— Этот проклятый инспектор Росс потащил меня в… короче говоря, он потребовал, чтобы я пошел с ним и взглянул на нее. Понадобилось подтвердить ее личность.
— Мне очень жаль, — сказала я. — Представляю, как вам пришлось тяжело.
— Да уж! — ответил Фрэнк, немного успокаиваясь. — Что ж, с этим покончено. Теперь мы знаем, что с ней случилось. Хотя… все-таки не знаем. Нам известно только, что какой-то злодей до смерти избил ее чем-то тяжелым.
— Значит, вот как она умерла? — с трудом спросила я.
— Видимо, да. Рану они прикрыли. Спасибо, что хоть от такого зрелища меня избавили…
— Ее нашли в Агартауне, — сказала я. — Не в бывшем ли владении тети Парри?
— Понятия не имею, — надулся Фрэнк.
— Когда вы рассказывали, что у вашей тетушки были там дома, вы умолчали о том, что это трущобы.
Фрэнк впервые посмотрел на меня в упор налитыми кровью глазами.
— Да уж, там были не дворцы. Но беднякам тоже надо где-то жить, и у их жилья должен быть владелец. Плату за проживание с них спрашивали грошовую, так что многого им ждать не приходилось… И все-таки у них была крыша над головой. По-моему, в других условиях эти люди жить просто не смогли бы.
Я открыла было рот, собираясь возразить, но передумала. Фрэнк был не в том состоянии, чтобы с ним спорить. Пришлось сделать вид, будто я не заметила, с каким презрением Фрэнк отзывается о несчастных обитателях Агартауна. Ему пришлось пройти через ужасное испытание; бесполезно ожидать от него сочувствия к жильцам бывших домов тети Парри.
— Вчера Тиббет ужинал здесь? — спросил Фрэнк. — Наверное, был. Воображаю, как он тут разглагольствовал! Оказался в своей стихии…
— Нет, вчера он не приходил, — ответила я. — Ему послали письмо с приглашением, но оказалось, что его нет дома.
— Значит, явится сегодня после обеда — вот увидите, — буркнул Фрэнк. — Кстати, сегодня четверг; по четвергам он всегда ужинает у тети. Ну, я пошел на работу. Надеюсь, начальство не подумает обо мне плохо… хотя, наверное, подумает. Правительство ее величества не любит, когда с мелкими сошками случаются такие происшествия!
В столовую снова вплыл Симмс и остановился у стула Фрэнка.
— Должен сообщить, сэр, что пришли двое полицейских, сержант и констебль. Они спустились на кухню и хотят допросить прислугу. Боюсь, их расспросы помешают нам работать, вести хозяйство…
— Ну и ладно. Меня здесь не будет, и я ничего не почувствую, — отрывисто ответил Фрэнк. — А миссис Парри, скорее всего, не спустится до полудня, как обычно. Они ведь не хотят повидаться с ней?
— Нет, сэр. Насколько я понял, их интересуют только слуги.
— Скажите, пожалуйста, как к произошедшему отнеслась миссис Симмс? — спросила я у дворецкого. — И Уилкинс, и… другая девушка? — Я чуть не назвала ее «Ложкинс», но вовремя сообразила, что каламбуры Фрэнка сейчас неуместны, и осведомилась у Симмса, как фамилия второй служанки.
— Эллис, мисс. Миссис Симмс справляется неплохо, спасибо. И Эстер Ньюджент тоже. Ну а Уилкинс и Эллис… — Дворецкий неодобрительно поджал губы, и мне показалось, что сквозь ледяную оболочку вот-вот пробьется что-то человеческое. — К сожалению, мисс, две молодые особы, о которых вы спрашиваете, очень рады всему происходящему.
— Вот видите? — обратился ко мне Фрэнк. — Как говорится, не бывает худа без добра… — Внезапно он с горечью рассмеялся, а потом резко встал, отодвинув стул. — Ну, я пойду. Мне еще предстоит убедить свое министерское начальство, что я не пользуюсь дурной репутацией и представительницы слабого пола, живущие со мной под одной крышей, не умрут при сомнительных обстоятельствах. Если среди слуг начнется паника и они поднимут бунт, придется вам, Лиззи, разбираться с ними самой. До вечера!
Я не могла припомнить, чтобы разрешала Фрэнку столь фамильярно обращаться ко мне. Мне было приятно, когда так меня называл инспектор Росс, ведь он помнил меня девочкой. Но в устах Фрэнка такое обращение звучало проявлением его всегдашнего высокомерия. Бесси он называл просто «грибом», уверял, что Уилкинс и Ложкине — самые подходящие фамилии для служанок. Да и компаньонки, хотя и не относились к числу слуг, неизменно звались уменьшительными именами. Что с того, что я жила в доме почти на положении родственницы? Мэдди Хексем. Лиззи Мартин… В общем, я выразительно посмотрела на него, но при Симмсе воздержалась от замечаний.
Однако оказалось, что Симмса его слова тоже задели.
— Сэр, если на кухне возникнут какие-либо беспорядки, я со всем разберусь, — заверил он.
Как и предсказал Фрэнк, доктор Тиббет явился ближе к вечеру. Он уже все знал. По-моему, мало кто из жителей Лондона не слышал, что у нас случилось. Мимо наших окон проходили незнакомые люди, украдкой посматривая на дом и перешептываясь. Наконец тетя Парри приказала задернуть шторы.
— В конце концов, — заявила она, когда мы устроились в полумраке, — у нас почти траур. Несмотря на все ее недостатки, к памяти Маделин следует отнестись с должным почтением.
Как только пришел доктор Тиббет, стало очевидно, что почтение к памяти покойницы не распространяется на необходимость хорошо отзываться о ней.
— Мой дорогой друг! — воскликнул доктор Тиббет, широким шагом подходя к миссис Парри и пожимая ей руку. — Представляю, как вы потрясены! Но держитесь стойко, дорогая моя, держитесь стойко! Добрый день, мисс Мартин, — небрежно бросил он, словно только что заметил меня.
— Добрый день, доктор Тиббет, — ответила я. — Надеюсь, вы обрадуетесь, узнав, как стойко мы держимся. Миссис Парри служит нам всем превосходным примером.
Он быстро покосился на меня; когда до тети Парри дошел смысл моих слов, она пришла в замешательство. С одной стороны, она оценила мой комплимент. С другой стороны, мои слова означали, что ей можно не опускаться до недостойных горестных стенаний — ведь она так стойко держится!
— Меньшего я и не ожидал, — рассудительным тоном заметил Тиббет. — У вас, мой дорогой друг, львиное сердце. Знаете ли, чего-то в таком роде я и боялся. Та девица всегда казалась мне лицемеркой. При моем многолетнем опыте школьного учителя я, можно сказать, приучился сразу различать слабости характера, малодушие, безответственность и лживость. Эта молодая особа никогда не смотрела мне в глаза. «Ага! — подумал я, увидев ее впервые. — За ней нужен глаз да глаз!»
Произнеся последние слова, доктор Тиббет в упор уставился на меня.
— Ну а мне, — робко произнесла тетя Парри, — Маделин всегда казалась милой молодой девушкой, вот почему я испытала такое потрясение, когда мы получили от нее письмо. Кстати… Мне показалось, что инспектор из Скотленд-Ярда очень расстроился, узнав, что я не сохранила письмо от нее.
— Да зачем вам его хранить? — возмутился доктор Тиббет. — Отвратительный документ, в котором она без тени раскаяния объявляла, что впала в грех! Когда молодая особа отвергает опеку тех, кто старше и лучше ее, и предпочитает, как сказано в Писании, широкую и просторную дорогу, ведущую к гибели, нет таких глубин, до которых она не падет, и нет такой ужасной судьбы, которую ей не следует ожидать.
Мне подумалось: не только служанки Уилкинс и Эллис испытывают радость при виде чужих страданий.
— Мы так переволновались, когда к нам неожиданно пришел инспектор полиции! Вчера вечером бедному Фрэнку пришлось идти в Скотленд-Ярд, а оттуда… я даже не могу повторить куда. Это слишком ужасно! — Тетя Парри поднесла к носу надушенный платочек.
— Его заставили пойти в покойницкую, где он опознал мисс Хексем, — пояснила я.
Доктор Тиббет поцокал языком и заявил, что это в самом деле ужасно и что Фрэнк тоже должен держаться стойко. Затем у него на лице проступило легкое смущение.
— Простите, дорогой друг, за то, что вчера, когда вы надеялись на мою поддержку, меня не оказалось дома. Я был у… меня вызвали к постели бывшего ученого коллеги. Он болен, очень болен. По просьбе его жены я немного посидел с ним. Думаю, это его утешило.
Тетя Парри заявила, что в последнем она не сомневается и доктору Тиббету не стоит беспокоиться из-за того, что вчера он не смог прийти к ней. Она все понимает. И все же отвечала она несколько раздраженно. Я подумала: может быть, она, как и я, заподозрила, что никакого ученого коллеги не существует в природе? Возможно, он сыграл ту же роль, какую играют тяжелобольные бабушки в жизни мелких клерков, — молодым людям, по их словам, вечно приходится навещать их вместо работы.
— Ну а эти… как их… полицейские, — продолжал доктор Тиббет, которому вдруг изменило его всегдашнее красноречие, — они что же, приходили снова?
— Они заполонили весь дом! — пылко вскричала тетя Парри, взмахивая платочком и распространяя по гостиной запах одеколона. — Правда, мне они не докучали… и Элизабет тоже, хотя Элизабет все равно ничего не могла бы им рассказать. И мне ничего не известно… как, видимо, и слугам. Маделин ни с кем не делилась своими намерениями.
