— Часто? — Он кивнул. — Ты просыпаешься? Тогда зови меня, я приду.
— Зову, но звуков не получается.
Я погладила маленькую холодную руку.
— Значит, спишь. Жуткое ощущение, но это только сон. Ну правда, это, может, я? Я всегда смотрю на тебя, когда собираюсь лечь. Ты спишь во всю. Даже храпишь.
— Спорим, нет.
— Спорим, да. Послушай, я тебя вылечу, граф де Валми. Раз ваша честь отказалась сойти поужинать на бал, не согласитесь ли вы получить ужин у себя?
— Но я ел!
— Давным давно. И я нет. Не согласишься ли принять меня и своего кузена Рауля на полуночную трапезу?
— Ой! Правда мой кузен Рауль?
Я кивнула.
— Он обещал принести еду. Вот и он.
Дверь тихо отворилась, и вошли Рауль, нагруженный бутылками, и официант с подносом. Рауль поднял аристократическую бутылку с золотой шеей и торжественно произнес:
— Bonsoir, monsieur le Comte. Поставьте, пожалуйста, поднос здесь. Спасибо. Надеюсь, вы сможете потом забрать посуду? По секрету, разумеется.
На лице официанта не дрогнул ни одним мускул.
— Конечно, сэр.
Что-то перешло из руки Рауля в его руку.
— Превосходно. Тогда все, спасибо.
— Благодарю вас, сэр, месье, мадам.
Мужчина отвесил поклон куда-то в середину между мной и кроватью, вышел и закрыл дверь.
— Это что ли правда полночная трапеза? — спросил Филипп, смущенно рассматривая кузена.
— Несомненно. — Рауль умело управлялся с красивой бутылкой. — Великолепный звук, да Филипп? Замечательный огонь. Тебе тепло, Линда?
— Да, спасибо.
Рауль наливал шампанское. Филипп, забыв сомнения, вылез из кровати.
— Это лимонад?
— Король лимонадов.
— Здорово шипучий. Выстрелил, как ружье.
— Это точно, но ты его пить не будешь. Я принес для тебя настоящего лимонада, вот.
— Да, это больше похоже. Мадмуазель, хотите моего?
— Выглядит замечательно, но не хочу обижать твоего кузена.
Рауль засмеялся, вручил мне бокал шампанского.
— А теперь тост. — Он поднял бокал, огонь камина сверкал в миллионе пузырьков. — Встань Филипп, стукни своим бокалом о мой… Теперь мисс Мартин… Так. Теперь давайте выпьем за то, чтобы мы всегда держали свое слово.
Филипп, немного озадаченный нашей странной игрой, отпил немного лимонада, посмотрел с Рауля на меня, потом на поднос на маленьком столике перед огнем.
— Когда начнем?
— Сию минуту, — сказала я твердо и села.
Даже и без короля лимонадов это был бы прекрасный ужин. Обстановка сказочно нелепая, а еда еще лучше, Мы с Филиппом поглотили огромное количество деликатесов, которые щедрая рука Рауля разместила на подносе. Он честно попытался принести все. Спаржа, крабы, грибы, цыпленок, омар, миндаль, клубника, груши, виноград… Мы ели, восклицали, шептали, а Рауль стоял у огня, курил, пил шампанское и смотрел на нас, будто мы ровесники, а он — наш добрый дядюшка.
В конце концов прекрасный ужин закончился. Я сказала:
— Филипп, если у тебя и сегодня будут кошмары, знай, что ты их честно заработал. Но он уже заснул, положил голову на мою коленку, закрыл длинные ресницы и дышал ровно и спокойно.
— Лучше положить его в кровать, — сказал очень большой Рауль. — У него бывают кошмары?
— Говорит. Люди приходят и смотрят на него. Страшновато.
Мой любимый посмотрел на меня, но мне показалось, что он меня не видит.
— Это точно.
Мы сидели почти в полной темноте, огонь догорал. В окна светила луна. Рауль взял ребенка на руки и понес легко, будто он ничего не весил. Вдруг под его ногами метнулась тень, раздался резкий голос Элоизы:
— Рауль! Что ты здесь делаешь? Что случилось?
Я не видела ее лица, только силуэт, руку, как птичья лапа сжимающую занавеску. Другая рука прижалась к сердцу.
Он сказал медленно, глядя на нее:
— Ничего. А что должно было случиться?
Она спросила хрипло:
— Что с Филиппом?
— Ничего. Он спит.
Я решила, что хватит прятаться, и встала. Увидев мое белое платье, она взвизгнула, Рауль произнес:
— Спокойно. Ты его разбудишь.
Я вышла на свет.
— Извините, что напугала вас, мадам
— Вы здесь? Что происходит? Что случилось?
Рауль улыбнулся ей.
— Соображали на троих. Филиппу было скучно и одиноко среди всеобщих развлечений, и мы с мисс Мартин решили его в них включить, вот и все. Он заснул. Линда, помоги мне его положить.
— Значит, я правда слышала голоса. Мне показалось, что кто-то говорит, я подумала… — Она посмотрела на поднос. — Вы ели?
Рауль подтянул одеяло мальчику под подбородок и расправил со всех сторон.
— Разумеется. Может он и помучится немного от бутербродов с омарами, но согласится, что они того стоили. — Он посмотрел на меня. — Давай опять отведу тебя вниз.
Он выглядел уверено и весело, но я нервничала, смотрела на мадам де Валми.
— Вы меня искали?
— Я? Нет. Захотела посмотреть, спит ли Филипп.
— Вы… не сердитесь, что мы пришли сюда и принесли ужин?
— Вовсе нет.
Она не отводила глаз от Рауля.
Он повторил, довольно грубо:
— Давай отведу тебя вниз, — и подошел ко мне.
Вниз? Леон де Валми, месье Флоримон, лица гостей… Я помотала головой.
— Нет, спасибо. Уже поздно. Не хочу вниз, а пойду спать.
— Как хочешь. Элоиза?
Она склонила голову и пошла к двери, я пропустила ее вперед и сказала:
— Спокойной ночи, мадам. И спасибо… за бал. Я была очень счастлива.
Мадам де Валми остановилась, бледная, печальная и очень далекая.
— Спокойной ночи, мисс Мартин.
— Мадам…
Она повернулась и ушла, не оглядываясь. Ее платье шуршало в тишине, как бегущая вода.
Рауль стоял рядом со мной, я потрогала его за рукав.
— Оказывается правда? Ты понял? — Он не ответил, смотрел ей вслед. — Рауль, не говори им, я не выдержу, не сейчас, я просто не могу.
— Побеседуем об этом завтра.
— Пусть они меня выгонят. Я поеду в Париж, побуду там немножко, возможно, мы…
Он взял меня за плечи, повернул к себе.
— Дорогая, если не говорить Элоизе сегодня, лучше сейчас расстанемся. Не волнуйся, все будет хорошо. Ничего не скажу, пока мы это не обсудим. — Он наклонился и крепко поцеловал меня. — Спокойной ночи, m'amie. Приятных снов.
Дверь закрылась за ним и я услышала его быстрые шаги следом за Элоизой, будто он спешил.
На следующее утро Бернар принес в класс записку, написанную, казалось, в страшной спешке.
«Дорогая. Не могу остаться сегодня, как обещал. Должен вернуться в Париж, гнусное это слово „должен“. Прости и попробуй не беспокоиться. Вернусь утром во вторник, точно, и все обсудим. Элоиза ничего не сказала и (как обещал), я тоже молчал. Думаю не стоит так беспокоиться, m'amie, если бы у них что-то накипело, они наверняка заявили бы это мне, а не тебе. Поэтому до вторника притворяйся, если сможешь, что ничего не случилось. В любом случае, сомневаюсь, что ты много будешь видеть Элоизу. Она переутомилась и, по-моему, сегодня не встанет с кровати. Твой Р..»
Ничего в моем первом любовном письме не могло заставить руки трястись, но с ними это произошло. Я взглянула на Бернара. Он не ушел, смотрел на меня. Хитрые и осторожные черные глаза на невыразительном лице. Что-то в них сверкало, и я подумала, что очень похоже на Рауля — отправить записку с человеком, который последние двадцать лет не отходит от Леона де Валми.
— Месье Рауль дал это вам сам?
— Да, мадмуазель.
— Он уже уехал?
— О да, мадмуазель. Спешил на первый самолет в Париж.
— Понятно, спасибо. А как себя чувствует миссис Седдон?
— Лучше, мадмуазель, но доктор говорит, что ей стоит полежать в постели дня два.
— Надеюсь, она скоро поправится. Дайте ей знать, что я о ней спрашивала, пожалуйста.
— Да, мадмуазель.
— Бернар, — спросил Филипп, опуская чашку. — У вас сегодня тоже бал?
— Да, месье.
— Внизу в деревне?
— Да, месье.
— А потом у вас ужин?
— Да, месье.
— Что вы будете есть на ужин?
Темное лицо осталось деревянным, глаза враждебными.
— Не могу знать, месье.
— Хорошо, Бернар, — сказала я. — Спасибо.
Когда он ушел, я еще раз удивилась, чего в нем могла найти хорошенькая молоденькая Берта.
Это был очень неприятный и длинный день. Рауль уехал. Миссис Седдон не выходила из комнаты. Берта суетилась по своим делам с самоуглубленным и стыдливым видом. Поэтому, когда мы с Филиппом пошли гулять, а мимо проехал джип с Вильямом Блейком и кучей его друзей, я так отчаянно замахала, что мальчик изумленно посмотрел на меня и спросил:
— Он ваш очень хороший друг, вот этот?
— Он англичанин. — Сказала, и самой стало смешно. — Филипп, знаешь, что такое ирония судьбы?
— Нет, а что?
— По-моему, это когда судьба или что-то другое следит за тобой, запоминает, что ты говоришь и делаешь, а потом оборачивает против тебя в самое неподходящее время. Нет, как-то я неправильно сказала. Забудь это, mon lapin, я сегодня плохо соображаю.
