И она спросила вахтера:
– А куда мне идти?
– Второй этаж, седьмой кабинет, лестница здесь, – с готовностью показал старик.
И пока поднималась в кабинет Магды Францевны, Надя убеждала себя: все ее тревоги – полная чушь. ПМС, наверно, по времени похоже.
А когда распахнула тяжелую, по виду из дуба, дверь с солидной золотой табличкой «М.Ф. Трушевская, главный бухгалтер», то с ее губ сам собою сорвался крик. Потому что первое, что она увидела, войдя в кабинет, – откинувшаяся в кресле фигура и остановившийся, уставленный в потолок взгляд. Взгляд мертвой Магды.
* * *
...Что было дальше – и не воспроизведешь, не вспомнишь. Одни обрывки. Ускользающие. Как в детстве, когда она тщетно пыталась лепить из пластилина хоть фигурку, хоть домик, а получалось нечто расплывчатое и неопределенное.
И сейчас Надя запомнила только отдельные штрихи. Яркий свет, резкие звуки. Жесткие вопросы быстро подъехавших милицейских. Свои собственные испуганные ответы. Да, она была знакома с покойной. Нет, отношения не дружеские. И не деловые. И не враги... Снова пластилин. Не объяснить никак, не вылепить – что же их связывало с Магдой?.. Но Надя смогла взять себя в руки. Рассказала и про запрос в прокуратуру, который она подписала по просьбе умершей. И про Магдин утренний истеричный звонок... Дальше, конечно, последовали требовательные вопросы: «Почему вы согласились подписать этот документ? У вас были основания подозревать господина Баченко?»
И Надя, путаясь в липких, пластилиновых словах, кое-как объяснила, что никаких определенных фактов у нее нет. Подозрительно просто, когда старуха завещает все свое богатство совершенно постороннему человеку... И они ж этим документом Баченко не обвиняли – просто проверить его просили...
– А что потерпевшая хотела вам сказать сегодня? – наседали на нее.
Когда же Надя начала лепетать, что не знает, погибшая сказала, что разговор не телефонный, смотрели подозрительно, с сомнением... Но все-таки никаких серьезных претензий не предъявили. И, к счастью, даже не спрашивали – виделась ли она в последние дни с тем же Баченко или с Владом... Про Влада вообще ни единого вопроса не задали.
«А вахтер, наверно, расскажет, – колыхалось где-то совсем в глубине подсознания. – Что я будто бы видела у Дома искусств машину нашего с Магдой общего знакомого. Прицепятся: что за общий знакомый? И точно ли его машина? Что тогда отвечать?.. Влад – он, конечно, негодяй, но подставлять его тоже подло. Тем более что я ничего наверняка и не видела... Прав вахтер – «Ниссанов» в Москве много...»
Но, похоже, страж об их разговоре даже не вспомнил. А когда Надя уже уходила – подавленная, запуганная, со все нараставшей головной болью, – то услышала из-за неплотно прикрытой двери одного из кабинетов горячие уверения старика, похоже, обращенные к кому-то из милицейских:
– Он, он это был, Егор. Определенно он. В половине восьмого пришел, я еще спросил его, чего так рано... Мы же его теперь все тут знаем – с тех пор, как он Лидочкины дела взялся вести.
Надя, немедленно забыв про головную боль, остановилась.
А вахтер продолжал:
– И опознать могу, и в лицо ему сказать, если отпираться станет. В семь тридцать две явился. Важный такой, не подступись – на-аследник! Я поздоровался с ним, вопрос задал, а он даже головы кочан не повернул. И, знаете, что меня еще удивило? Пьяный Егорка был, сильно пьяный. Хотя прежде за ним никогда такого не замечал.
«Вот это да!» – замерла Митрофанова.
И тихонечко, чтоб не начали орать, что она следственному процессу мешает, пошла прочь.
* * *
Домой Надя вернулась около часа дня. Едва двери лифта на ее этаже распахнулись, увидела: под дверью квартиры ее дожидается букет. Огромный и очень необычный – целая россыпь тюльпанов. Белые, розовые, лиловые, желтые, черные со светлыми прожилками и не виданные прежде голубые. Пестрота необычайная, но по-своему красиво – будто фейерверк в унылом, крашенном серой краской подъезде вспыхнул...
И показалось, судя по размаху букета, по его купечеству (цветков сто, не меньше!), что тут Полуянов постарался. Однако, когда подошла ближе, увидела – подарок упрятан в одноразовую вазочку, да еще и перехвачен аккуратной, явно из цветочного магазина, лентой. И поняла: нет, не от Димусика. Журналист, хоть человек и небедный, на услуги флористов разоряться бы не стал. Принципиально.
Надя вздохнула. Подняла лежащую рядом с букетом карточку. Прочитала: «Самой прекрасной девушке в мире. Влад».
Приятно, конечно. Но только опоздал псевдоисторик со своими масштабными подарками. Это вчера на нее какое-то помрачение нашло. Коктейли, что ли, так подействовали? Вдруг показалось: он и есть тот самый, созданный специально для нее... Но сегодня дымка рассеялась. Она все знает. Влад просто использовал ее. И букет его ненастоящий, нарочитый. Слишком пестрый, словно деревенский тканый коврик. И слова, писанные на карточке, явно из списка штампов, совершенно необходимых для обольщения. Есть у них в библиотеке такая книжечка, еще позапрошлого века.
Но хотя и ворчала про себя, а подарок в мусоропровод, конечно, не выбросила – только карточку. Цветы же внесла в квартиру, подрезала стебли, разместила по вазам – пришлось использовать несколько, потому что ни в одну из имевшихся букет целиком не влезал. Дома сразу стало весело от ярких красок и свежо от еле уловимого цветочного аромата. Но на душе по-прежнему было гадко. И еще стойкое ощущение появилось: со смертью Магды ничего не закончилось. Что-то страшное лишь начинается, неумолимо, грозно нарастая, словно снежный ком. И запросто может смести и ее. Ни за что, ни про что...
Надя заварила себе кофе (в огромной кружке Полуянова). Достала из холодильника три конфеты – «Грильяж», «Огни Москвы» и «Белочку». Нарушение, конечно, всех диет, но будем считать, что она сегодня на диете шоколадной. И вообще: ей нужно взбодриться и понять наконец, что же ее беспокоит помимо Магдиной смерти. Может, попробовать, как советуют психологи, записать свои переживания? Не пытаясь систематизировать и упорядочивать. Просто, не обдумывая, выплеснуть на бумагу все, что у тебя на душе.
Хуже всяко не будет.
И Надя, под кофе и шоколад, стала быстро записывать.
Вот что у нее получилось:
1. Полуянов, гад, так и не звонит.
2. А Влад, как сказал Егорыч, меня просто использует.
3. И Егор Егорович... Что он за человек? Вчера я была уверена: он – не убийца. Но почему тогда его видел вахтер Дома искусств за полчаса до смерти Магды?
4. Я сама – черствая. Почему никаких эмоций?! Магду убили, а мне почти что наплевать. Только мороз по коже, как ее мертвые глаза вспоминаю...
М-да уж, ничего ценного – сплошная истерика на бумаге. Один лишь пятый параграф получился по делу:
5. Тот, кто убил Магду, наверняка убил и балерину.
А потом и следующий пункт нарисовался:
6. Значит, может убить и меня.
Да нет, бред. Вычеркнуть. Ее-то зачем убивать? Уж ей Крестовская точно никакого наследства не оставила.
«А наследство здесь ни при чем. Магда хотела сообщить мне что-то очень важное. И убийца запросто может решить, что она – успела это сделать».
Надя одним глотком покончила с кофе. Еще раз перечитала свой список. Тревога теперь не просто присутствовала – переполняла ее. Ну, ничего себе: выплеснула эмоции!
А тут еще и телефон зазвонил. Городской. И сразу стало еще страшнее. «Нет, не буду отвечать. Пусть с автоответчиком общаются...»
Это оказался Влад. Голос беззаботный, мягкий, бархатный:
– Надя, доброе утро – или ты уже не спишь? Ты еще не выходила из дома? Выгляни, пожалуйста, из квартиры! А я тебе минут через десять перезвоню...
Американский, блин, подход. Сделал подарок – и тут же благодарности ждет. Димка бы никогда не стал так делать. Принес бы цветы под дверь, а потом еще бы и дурачился, обличал: мол, завела себе богатого поклонника, а ну, признавайся: где подцепила?..
И вдруг дошло до нее: а ведь Влад может к ней и лично явиться! Не дозвонится – и приедет требовать, чтоб его похвалили!
Но только ей абсолютно, ну, совсем никак не хочется его видеть!..
И просто как человека да еще и потому, что сам собою седьмой пункт ее списка нарисовался:
7. Может, конечно, вахтер прав. И «Ниссанов Мурано» в Москве сотни. Но если я не ошиблась? И то была машина Влада? Зачем он приезжал в Дом искусств? Убить Магду?!
Надя ошарашенно уставилась на свой листок. Вдруг это и есть разгадка? И Влад ей не нравится вовсе не потому, что слишком американский, слишком показушный, слишком лощеный? Просто она инстинктивно чувствует, что этот человек – убийца?!
Но в таком случае, какого ж дьявола она сидит здесь, в пустой квартире, безо всякой защиты, толстяк Родион не в счет?! Ведь замок на двери совсем хлипкий, а Влад может явиться в любую минуту...
Бежать. Прочь отсюда. А куда – решим потом...
