский! Кто кого, спрашивается, переиграл?
— И давно он знал?
— Мы говорили об этом дня за два до того, как он запил, — пояснило Длинношеее.
— В первый раз или во второй?
— Не понял?
— За два дня до его исчезновения?
— Исчезновения?
— Ну, увольнения, — начал раздражаться я.
— Да, — кивнуло Длинношеее.
— Он с тобой разве общался? Мне казалось, сторонился. Горб наушников терпеть не мог.
— А я не с ним говорил, — обиделось Длинношеее. — Объяснял нашей секретарше, что ее шансы равны нулю.
— Зачем объяснял?
— Ну, это… — Он замялся.
— Она тебе нравится?
— Да.
— А ей нравлюсь я. Понятно.
Ситуация прояснялась.
— И что сказала секретарша?
— Я ж говорю: не поверила. Сказала: «Чего у нас в редакции делать сынку миллионера с Рублевки?» В это время подошел Горб и буркнул: «Хватит трепаться». Потом выпихнул меня за дверь и велел не распространяться.
— С какой стати он меня защищал?
— Не знаю. Но я решил с ним не связываться.
— Это правильно. Связываться с нами не стоит. — Я машинально погладил пиджак. Полу, за которой лежал конверт. — Мы люди опасные.
Итак, Сгорбыш знал, что пари липовое. Не потому ли он запил? Сорвался? Узнал, и… Что называется, не смог пережить, что его провели, как мальчишку. Но почему же мне ничего не сказал? Мол, сынок, ты мерзавец. Лгун, каких мало. Обманщик. А он просто перестал со мной разговаривать. Вот тебе и причина! Но кто ему сообщил? Да мало ли! Опомнись, Лео! Та же «девочка», с которой ты сегодня столкнулся в студии. Москва — большая деревня. Случайная встреча, у него на столе в работе твои снимки, портфолио. «А вы знаете, кто это? Это же…» И понеслось! Разумеется, он перестал со мной разговаривать. Я бы на его месте поступил точно так же.
— Ты вот что, — сказал я Длинношеему. — Раз мы люди опасные, ты бы, парень, поостерегся.
— В каком смысле?
— Поезжай домой и сиди тихо. Охрану я к тебе приставить не могу. У меня пока нет доказательств.
— Доказательств чего? — Он жадно вытянул шею.
— Меньше знаешь, крепче спишь. Тебе бы уехать. Из Москвы. Бабушка есть?
— Есть.
— Вот к бабушке.
— Она в Америке.
— Тем более.
— А как же работа?
— Она тебе дороже жизни? Короче, я предупредил. Ты отдаешь мне все, что выкрал у Сгорбыша, все без исключения материалы, и уезжаешь.
— Но я не хочу, — запротестовал он.
— Парень, ты не слышал? Уезжай из города.
— Да что случилось-то?
— Ты глухой, точно! А я думал, дурак. Короче: где встречаемся?
— У меня есть еще одна бабушка.
— Я так и думал.
— Она живет на границе Тверской и Московской области.
— Америка лучше.
— Почему?
— Потому что дальше. Ладно. Визу тебе так быстро не получить, поэтому завтра уезжаешь в Тверскую область. Лето в деревне — что может быть лучше? Сиди там до сентября. Машина есть?
— Да, — важно кивнул он.
— «Мерседес»? Или «Бентли»?
— Не все же такие крутые, как ты. «Ока».
— Отлично!
Я с трудом представлял себе, как в этом спичечном коробке помещается его длинная шея, но обрадовался. Потому что придумал план.
— Мы встречаемся за городом. На двадцатом километре Рижского шоссе.
— Почему на двадцатом?
— А черт его знает! Можешь назвать другую цифру.
— Мне все равно.
— Аналогично. Значит, на двадцатом. Ты отработаешь этот день, как положено. Чтобы не вызвать подозрений. Вечером придешь домой и соберешь все, что у тебя есть. Все материалы. И свои вещи. Выезжаешь утром, в семь часов. Главному позвонишь, когда начнется рабочий день. Бабушка, мол, плохо себя чувствует, оформите за свой счет.
— Бабушку?
— Отпуск. Не тупи. Выедешь в семь, часа через полтора будешь на месте.
— Почему в семь?
— Послушай, не грузи меня. — Я стал раздражаться. — Я называю цифры наугад. Семь, восемь, какая разница?
— Пусть будет в семь. — Шея печально склонилась. Я понял, что он любит поспать, и посоветовал:
— Не проспи. На двадцатом километре ты останавливаешься и ждешь меня. Или я тебя жду. Ты передаешь мне пакет и едешь к бабушке.
— А деньги?
— Какие деньги?
— Я передаю тебе пакет, а ты мне деньги, — объяснило Длинношеее. И с обидой: — Мне же надо на что-то жить!
— Сообразительный. Сколько ты хочешь?
— Пять тысяч.
— Долларов?
— Да.
— Почему пять?
— Назови другую цифру.
— Я тебя сейчас убью.
— Это не цифра.
— Хочешь со мной поспорить? — грозно спросил я.
