— Не надо, — нараспев произносит Сесилия и склоняет голову набок. — Кстати, почему ты хотела меня видеть?
Она залпом допивает свой бокал. Верный признак того, что разозлилась. Верный признак того, что я поступила правильно, съехав с квартиры.
Ну, вот и все. Это настоящая точка. Обратного пути нет. Мне лучше покончить с этим.
— Я подумала, что ты должна это знать, после всего… — «после всех твоих надежд, твоих планов, твоих жгучих желаний», — что я не беременна.
Она долго, пристально смотрит на меня, а потом поднимается и уходит.
Лоррейн оставила Адама на работе. В то время как расследование убийства Фрайт поглощало большую часть их времени, у Адама, как он сказал, были и другие дела, с которыми следовало разобраться. Пока он объяснял, Лоррейн стояла, обматывая шею шарфом и натягивая кожаные перчатки. Потом перебросила сумку через плечо. Лоррейн так надеялась, что Адам вернется домой вместе с ней…
— Прости, — произнес он, выглянув из-за груды документов.
Лоррейн вышла из его служебного кабинета, ощущая себя опустошенной, немного обездоленной и грустной. Впервые за долгие годы она чувствовала себя так из-за Адама. В сущности, она чувствовала себя так с тех самых пор, как он сделал свое важное признание.
— Грейс? — вернувшись с работы, окликнула Лоррейн. — Стелла? Кто-нибудь дома?
На кухне Лоррейн обнаружила старшую дочь, которая сидела за столом с несколькими раскрытыми перед ней папками и учебниками. Рядом стояли тарелка с нетронутым пережженным тостом и стакан воды. Лоррейн оставалось только гадать, как дочь могла хоть что-то читать в такой темноте. Основной свет был выключен, а лампочки под стенным шкафом отбрасывали лишь тусклые отблески поперек кухни.
— Привет, милая. Выглядит сытно, — заметила Лоррейн, показывая на тост. — Ты что, не видела мою записку? — И она помахала перед носом Грейс наспех нацарапанными утром указаниями: «Рагу в холодильнике. Погрей в микроволновке пять минут». — Неужели это так трудно? — не унималась Лоррейн. Она собиралась спросить, где Стелла, но вспомнила, что младшая дочь хотела вечером заглянуть к своей подруге Кейт. Разумеется, Стелла позвонит около десяти, чтобы за ней заехали и забрали домой.
Грейс ничего не ответила. Лоррейн показалось, что она чем-то встревожена, сидит здесь, как безразличная ко всему беспризорница, задумчиво вертя в пальцах карандаш и явно не обращая ни капли внимания на свои учебники. Грейс была решительно настроена подавать документы в университет, но нынешнее поведение никак не вязалось с усердной дочерью, которую Лоррейн знала.
— Ты плохо себя чувствуешь, милая? — Лоррейн остановилась позади Грейс и погладила ее по длинным волосам. Они оказались немного сальными. Когда Грейс отстранилась, Лоррейн обошла ее стул и уселась напротив дочери. — Что случилось, Грейси? Плохой день? — С уст Лоррейн слетел тяжелый вздох. Это был знак того, что у нее сегодня тоже все прошло напряженно и они, возможно, могли бы обменяться впечатлениями и похихикать, как обычно. — Грейси?
Дочь явно не смотрела в учебники. Она уставила невидящий взгляд в стол. За прошедшие годы старая поверхность из сосны покрылась пятнами от пролитого вина, следами от кружек с горячим кофе, а заодно и процарапанными скучающими детьми бороздками от карандашей, циркулей и ногтей. Что-то вроде остатков вчерашнего ужина прилипло к салфетке под столовые приборы. Конечно же Грейс вряд ли до самозабвения увлекала история этого предмета меблировки. Нет, глаза дочери были сфокусированы на чем-то бесконечно далеком, и, сидя здесь в своей помятой школьной форме, — Грейс ненавидела то, что в старших классах ее школы все еще нужно было носить форму, тогда как другие местные учебные заведения отменяли это требование после получения среднего образования, — она скорее сошла бы за несчастную четырнадцатилетнюю девчонку, чем за расцветающую веселую девушку, которой, собственно, и была.
— Лучше погладь на завтра чистую, — сказала Лоррейн, наклонившись вперед и проведя пальцем по белой блузке Грейс. Неряха. — Она легонько щелкнула дочь по носу, но та, вздрогнув, снова отшатнулась. — Может, чашку чаю?
И снова ничего. Никакого ответа.
Лоррейн почувствовала, что сыта этим по горло. Она поднялась из-за стола:
— Если ты не хочешь рассказывать мне, что не так, я не могу ничем тебе помочь, поэтому больше не произнесу об этом ни слова.
— Так ты допрашиваешь своих преступников? — вдруг произнесла Грейс дрожащим голосом.
— Нет, с ними все проходит намного проще. — Попытавшись придать тону легкомыслия, Лоррейн поставила чайник на подставку-основание и включила его.
Потом прислонилась к столешнице, глядя на Грейс и отмечая, как ее спина сгорбилась и немного подалась вперед: казалось, будто плечи вытянулись вверх, защищая уши. Блузка Грейс выбилась из-под пояса серой плиссированной юбки, которую дочь настойчиво носила возмутительно короткой. На ногах Грейс красовались черные шерстяные колготки и розовые велюровые тапочки с красными клетчатыми бантиками спереди. Тапочки были уже довольно старыми и потрепанными на пальцах.
«Она еще такой ребенок…» — подумала Лоррейн.
— Неужели ты не голодна? Или с моей стряпней что-то не так?
— С едой ничего такого, — последовал краткий ответ Грейс.
— Тогда я подогрею немножко? Я могла бы к тебе присоединиться. Папа будет поздно, — произнесла Лоррейн осторожно, чтобы сдержать горечь, едва не проскользнувшую в голосе.
Они скрыли признание Адама в измене от девочек и не собирались ворошить прошлое. Но иногда — лишь иногда — Лоррейн жалела, что не может вывалить все это Грейс, чтобы потом ради разнообразия именно дочь гладила ее по голове, подавала ей бумажные носовые платки и грелку, смотрела с ней какой-нибудь дурацкий фильм, лопая за компанию горы шоколада. «Все это я делала для них многие годы», — подумала Лоррейн, пока в сознании так и крутились ссоры дочерей с многочисленными лучшими друзьями, плохие оценки в школе (в случае Стеллы) и неприятности с бойфрендом (в случае Грейс). Каждая подобная проблема была для девочек колоссальным несчастьем — в той же степени, в какой для самой Лоррейн оказалась несчастьем вся эта дрянь с Адамом, которую никак не удавалось выкинуть из головы. Глупо, но Лоррейн все еще любила его.
— Ну что еще? — Грейс развернулась на стуле, чтобы взглянуть на встревоженную мать.
«О боже, уж не произнесла ли я только что все это вслух?» — спросила себя Лоррейн и заметила:
— Ты выглядишь бледной и утомленной. Я не приму отказа. Я сейчас подогрею рагу, и…
— Я ухожу, — ровно, как ни в чем не бывало сообщила Грейс. И повернулась к своим книгам, почему-то оживившись.
Лоррейн нахмурилась и стала разогревать еду.
— Ну разумеется, у тебя найдется время поесть до ухода. — Мысли о расписании дочери так и заметались в голове Лоррейн. Куда это она уходит? Чем занималась сегодня вечером? Ходила на занятия в драмкружок? За ней заезжал Мэтт? Где они были — в кино, в боулинге? Пока еда разогревалась, кухню наполнили бодрящие ароматы лука, чеснока и красного вина. Лоррейн налила себе бокал мерло.
— Я сказала, что ухожу, мама.
— Это, наверное, не трагедия, опоздать куда-то сегодня вечером, не так ли? — возразила сбитая с толку Лоррейн. Грейс ничего не ответила. Должно быть, она хотела встретиться с Мэттом. — Куда вы собираетесь, два влюбленных голубка? Постарайся быть дома к половине десятого.
Уже не раз Лоррейн приходилось останавливать Адама, бросавшегося вниз по лестнице и выбегавшего на улицу, чтобы оторвать рот Мэтта от губ дочери, когда их прощание слишком затягивалось. Парень казался довольно милым, но был старше Грейс и ездил на своем собственном автомобиле — это означало, что ему предоставлялось много свободы. И Мэтт рассчитывал наслаждаться этой свободой в компании их дочери.
— Я имею в виду не то, что ухожу куда-то на вечер. — Грейс нетерпеливо вздохнула. — Я ухожу из дома. Насовсем.
Деревянная ложка выскользнула из пальцев Лоррейн, упав на дно кастрюли. Лоррейн сделала внушительный глоток вина и бросилась к выключателю, вдруг осознав, что они сидят в полумраке. Решительным щелчком она осветила кухню.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я выразилась предельно ясно, мама. — Глаза Грейс снова смотрели в никуда. — Я просто сыта здесь всем по горло.
Лоррейн во все глаза смотрела на дочь, пытаясь растолковать себе негодование, мелькавшее в ее утомленных глазах. Грейс выглядела изможденной. Она хоть ела как следует? Лоррейн сомневалась в этом. Неудивительно, что под давлением внеучебной нагрузки и маячивших экзаменов Грейс разражалась гневом и строила какие-то безумные планы. К утру это настроение наверняка пройдет.
— Прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, — произнесла Лоррейн. Это был избитый ответ, будто взятый прямо из книги для родителей с советами по воспитанию детей. Лоррейн знала, что на самом деле это ничего не значит — не значит потому, что, если честно, у нее не было ни малейшего представления о нынешних чувствах Грейс.
