Что и говорить, день выдался сумасбродным. Такое впечатление, что некая мрачная сила решила испытать меня на прочность. За что такая честь? Не ведаю, да знаю, что удары рока надо держать. В противном случае, теряется всякий смысл делать вид, что живешь.
Позже выяснится, что этот день был печальным, но и самым спокойным в моей продолжающейся молодой жизни. Этого не знал и поэтому чувствовал себя разбитым и утомленным.
Шаркая по сбитым ступенькам лестницы родного дома, вновь услышал телефонный трезвон в квартире и нервные вопли Илюши. Что за проклятие, взвился я, когда-нибудь этот наглый бедлам закончится или нет?
У двери страдал с ключами старенький сосед Павлин Павлинович Павлов, по прозвищу Павиан Павианович из-за пористой краснознаменной рожицы, похожей понятно на что.
— Чегось не открывается, мил человек?
— Сейчас, батя, — хрустнул ключом в замке и завалился в прихожую. Павлиныч, иди на кухню, — успел крикнуть, — помянем Лидию. А ты не ори, как ненормальный, — обратился к страдающему Илье и вырывал трубку из аппарата. — Да?!
— Добрый вечер, — услышал голос и узнал его.
«Добрый вечер» — это надо было так попасть в масть, но сдержал свои бушующие чувства:
— Я слушаю, Мая?
— Я бы хотела с тобой встретиться, Слава.
— Зачем?
— Поговорить.
— О чем?
— Не хами.
Вечная борьба противоположностей: принцесса и нищий. Но почему принцесса мечтает о встрече с голодранцем? Какие на то причины? Покувыркаться на панцирной кровати? Нет. Поговорить по душам? Нет. Поведать некую страшную тайну? Вот это возможно.
— Хорошо, — говорю я, — приезжай ко мне.
— Лучше встретимся в ресторане «Метрополя», — говорит так, будто приглашает кушать пирожки с тушканчиками на углу Тверской и Ямской.
— Прости, — говорю не без пафоса, — у меня серьезные причины, чтобы сегодня быть дома.
— Какие причины? — голос, где звенит на морозе ультрамариновая сталь.
Я отвечаю на этот вопрос — и девушка после коматозной заминки интересуется адресом.
— К нам в гости прибудет принцесса, — сообщаю новость Илюше. — Веди себя хорошо. Договорились?
Тот увлечен пазлами и не обращает на меня внимания. Я топаю на кухню, где хозяйничает сосед Павлов: рубит колбасу на колесики и режет на куски черный хлеб:
— Лидия, вправду, померла?
— Павлиныч, этим не шутят, — открываю бутылку водки. — Давай, помянем рабу Божью, — наполняю стаканы. — Хорошая она была.
— Господи, вот дела какие, — морщится сосед. — А как же Илья теперь?
— Спроси, что полегче, батя, — и заглатываю водку — и пью её, как воду.
Как ответить на вопросы, которые пока не имеют ответа? Остается только жить и верить, что жизнь сама найдет идеальное решение.
Скоро знакомое мне спортивно-буржуазное авто закатывает в наш пролетарский дворик. Я же сижу на балконе и по телефону обзваниваю всех, кто знал Лидию.
— Какое несчастье, — говорят люди, — такая молодая. Как же так? Почему?
Я отвечаю дежурными фразами и чувствую раздражение от общей бестолковости и слезливости. Такое впечатление: живые от дум, что тоже когда-нибудь падут питательными брикетами в землю, приходят в ужас и теряют последний ум.
Тем временем из авто выходит девушка Мая — она легка и модна. Осматривается, как звездолетчица, попавшая на незнакомую и опасную планету. Беспардонным окриком привлекаю её внимание — указываю рукой на подъезд. Чувствую: во мне корежится скверненький тушинский люмпен с множеством комплексов, да ничего не могу с собой поделать.
— Привет, — открываю дверь аристократической особе. — Проходи и знакомься — Павиан… э-э-э… Павлин Павлинович, а это Илюша. Так мы живем, — говорю вызывающе. — И так живет большинство граждан России.
— Прекрати, гражданин России, — морщит носик. — И что в этом хорошего?
Я не успеваю ответить — на авансцену выступает Илья Шепотинник, артист театра имени себя. Осмыслив, что перед ним новый незнакомый человек, он принимается гримасничать, как обезьянка на плече укротителя, и городить зоофилософскую белиберду:
— Птица страус бежит быстрее, чем самая быстрая лошадь, но и она тяжело прячет голову в тяжелую землю; так и человек, который ещё не может летать. Тяжелой называется у него земля и жизнь: так хочет дух тяжести! Но кто хочет сделаться легким и птицей, тот должен любить самого себя.
— Не обращай внимания, — сказал я на это. — Это младший брат Лидии. Аутист. Видела фильм «Человек дождя»? Псих, но с выдающимися способностями. Пазлы, например, собирает за раз.
— Молодец, — похвалила Мая, правда, глядя на того сострадательно.
— Ничего, привыкнешь, — успокоил и указал на кухню. — Мы тут с Павианом… э-э-э… Павлинычем… Конечно, не ресторан «Метрополя», но прошу: чем богаты, тем рады.
Неглупый сосед понял, что он лишний на этом празднике жизни и удалился домой отдыхать на тахте из бывшего ГДР.
Я и Мая сели за столик под абажур и уставились друг на друга, будто принимали участие в ТВ-программе для крайних дебилов «Моя семья».
— Я хочу поговорить с тобой, Слава, — наконец сказала девушка. — И наша беседа строго конфиденциальна. Если, конечно, хочешь мне зла…
— Не говори загадками, — потребовал. — Что случилось?
Первое мое желание после того, как выслушал девушку, было самое экстремистское: приобрести пуд тротила и взорвать ВБ к чертовой матери. Второе — напиться и забыться. Третье — напиться, а после застрелиться. В чем же дело? Все просто — как я и догадывался, игра на бирже шла нечестная. Во всяком случае, меня сделали на пятнадцать тысяч долларов. Кто? Тот, кто контролирует всю работу валютной биржи. Конкретных имен Мая не знала.
— Разузнаем у твоего деда, — горячился. — Он-то, наверняка, имеет сведения?
— Слава, я же просила, — укоризненно качала головой. — Это не игры в бирюльки. Дед — официальный директор и ведет «белую» кассу.
— Следовательно, имеется неофициальный директор, — сделал вывод, — и «черная» касса?
— Есть, да не про нашу честь, — и открыла дамскую сумочку. — Давай рассуждать трезво, — покосилась на бутылку водки. — Предположим, в том, что случилось, моя вина наполовину, — вытащила твердую пачку банкнот. — А за все надо платить. Здесь семь с половиной тысяч долларов.
— А была раньше тысяча? — вредно заметил. — Почему?
— По кочану. Бери, пока дают.
Я наполнил стакан водкой, залил её в свой запальчивый организм, хрумкнул малосольным огурчиком и гордо сообщил, что не нуждаюсь в подачках.
— Ну, нахал, — возмущаясь, всплеснула руками. — Сколько тебе надо?
— Миллион, — икнул я.
Увы, вечеринка не удалась — Мая вздохнула, молча покрутила пальцем у своего виска, затолкала денежную пачечку в сумочку и удалилась, как дама высшего света из грязного борделя. И правильно сделала — таких дураков на свете всего двое: я и мой друг детства.
Оба мы живем иллюзиями и вполне счастливы, плутая в своих заблуждениях, как в зарослях цепкого терновника, веточки которого, помнится, кроваво впивались в лоб сына Божьего, распятого за грехи человеческие.
ОН терпел — почему бы и нам не потерпеть? Вера дает свободу, ибо верить значит быть правым.
Утром я решал единственный вопрос: брать на кладбище аутиста или нет? С одной стороны — надо, с другой — поймет ли Илья то, что будет происходить? Какое ему дело до смерти старшей сестры, коль живет в придуманном мирке? Потом решил: надо таки взять с собой, чтобы все было по-людски.
Обнаружив в шкафу малоношеный костюм отца и чистую рубаху, предложил Илюше. Тот, умытый и побритый, приоделся и стал походить на вполне нормального гражданина своего больного отечества.
— Класс! — сказал я. — Теперь с тобой, дружок, можно выходить в свет. Только постарайся больше молчать. Молчание — золото. Ты меня понял? Вижу, что понял. Тогда — вперед!
ООО «Лаванда» во главе с одноименной колоритной руководительницей сдержали слово — никаких проблем не возникло: к двум часам по тихому полудню все было закончено.
Провожать Лидию пришло несколько бывших одноклассниц, помятых мужьями и жизнью, и тушинские соседи. Вася Сухой обещался приехать, да так и не вырвался из капкана своих бандитско-деловых побоищ.
Покойная походила на куклу, и казалось, что, если её поднять из короба гроба, то откроет глаза. Павлин Павлинович Павлов сказал несколько слов у могилы — трафаретных, как кладбищенские таблички, размытые дождем. Илья стоял рядом со мной и никаких чувств не испытывал. Очевидно, он даже не понимал сути происходящего? А если понимал, почему смотрел на мертвую старшую сестру с равнодушием пня? Видимо, в его, аутистском, мире не существовало такого понятия, как смерть.
Потом могильщики замахали лопатами, и скоро образовался холмик из буро-мокрого глинозема. Его прикрыли венками, установили металлическую табличку с фамилией и цифрами, обозначающими год рождения и год смерти. Никогда не подозревал, что подобное может происходить так буднично, спокойно и как-то по-домашнему.
