Капа стояла на табуретке перед стеллажом, одной рукой вцепившись в полку и с трудом удерживая равновесие, а второй прижимая к себе старый потертый кожаный саквояж. На полу валялась груда старых книг, свалившихся с верхней полки.
– Лизочек, возьми у меня саквояж! – взмолилась Капа. – Мне его не удержать…
Лиза взяла саквояж, помогла Капе слезть с табуретки и восстановила в кладовке прежний относительный порядок. После этого она покачала головой и проговорила:
– Капа, ну когда ты наконец поймешь, что в твоем возрасте нельзя заниматься акробатикой? Если уж тебе что-то понадобилось, сказала бы мне, я бы все тебе сама достала.
– Что за намеки на возраст? – надулась Капа. – Незачем мне напоминать о нем! Вообще, ты же знаешь, как говорят – женщине столько лет, на сколько она выглядит!
– Ну, Капа, ты извини, но столько не живут!
– Вот как? – Капа поджала губы. – Не ожидала от тебя такого! Я пока еще в состоянии сама о себе позаботиться!
– Ну конечно… – Лиза пошла на попятную и обняла старушку за плечи, – Не обижайся, Капочка, но сама понимаешь – я о тебе беспокоюсь… Что ты там хотела мне показать?
– Не показать, а подарить… точнее, передать, потому что это – наша семейная реликвия!.. – С этими словами Капа потянулась к саквояжу.
– Надеюсь, это не саквояж? – испугалась Лиза. – Он такой огромный… ты же не хочешь, чтобы я с ним ходила на работу?
– Нет, нет, не беспокойся… – щебетала Капа, открывая саквояж.
Внутри этот саквояж был битком набит каким-то немыслимым барахлом – старые, лопнувшие по швам лайковые перчатки, театральный бинокль на ручке из слоновой кости, но без одного стекла, пустой хрустальный флакон из-под духов, до сих пор хранящий тонкий цветочный аромат, полуистлевшая от времени шелковая блузка с вышитыми на ней лиловыми ирисами, колода потертых карт, на которых масти представляли собой персонажей четырех классических итальянских опер, фигурка всадника, выточенная из слоновой кости, и множество других столь же бесполезных вещиц.
– Где же он? – бормотала Капа, перебирая это барахло. – Ведь он здесь был… ну куда же он запропастился… Ах, вот же он! – С этими словами Капа извлекла из груды бесполезного хлама маленькую театральную сумочку, вышитую бисером. Расстегнув эту сумочку, она достала какой-то удлиненный предмет, завернутый в платок из зеленого шелка, в уголке которого был вышит странный символ – восьмиугольный крест, вписанный в круг.
Лиза подумала, что где-то уже видела этот символ, но не додумала эту мысль до конца, потому что Капа развернула платок.
В руке у нее оказался небольшой очень красивый кинжал с каким-то странным, тускло блестящим лезвием.
Рукоятку кинжала покрывал удивительно красивый орнамент из переплетенных листьев и цветов, среди которых был помещен тот же символ, что на платке, – восьмиконечный крест в круге.
– Какая красивая вещь! – восхищенно проговорила Лиза, осторожно приняв кинжал из рук Капы. – Откуда у тебя этот кинжал? Наверное, он очень ценный!
– Конечно, ценный! – Капа была явно довольна произведенным эффектом. – Я же сказала тебе – это наша семейная реликвия, кинжал хранился в нашей семье не одну сотню лет, и я хочу, чтобы теперь он был у тебя. И ты непременно должна всегда носить его при себе! – Капа повысила голос: – Ты возвращаешься с работы поздно, ходишь одна, а в наше время это очень опасно! По телевизору все время говорят о разгуле преступности!
– Капа, Капа! – Лиза покачала головой. – Мне очень нравится этот кинжал, тем более если это семейная реликвия, но сама посуди – какой смысл носить его с собой? Вряд ли им можно воспользоваться для самозащиты! Если на меня кто-то нападет, я его и вытащить-то не успею, а если успею – так будет только хуже: это же не оружие, а ценный антиквариат, который только раззадорит грабителей! У него и лезвие какое-то несерьезное, кажется, даже не стальное. Если хочешь знать, я ношу с собой электрошокер, это куда надежнее, он меня уже…
Она хотела сказать, что шокер помог ей отбиться от грабителей, но вовремя опомнилась: незачем пугать Капу, незачем рассказывать ей о событиях последних дней.
– Не верю я в эти новомодные штучки! – возразила Капа, неодобрительно поджав губы. – Этот кинжал куда надежнее! Это особенный кинжал! Как-то он спас жизнь нашей пра-пра-пра – и еще много раз прабабке. Это такая удивительная история, мне рассказывала ее моя прабабушка, когда я была ребенком…
Капа открыла рот, собираясь продолжить рассказ, и вдруг удивленно заморгала:
– Как же так? Я помню, что она рассказывала мне удивительную историю, связанную с этим кинжалом, но в чем там было дело, не могу вспомнить… Неужели это и правда старость?
Лиза почувствовала жалость к бедной старушке, обняла ее и ласково проговорила:
– Ну, не переживай, я тоже иногда забываю разные вещи. Помнишь, месяц назад забыла ключи. Хорошо, что ты была дома. Это бывает и у молодых людей.
– Правда? – Капа засияла. – Ты меня утешила! Но все-таки я была бы гораздо спокойнее, если бы ты носила при себе этот кинжал. Он и правда особенный.
– Ну, хорошо, – согласилась Лиза. – Если это тебя успокоит, я буду его носить. Завтра же положу в сумку…
Уже год прошел с того дня, как на престоле Валахии воцарился Владислав Третий Дракула. Огнем и кровью молодой государь укреплял свое могущество. Что ни день, совершал он новые казни. За этот год он казнил больше половины бояр, многих знатных людей и военачальников. Но в Валахии за этот год прекратились воровство и лихоимство, перевелись воры и разбойники. Возле колодца на главной площади Тырговиште висела золотая чаша, чтобы любой прохожий мог из нее утолить свою жажду. Висела эта чаша днем и ночью, никто ее не охранял – и никто не украл ее, так боялись жители города сурового правителя. Говорили о нем, что Влад Дракула суров, но справедлив. Справедлив, но очень суров.
Проезжал как-то Дракула мимо крестьянского поля и увидел, что крестьянин, который его возделывает, одет в рваную рубаху.
Остановился правитель и велел крестьянину подойти.
– Довольно ли у тебя земли? – спросил он земледельца.
– Слава богу, хватает, справедливый господин! – ответил тот, низко кланяясь.
– Хороший ли ты собрал урожай?
– Грех жаловаться, справедливый господин!
– Довольно ли ты собрал льна?
– Слава богу, довольно!
– Значит, ты хороший хозяин и заслуживаешь моей милости.
– Благодарю тебя, справедливый господин! – и крестьянин поклонился ниже прежнего.
– Ты собрал довольно льна, но ходишь в рваной рубахе, – продолжал Дракула. – Значит, жена у тебя дурная и ленивая. Я окажу тебе милость: казню твою дурную жену и дам тебе другую, хорошую.
– Помилуй меня, справедливый господин! – закричал крестьянин, упав лицом на землю. – Помилуй! Я двадцать лет прожил со своей женой в любви и согласии, позволь мне дожить с ней, сколько осталось!
– Ты сам назвал меня справедливым, – ответил ему Дракула. – А справедливость не знает снисхождения.
Говорили о Дракуле, что он суров, но справедлив.
Пришли как-то в Валашскую землю два странствующих монаха из немецких краев. Призвал их к себе Дракула и спросил:
– Вы ходите среди людей и слушаете разговоры. Скажите, что говорят обо мне мои подданные?
– Твои подданные славят тебя каждую минуту, – сказал первый монах. – Они молятся за твое здоровье и долголетие. Они говорят, что никогда еще не было у них такого доброго и щедрого правителя, никогда им не жилось так хорошо, как при тебе.
– А что скажешь ты? – обратился Дракула к другому монаху.
– Твои подданные пугают детей твоим именем, – отвечал тот. – Они говорят, что никогда не жили в таком страхе, как при тебе. Говорят, что у тебя нет сердца.
– Благодарю тебя за честные слова, – сказал Дракула второму монаху и протянул ему кошель, полный золота. – Я знаю, что подданные меня боятся, и я радуюсь этому. Только тогда, когда подданные боятся своего государя, они служат ему верой и правдой. А тебе, – повернулся он к первому монаху, – следовало бы знать, как я воздаю за ложь.
И отдал лживого монаха в руки палача.
Говорили о Дракуле, что он справедлив, но суров.
Приезжали в Валашскую землю послы из разных земель, от разных государей. Среди прочих приехал к нему из Италийской земли посол Флорентийской республики. Понравился тот посол Дракуле своей рассудительностью и умом. Еще понравился тем, что внимательно слушал государя и записывал его слова в особую книжицу. Понимал итальянец, что многому может научиться у молодого правителя. Звали того посла Никколо Макиавелли.
