— Приезжали кредиторы Алмаза, — ответила Татьяна, — стали хулиганить, я вмешалась, они стукнули меня несколько раз. Потом уехали.
— А сам постановщик мюзиклов где? — спросил Краб, храня спокойствие.
— Он ушел и обещал больше не возвращаться, — ответила Татьяна, — я ему денег дала на первое время. Так что давай не будем о грустном, мы с тобой не горцы, кровной местью заниматься не будем. Улетим завтра в Турцию и будем отдыхать…
— Нет уж, погоди, — остановил её Краб, — Турция Турцией, но я не позволю, чтобы всякие отморозки безнаказанно били по лицу мою дочь. Кто это такие вообще, что за кредиторы? Кто их сюда привел?
— Привел мой продюсер Яков Захожин, — ответила Татьяна, — ему Алмаз тоже должен десять тысяч долларов, вот он и решил заодно с Насосовым сорвать и свой долг с певца.
И тут в домофон позвонили, Татьяна взглянула на монитор и увидела сначала огромный букет роз, а уже потом извиняющуюся мину Захожина.
— Сам пришел! — сказал Краб, тоже узнав продюсера. — Пусть заходит!
— Папа, не надо только его бить, — попросила Татьяна, открывая дверь подъезда, — я тебя прошу, давай сначала во всем разберемся.
— Хорошо, — покорно согласился Краб, — сначала разберемся…
Матвей на всякий случай встал с пуфика и отошел в сторонку ближе к кухне. Характер Краба он успел уже изучить. Дверцы лифта в подъезде открылись, Татьяна щелкнула замком и толкнула дверь наружу. В щель просунулся букет ярко-красных роз. Захожин еще не видел, что за косяком двери стоит Краб, потому улыбался Татьяне и начал с порога произносить извинительную речь.
— Татьяна, просто меня, дурака, я всё исправлю…
Но закончить речь ему не дали, Краб вынырнул из-за косяка, схватил за плечо и с ходу врезал ему в солнечное сплетение под букет, потом перехватил за загривок и насадил его пах на свое колено. Продюсер букет выронил, розы рассыпались на полу и Захожин рухнул на них на колени. Жесткие шипы впились в пухлые коленки, продюсер хотел закричать, позвать на помощь, но не мог даже вдохнуть. Краб затащил его за шиворот в квартиру, швырнул на пол и захлопнул тяжелую дверь, подавив розы. Захожин рухнул на паркет, словно мешок картошки, сброшенный колхозником с кузова полуторки.
— Папа!!! — вскрикнула Татьяна. — Я же просила его не бить, а сначала разобраться!!!
Краб в сердцах стукнул себя ладонью по лбу и сказал с досадой:
— Извини, дочь, перепутал, ночь была такой трудной, я не выспался! Ты мне сказала сначала разобраться, а потом бить? Вот ёлки-палки, а я-то подумал, что сначала бить, а потом разбираться!
— Да ну тебя, — махнула рукой Татьяна, понимая что отец просто дурачится.
В принципе Захожину поделом досталось, он и правда притащил в её дом отморозков, а потом прятался в коридоре, когда Татьяну били. Захожин валялся на полу не эстетично. Продюсер на полу всегда выглядит не эстетично, особенно, если он еще воздух хватает ртом не в силах вдохнуть. Краб присел перед ним на корточки и сказал:
— Сейчас отдышишься и расскажешь мне где искать этих кредиторов, которые приходили сюда, пока меня не было!
Захожин торопливо закивал, показывая, что он с радостью все расскажет и покажет, лишь бы его больше не били.
Глава 11, целиком посвященная дракам
***
Из кабинета Хорьковского его помощник и два охранника после окрика своего шефа: «Вон отсюда!» вылетели пулей, захлопнув за собой дверь. Магнат подскочил к Алмазу, схватил его за грудки, толкнул и прижал к стенке. Глаза его светились бешенством и Алмаз подумал о том, что, наверное, не стоило вот так резко и неожиданно рассказывать магнату о изменице-жене, нужно было сначала как-то мягко подвести к этому.
— Где она была с этим Владиком, говори? — свирепея еще больше шипел прямо в лицо Алмазу Хорьковский, брызгая слюной. — Где она была?
— У певицы Татьяны, — ответил Алмаз, — я жил у Татьяны по семейным обстоятельствам,
пару дней, а сегодня утром ваша жена Виктория пришла туда с братом Татьяны Владиком. Она говорила, что вы в Сибири и у неё есть время оторваться.
— Оторваться… — непроизвольно повторил магнат, ошеломленный известием.
Он вроде как успокоился, у Алмаза с души камень упал, но вдруг магнат дернул на себя Алмаза и коленом врезал ему в пах. Певец ойкнул, побледнел и на его бледном лице отчетливо проступили синяки, оставленные громилами Насосова. Хорьковский отпустил лацканы Алмаза и певец медленно завалился на бок рядом с плинтусом.
Хорьковский подошел к столу, взял с него бутылку «Боржоми», открыл отвинчивающуюся крышку и стал наливать в стакан. Рука его заметно дрожала, горлышко бутылки колотило по краю стакана мелкой дрожью. Алмаз на полу корчился от невыносимой боли.
Магнат сделал несколько небольших глотков минералки, поставил стакан на стол, подошел к Алмазу и спросил:
— Откуда ты знаешь, что это была моя жена? Ты что помнишь её в лицо?
— Да она сама мне рассказывала, что она ваша жена, — сквозь зубы процедил Алмаз
сведенные от боли, — она болтушка.
— Она доверчивая очень, — сказал магнат, — она ж не думала, что ты такая сволочь побежишь мне «стучать»!
— Так что я еще и виноват? — возмутился Алмаз. — Я как честный человек, просто обязан был…
Почему-то эта фраза очень разозлила магната.
— Ах, ты честный человек? — с ужасающим спокойствием переспросил магнат.
Глаза его налились кровью. Алмаз понял, что зря он сюда пришёл. Он-то полагал получить награду за свою наблюдательность, а похоже попал из огня да полымя. Хорьковский вспомнил как дышала при разговоре по телефону Виктория и на ум ему пришло, что именно так она дышит, когда они вместе предаются утехам любви. Он не знал, как именно она дышит на беговой дорожке, он с ней рядом ни разу не бегал, поэтому и не заподозрил сразу неладного, а теперь только все понял. Не бегала, она тогда, ох, не бегала. он размахнулся ногой и со всей силы пнул певца в живот. Алмаза скрючило, как складной метр, он схватился за живот и сильно закашлялся и стал сучить ногами. Хорьковский отвернулся, снова подошёл к стакану с минеральной водой, сделал глоток и смачно выругался вслух. Потом опустился на стул и ослабил галстук. Алмаз понемногу начал дышать, ему хотелось быть ящерицей, чтобы иметь возможность уползти отсюда.
— Ты, мразь, ты же мне всю жизнь поломал, — тихо произнёс магнат, — я же люблю её больше жизни, она для меня всё!
— Но почему я поломал? — осторожно спросил Алмаз, прижимаясь к стенке. — Я просто хотел открыть вам глаза, пока это не приняло катастрофические формы!
Хорьковский поднялся со стула, Алмаз вскочил на четвереньки и бросился к двери.
— Стоять!!! — скомандовал ему магнат.
Певец остановился. И правда — куда ему бежать, ведь за дверью охрана и по периметру охрана. Бежать ему некогда, нужно вынести это все до конца.
— Встань и иди сядь на стул, — приказал Хорьковский, — вот сюда напротив меня.
Алмаз опасливо поднялся и по стеночке пробрался к стулу. Похоже было, что гнев магната уже прошел, но Алмаз еще помнил как он двинул ему коленом абсолютно беззлобно. Хорьковский кивнул ему на стул, певец сел, прикрыв на всякий случай свое достоинство ладонями.
— Так ты говоришь, она целовалась с ним и сидела у него на коленях? — спросил он у Алмаза.
— Да, — ответил он, — я видел всё это своими глазами.
— А он-то кто такой этот Владик? — спросил магнат, глядя мимо Алмаза, поверх его головы.
— Обычный танцовщик из стриптиз-клуба, деревня, — ответил Алмаз.
— Лет ему сколько?
— Лет приблизительно двадцать. Деревенский такой олух…
— Олух, говоришь? — ледяным тоном поинтересовался магнат.
Алмаз и не знал как ему себя дальше вести. Он-то рассчитывал на награду за то, что он откроет глаза магнату на неверную жену, а его избили и что дальше будет — вообще не ясно. Наверняка этот Стравинский телок в сауну таскает, стиль жизни у них такой и в каждом городе у него по любовнице, а вот как оскорбился, что жена ему рогов понаставила! Желваки на скулах заходили ходуном, глаза опять налились злобой и ревностью. Алмаз готов был упасть в обморок от перенапряжения. Последние два дня его били столько сколько не били никогда в жизни.
Алмаз подумал, что его сейчас опять будут бить, но магнат больше пинаться не стал, потер виски пальцами и сказал:
— Я не первый день живу на свете и знаю, что ты пришел сюда не потому что ты честный человек, а потому что ты хочешь поиметь с меня. Наверное денег.
— Честное слово… — начал было оправдываться Алмаз.
И тут опять магнат вдруг как врезал ему в челюсть тяжелым боксерским ударом сбоку с такой силой, что Алмаза со стула как ветром сдуло. Он упал, вскочил, его повело в сторону, он свалился на стол скатился с него и рухнул на ковер.