Ничего, подождет, отмахнулась плутовка и, дав задание молоденькой продавщице заполнить тележку продуктами на сто американских рубликов, потащила меня в подсобку, где вкусно пахло мукой, колбасой и какими-то восточными пряностями.
— А мышей нет? — почему-то поинтересовался я.
— Есть, — отвечала Ирочка, — и я даже знаю, в какой норке она прячется, — заставила меня плюхнуться на тугой мешок с сахаром, прибывшим, если судить по чернильному клейму, из южного города Николаева. — Вот наша мышка, — сказала потом. — Нет, это не мышка, это уже слоник с хоботом. Ну, как наш слон трубит?..
И через минуту мир для меня изменился — будто я переместился в другую реальность и в другую эпоху. Я увидел мощных боевых слонов Индокитая, рвущихся на поля сражений. Я услышал звон малиновых колоколов и удары военных барабанов. Я удивился людям, миллионами входящим в священную реку Ганг.
Потом ощутил необыкновенную легкость в теле — моя душа ещё выше воспарила над пыльной планетой, и я усмотрел заснеженные горы Непала и пагоды в них, где молились своему невозмутимому многорукому Богу верующие в краповых хитонах.
После увидел: далекие горы приходят в движение, словно в них начинаются вулканические процессы. Над их чистыми маковками закурился дымок, превращающийся с каждой секундой в гигантскую дымовую завесу.
Наконец, чудовищная огненная магмы вырвалась наружу, и моя парящая душа от этого великолепного зрелища буквально завизжала, захлебываясь от сладострастного пароксизма неземного наслаждения.
… По возвращению на грешную землю обнаружил себя с голым задом, провалившимся в мешок с сахаром. Проклятая мешковина оказалась недоброкачественной и треснула, когда мы с Ирочкой елозили на ней. Было очень смешно — не мне.
— Можешь чай более не сладить, — смеялась работящая женщина. — Надолго запомнишь мою любовь — цукорную.
— Вот именно, чувствую себя цукатом, — пытался привести себя в порядок.
— В следующий раз на красном перце, — продолжала шутить и смеяться баловница. — Или на черном! Ха-ха!
К счастью, на этом наше беглое амурное свидание заканчивается. С наполненной доверху сумкой на колесиках и переполненными чувствами прибываю в дом родной.
Еще на лестнице слышу телефонный перезвон и вопли Илюши Шепотинника, который до ужаса не любит подобного механического вторжения в свою жизнь.
Чертыхаясь, оставляю тележку у двери и бегу к аппарату. Кто там ещё по мою душу?
— Это Мукомольников? — слышу женский, неприятный и официальный голос. Я отвечаю — да, я — это я. — Очень хорошо. То есть ничего хорошего, конечно.
— В чем дело? — нервничаю.
— Лидия Ивановна Шепотинник вам родственница?
— Родственница, — вру. — Дальняя.
— Вы знаете, — говорит невидимая тетка таким тоном, будто участвует в праздничном шоу, — она умерла.
Я не понимаю информации, и поэтому переспрашиваю с нечаянно-циничным удивлением:
— Как это умерла?!
— Умерла во время операции, — слышу. — Запущенная форма рака пищевода. Наши врачи сделали все, что могли.
— Спасибо, — и отвечаю на какие-то вопросы, связанные с погребением. Оказывается, ритуальные услуги можно комплексно организовать в ООО «Лаванда», которое находится при областной больнице. — Удобно, соглашаюсь. — Всего хорошего, — заканчиваю разговор.
Возникает странное чувство, точно мне снится сон — дурной сон, где проистекают такие мимолетные события, что не успеваешь не только их пережить, но и осознать.
Лидия умерла. Почему умерла? Как это умерла? Еще утром была жива? И умерла? Не может быть?
И ловлю себя на мысли, что задаю эти вопросы в знакомой мне последовательности и понимаю, что в каком-то смысле повторяю своего сумасшедшего друга детства.
Вероятно, когда ты растерян и напуган, начинаешь задавать себе самые примитивные вопросы, на которые нельзя получить толкового ответа. Не получая простого ответа на простые вопросы, начинаешь сходить с ума. Почему? А нарушена логическая связь: задан вопрос, но не получен ответ.
Лидия умерла. Почему? Ответ — болела. Если бы не болела — не умерла. Запущенная форма рака, сказали. Врачи сделали все, что могли, сказали. И я на это ответил — спасибо. Как я мог в подобном случае произнести «спасибо»?
Дело в том, что я, очевидно, воспитанный человек. И даже в таких случаях благодарю за новость. Оказывается, можно оставаться любезным даже тогда, когда тебе сообщают о смерти близкого. Почему? Нет ответа на этот вопрос, как нет больше Лидии. Еще утром она верила, что вернется, теперь день — и она уже никогда не вернется. Мы остались одни, я и младший её брат. Вот в чем проблема — остались одни, как потерявшиеся дети на шумной городской улице. А это уже совсем другая жизненная ситуация — для меня.
Признаться, не люблю брать никакой ответственности. Все мои конфликты с милыми барышнями исключительно из-за этого. Они хотят чувствовать себя со мной, как за каменной стеной. А какая может быть стена из камня в государстве, где класс сильного пола унижен и практически уничтожен на корню; нет, мы ещё способны ухаживать за любимыми — подавать им меховое пальто, переносить через лужи, платить за вегетарианский ужин, но все это, надо сказать правду, до первого траха.
Взяв неприступную крепость, скажем так, рыцарь теряет к ней интерес такова его эгоистическая природа. Как говорится, любовь любовью, а домашние тапочки врозь.
Я строил отношения так, чтобы не быть никому обязанным, и вот такой неприятный и печальный оборот дела. Лидии все одно — её уже нет, а мы остались жить, и у нас, подозреваю, будет много проблем.
— Хватит блажить, — говорю я тому, кто куда счастливее меня. — Вот тебе пазлы — собирай кораблик.
— Дырка от бублика? Или бублик с дыркой? Кто найдет дырку от бублика? — бормотал Илюша, усаживаясь за стол. — У нас есть дырка от бублика? Дырка от бублика? Или бублик с дыркой? Дайте мне бублик…
— На, — высыпал пластмассовые пазлы на стол. — Будь умненьким. Я скоро вернусь.
— Ыыы, — заныл Илья, словно соглашаясь со мной, и потянулся к игрушке.
Оставив на всякий случай соседу Павлову ключ от квартиры, я помчался на частной машине в люберецкий район, где находилось погребальное ООО «Лаванда». Еще утром мечтал заработать миллион, а теперь мои мысли заняты совсем другим.
Парадоксальна наша жизнь. Не знаем мы своего будущего. И слава Богу, что не знаем. Проснувшись, тешим себя надеждами на удачный денек, а к вечеру уже торопимся в прозекторскую, чтобы уладить все формальности.
Областная больница находилась под малахитовой Малаховкой. Кажется, раньше здесь была барская усадьба, потом к ней пристроили несколько панельных корпусов и окружили территорию бетонным забором, дырявым от времени.
Без труда нашел типичное одноэтажное здание, прячущееся в плотных деревьях и кустарнике. На стене была прибита вывеска с намалеванным лютиком. На лавочке курили два работника мертвецкой с пропойными гладиаторскими рожами. У порога лежала собака, похожая на пьяную привокзальную бабу.
— Мужики, — обратился к пролетариям покойницкой. — Где тут оформляют похороны?
— Погребения-с, — поправил один из работников и крикнул в открытую дверь. — Лаванда Обхуиновна?! — И мне: — Кто ушел-то?
— Куда ушел? — не понял.
— Туда, — ухмыльнулись мои собеседники, дергаясь костлявыми плечами к небу.
— Сестра, — солгал, чтобы снять все вопросы.
Наконец из прозекторской выступила тяжелая бой-баба с такой размалеванной физиономией, что у меня возникло впечатление — участвую в постановки японского театра «кабуки».
— Какая Ф.И.О.? — вопросила дама и оценивающе глянула на меня, как таджикский бай на афганского раба.
Я прекрасно понял этот взгляд и, назвав фамилию усопшей, вырвал из кармана пять американских ассигнаций:
— Лаванда Обхуиновна, чтобы без проблем?
— А какие проблемы? — заулыбалась та, как полная южная луна. Контингент у нас спокойный. Еще не один не убежал, — пошутив под одобрительный смешок мужичков, пообещала организовать вывоз тела Шепотинник Л.И. и погребение его на местном кладбище в самых лучших традициях: сосновый гроб, еловые венки, белые тапочки…
— Белые тапочки, — повторил я и покинул общество веселеньких стервятников, впрочем, не осуждая их: каждый кормится, как может.
Итак, самая главная проблема текущего дня была практически решена завтра в полдень похороны. Мое оптовое приобретение продуктов оказалось весьма кстати. М-да. Устроим поминки с теми, кто знал Лидию. Эх, Лидия-Лидия! Как же так? Эх-ма, жизнь наша! И устремляюсь на очередном частном авто в город, уже темнеющим в смурых сумерках.
Что и говорить, день выдался сумасбродным. Такое впечатление, что некая мрачная сила решила испытать меня на прочность. За что такая честь? Не ведаю, да знаю, что удары рока надо держать. В противном случае, теряется всякий смысл делать вид, что живешь.
