– Привет, – шепнул он подруге, – сейчас войду в игру, проверю, отпустили ли меня.
Он сбросил обувь, пальто и пошел к компьютеру.
– Только бы получилось, – произнесла Катя, подходя и включая свой.
Компьютеры зажужжали, загружаясь. Миша надел наушники и трехмерные очки. Пальцы привычно легли на клавиатуру. То же самое рядом сделала Катя. Теперь они ничего не видели и не слышали, ни шума машин за окном, ни пения птиц, ни ссорящихся соседей… Ничего, кроме свиста ветра в придуманном мире, шелеста нарисованной травы и хруста под ногами нарисованных камешков.
Принцесса шла по лесу, таща огнемет, и смотрела на гору. Оттуда, с горы, должен был появиться Кроки. Если, конечно, его отпустили. Если все по-честному. Огнемет можно было бросить, и тогда она бы шла намного быстрее, но принцесса бросить оружие не решалась, с огнеметом ей было спокойнее. Хотя она никогда им не пользовалась, ни разу, и даже не знала, на что нужно нажимать. Гора была далеко. Когда за принцессой гнались зомби, ежи и медузы увели ее далеко от вражеского гнезда. И вот она возвращалась.
«С Япетом не может быть так просто, – думала принцесса. – Кто-то создал этот корабль, кто-то направил его, кто-то обеспечил его работоспособность на несколько миллионов лет. Почему эта нация не предусмотрела методы борьбы с вырождением экипажа и пассажиров в глупых пигмеев? Почему не создали устойчивую систему образования? Или корабль пролетел через жесткую радиацию и все, кто были на борту, мутировали? И почему они покупают муку из костей крокодилов? Наркотик ли это, соль, специя? Просто ненависть к крокодилам? Также хотелось бы узнать, что у них в трюмах».
Принцесса вспомнила, что кто-то рассказывал ей о зернышках знания. Что якобы грузовой отсек у пигмеев набит мешками с маленькими, размером с пшенное зернышко, минералами с родной планеты пигмеев. Если это крупинку минерала положить под подушку, то во сне увидишь, что будет завтра. Действие у камешков разовое. Размер крохотный. Мешков с минералом много. Так что товара хватит не на одно поколение пигмеев. А за то, чтобы заглянуть хоть на день в будущее, покупатели охотно платят.
Девушка перепрыгнула через ручеек, потом посмотрела вверх, но Япета видно не было. Добраться до него было можно, но только на космическом челноке, а челноки стартовали исключительно с космодромов.
«Вот передам донесение, можно будет слетать на Япет, попытаться что-то разведать. Конечно, над его загадкой бьются сотни людей, но, может, я пойму то, что ото всех ускользало? В частности, прилетели ли они специально или просто сбились с курса?»
И вновь принцессе показалось, что она близка к разгадке, что факты у нее в голове сами собой складываются в общую картину, которую она пока не может осознать.
Следователь сцепил пальцы и посмотрел на Елену Варфоломеевну.
– Мне нравятся неприступные женщины, – сказал он. – Но всему же есть предел. Время тургеневских барышень, не дававших поцелуя без любви, прошло.
– У меня принципы, – ответила няня. – К тому же поцелуй с любовью и поцелуй без любви – это две огромные разницы, столь значительные, что, познав любовь, без сильных чувств уже и не хочется ничего делать. Бессмысленно. Пресно. Суррогат эдакий.
– А когда чувства есть, – подхватил следователь, – то земля уходит из-под ног, дыхание перехватывает от счастья, сердце стучит и разум заливает эйфория?
– Именно.
Следователь откинулся на спинку стула и посмотрел на нее через стол.
– Знаю. Вы храните верность покойному мужу. Уже лет десять, наверное?
– Не надо смеяться, – холодно сказала Елена Варфоломеевна.
– Я не смеюсь. Впору рыдать, – произнес следователь. – Даже с учетом того, что секс без любви слабая и жалкая подделка под настоящую близость. У вас-то даже подделки нет.
Елена Варфоломеевна бросила на него гневный взгляд. Следователь наклонился вперед.
– Вы знаете, что ваша Маша Кукевич, которую вы упорно считаете невиновной, – известная брачная аферистка?
Елена Варфоломеевна подавилась кофе.
– Да вы что?
– Точно. Она не так уж и юна, ей тридцать шесть, но выглядит она моложе. Так вот. Десять лет назад Маша Кукевич была осуждена за многомужество. И за мошенничество. Она выходила замуж, и опять выходила, и снова выходила.
– А на следующее утро исчезала со всеми свадебными подарками, что ли?
– Нет, она осчастливливала таким образом гостей нашей родины. Чтобы они могли получить в России легальный статус и претендовать на гражданство. Только сначала Маша Кукевич все же вела себя прилично и разводилась с каждым старым мужем прежде, чем заиметь нового. Но потом перестала разводиться и начала только выходить замуж. Потому что паспорт был весь в штампах, ставить уже некуда было. Так вот. В какой-то момент у нее образовался столь большой гарем, что этим фактом заинтересовались правоохранительные органы. А вы, дорогая Елена Варфоломеевна, мне все уши прожужжали, что яд Маше подкинули и Маша ничего про него не знает. Что в четыре утра девушка наша выбрасывала мусор, а не что-то криминальное. И вообще, что она не могла убить Федора Чудникова, потому что была в него дико влюблена.
– Я и сейчас так думаю, – сказала няня.
– Смотрите, может быть, дело было так, – произнес следователь, наклоняясь вперед через стол и почти касаясь Елены Варфоломеевны. – Нинель Петровна сама отравилась. Где уж она взяла этот цианистый водород, я не знаю. Но после того, как ее муж решил уйти к Маше Кукевич и подал на развод, она выпила чашечку кофе с цианидом и умерла. Подавленный горем и муками совести муж не нашел ничего лучшего, как обвинить в ее смерти свою новоявленную подругу. «Маша, – сказал Чудников, – это ты виновата! Ты! Ты ее убила!»
– Да, – согласилась няня, – помнишь, как Маша говорила нам, что «Федя ее и видеть не хочет, потому что считает, что это она убила Нинель Петровну Чудникову, его жену?».
– То есть хороший и добрый человек Федор Чудников обвинял свою любовницу Машу Кукевич в смерти супруги, обещая ее посадить всерьез и надолго, и Маше ничего не оставалось делать, как отравить Федора.
Следователь поднял палец вверх.
– Она его любила, я чувствую, – сказала Елена Варфоломеевна.
– Конечно, любила. И поэтому так расстроилась, что ей пришлось его убить! Еще и ядом, который она нашла в его квартире. И подлила ему в суп. Маша, я думаю, справедливо рассудила, что если Нинель Петровна отравилась цианистым водородом, то где-то дома у нее могли остаться еще запасы. Маша пришла ночью к Федору, и когда он, выполнив свой сексуальный долг, захрапел, Кукевич нашла яд и вылила его в суп Федору. После чего ушла домой.
– Яд был в супе?
– Ага.
– Ты все время делаешь поспешные выводы, – проговорила Елена Варфоломеевна, – сначала ты вообще думал, что Нинель Петровну дети эти убили… Миша и Катя. Кстати, их так и не нашли. К счастью. Теперь вот решил, что виновата Маша Кукевич. А может, Маша вовсе ни при чем?
– А почему детей не нашли «к счастью»? – спросил следователь. – Помогли бы следствию.
Няня сцепила рука.
– Мишу и Катю ищут, помимо родителей, бывший жених Кати, опасный, на мой взгляд, человек. Он хотел поправить с помощью брака с Катей свои дела, кроме того, как я понимаю, Катя ему действительно нравилась, но не по-хорошему, а деструктивно – он хотел получить ее в свою власть. И вдруг она ускользнула, причем сильно унизив его, потому что ее демарш произошел прямо на свадьбе. Теперь этот парень хочет отомстить. А так как, судя по его лицу и глазам, он человек жестокий, не хотелось бы, чтобы Миша и Катя ему попались.
– Да уж, – сказал следователь и бросил на няню жгучий взгляд, который пронзил ее до самых пяток, – лучше иметь дело с молодой и красивой вдовой. Каменные статуи командора у нас вроде больше не ходят. К счастью.
Кроки открыл глаза. Та же камера. Тот же намордник. Замотанные цепью лапы. Его обманули, никто не собирался его выпускать. В бессильной ярости крокодил рванулся, пытаясь вырваться из оков, кости его затрещали, связки напряглись. Но все было тщетно, ни один зомби не заглянул в окошечко в ответ на его истерику. Камера была заперта, но, похоже, его никто не охранял.
– Где зомби? – подумал крокодил.
Но даже в отсутствие охраны он не мог вырваться ни из оков, ни из клетки.
– Гады! – крикнул Кроки. – Сволочи!
Принцесса ждала его в лесу. Множество существ, выполнявших добрые, конструктивные дела – все ждали его помощи. Он должен был обеспечить доставку донесения, защиту угнетаемым, спасение обижаемым, он, Кроки, олицетворял защиту и справедливость. Он переступил через себя, он заплатил двести долларов… И все оказалось зря.
Какое-то шестое чувство заставило Катю сбросить очки и наушники и резко повернуться. Дверь в квартиру была открыта, и в нее заходили люди. Парни в темных очках и куртках, с невыразительными глазами. Они выглядели как члены какой-нибудь секты, воля которых подавлена. Глаза были пусты, как будто их ничего на свете не интересовало, кроме задачи угодить боссу.
