Никита слушал ее завороженно, как песню, – живут же на свете умные люди, метафоры разные у них на уме. Он не только слушал, но и слышал, поэтому позволил себе перебить:
– А мне показалось, к концу ритм убыстряется.
– Это обманчивое впечатление происходит за счет динамичности пьесы. А динамичность построена на тембровой прогрессии, то есть постепенном введении новых инструментов. Начинают флейты, затем кларнет, потом фагот и так далее. Во второй половине вступают медные, потом струнные. Это ваше сердце бьется быстрее, под воздействием гипнотического звучания «Болеро» усиливается чувственное восприятие. Наконец, тутти. Мелодия вырывается, вы слышите лишь отголоски основной темы, которую безжалостно перемалывает ритм. Это единственная модуляция в пьесе, строгая периодичность исчезает, происходит ошеломляющий взрыв и… тишина. Тишина – как продолжение, ведь в мире нет пустоты, есть только небольшая пауза.
Пауза и наступила. Очень красочный рассказ. Никита проникся и к ней, и к «Болеро», но принцип не поймал, не понял, где применима математика. Об этом он и спросил Нину Александровну, она на удивление оказалась терпимой и внесла дополнение:
– Равель поставил перед собой довольно-таки рациональную задачу: достичь эффекта при помощи единственного композиторского средства – оркестровки, в этом и есть его новаторский подход. Ритм и оркестр, так сказал сам Равель о своем произведении. Как ни покажется странным, ему нашептал идею создания «Болеро» заводской конвейер.
– Что, правда? – удивился Никита. – По-моему, музыка далека от завода.
– Не один вы так думаете. Но Равель испытывал восторг перед индустриальными достижениями, впрочем, разве важно, что послужило манком к творчеству? Равель назвал свой шедевр оркестровым сочинением без музыки. Посудите сами: звучит по сути один мотив, довольно короткий, вы это сами определили. Мотив без изменений, без красок, без модуляций, но, повторяясь разными инструментами, достигается невиданный накал страсти.
Голова маленько припухла, Никита порядком потерялся в непривычном потоке информации, но не расклеился. Он не глуп, предвидел, что не запомнит музыкальные тонкости, и втайне от Нины Александровны записал на диктофон одухотворенную лекцию. Нехорошо поступил, а как быть иначе? Теперь будет слушать партитуру Нины Александровны столько, сколько потребуется, глядишь – и приоткроется завеса Валеркиной тайны, черт бы ее взял.
А он придумал ход конем, два хода. Гарантии не дал бы, что ходы оправдают себя, но и в шахматах игроки не всегда делают верный ход конем. Размножив фотографию Лолы, Никита собрал в ЧОПе свободных ребят (всего семь человек), раздал фото со словами:
– У меня личная к вам просьба: пошатайтесь по городу вечером. Если встретится похожая женщина, не упускайте ее, ничего не предпринимайте, старайтесь остаться для нее незамеченным и безотлагательно позвоните мне, я подъеду. Обещаю премию, на этом все. Аркаша, останься.
За последним парнем закрылась дверь, Аркаша взял из его пачки сигаретку, заинтересованно спросил:
– Халтурку хочешь подкинуть?
– Именно. Вот адрес, выясни все об Инне и ее бабушке. Постарайся это сделать ненавязчиво, как бы по случаю.
– Сделаю.
Никита в нем и не сомневался. Аркаша шустрый, на уши лапшу умеет вешать длинную, а физия наивного простака здорово обманывает незнакомых людей. На самом деле Аркаша сметливый и проворный, ему можно доверять, поэтому Никита, которого на все не хватает, обратился за помощью к нему.
– Но смотри, бревном не упади, когда увидишь Инну, – предупредил он Аркашу.
– С чего это вдруг я упаду, когда ее увижу? Она страшная?
– Очень ничего себе. Похожа на Лолу.
– Как это? – перестал он улыбаться. – Поясни.
– Когда увидишь, поймешь – как, – многозначительно сказал Никита. – Пояснять не буду, хочу твое первое впечатление увидеть или услышать.
– Прямо сейчас отправляться?
– Прямо сейчас. Если что – звони.
Оставшись один в Валеркином кабинете, Никита еще раз перелопатил сейф, но в железном дореволюционном шкафу не предусмотрены ни второе дно, ни скрытые ящички, ни замаскированные отделы. Развалившись в кресле и закинув ноги на стол, а руки за голову, уставился в потолок и задумался под звуки демонического «Болеро»: что еще он не сделал? Дачников опрашивали оперативники, и, по словам Эдуарда Дмитриевича, те ничего нового не внесли. Многие не помнили вечер, когда, по данным экспертизы, отравилась Катерина Гавриловна, других в тот день на даче не было, а некоторые с удовольствием рассказали бы, но ничего не видели и не слышали. О Лоле отзывались позитивно: вежливая, приезжала нечасто, дружбу водила только с Катериной Гавриловной, да и то потому, что пенсионерка сторожихой у нее служила.
Второй этап: Никита детально вспоминал эпизоды с Лолой, надеясь поймать упущенные моменты, а память, без которой нельзя заниматься расследованиями, у него завидная. И поймал – упущены люди из окружения Лолы. Существует золотое правило: проверяй всех, про кого услышал хоть краем уха, беседуй, собирай информацию, а то и выслеживай, чтоб получить объемное представление о том или ином человеке. А если близкие к Лоле люди активно участвуют в интриге? Может такое быть? Безусловно. Первым следует прокачать Стаса, ведь это он, по словам Лолы, связался с Валеркой, затем порекомендовал ей Никиту.
Чем занимается пресс-секретарь, Никита понятия не имел, спросить у Лолы постеснялся, не желая выставлять себя невежественным болваном. В приемной торчала секретарша, а у Станислава в офисе имелись личные владения, располагались они напротив кабинета Лолы. Как обычно ведет себя человек, когда к нему входят? Правильно, здоровается, задает один из распространенных вопросов: что случилось, с чем пожаловали или по какому вопросу. Стас, что-то писавший на бумаге, лишь поднял голову и остановил немигающие глаза на Никите, не предложив присесть. Занят, надо полагать, до того занят, что поздороваться забыл. Глядя ему в глаза (кстати, большие и выразительные, но опустошенные), Никита дошел до стола, уселся без приглашения на стул и задал для начала невинный вопрос:
– Как наша Наташа?
– Можете проверить, – сказал Стас. – Она в кабинете Лолы.
Никита, перебирая пальцем авторучки, маркеры и карандаши в настольном приборе, задал второй невинный вопрос:
– А кто вместо Лолы остался?
– Я, – был краток Стас.
– Других заместителей не нашлось?
– Другие в разъездах.
Поразительно неразговорчивый. Подозрительно неразговорчивый. На диалог Стаса не вытащишь, понял Никита, поэтому ходить вокруг да около не имело смысла:
– Как ты познакомился с Хвалюном?
– ?
Неужели Станислав глуховат? А может, со слухом у него порядок, просто взял паузу для обдумывания, боясь сболтнуть лишнее. Никите пришлось повторить слово в слово вопрос.
– Валерий? – уточнил пресс-секретарь. – Его фирма устанавливала у меня сигнализацию, он лично проверял.
– Кажется, ты порекомендовал Лоле Хвалюна…
– Я. Когда Лолу заподозрили в убийстве Вишневского, я созвонился с ним, спросил, кто, по его мнению, смог бы помочь.
– А как тебе сам Вишневский? – сменил тему Никита. У него еще будет возможность вернуться к разговору о Валерке.
– Гадкий тип.
Гадкий – слово из женского лексикона, Никита как-то не слышал, чтоб его употребляли мужчины. Ну, «гадостный» – куда ни шло, а «гадкий» – слащаво звучит из уст пусть молодого, но мужика.
– Чем же он был гадок? – заинтересовался Никита.
– Характером. Поступками. Отношением к людям.
Исчерпывающий ответ. И без подробностей.
– Короче, заслужил пулю? – провоцировал Никита.
– Пулю никто не заслуживает, но раз получил, то… заслужил.
– А что, он был способен на крупную подлость?
– И на мелкую тоже.
Никита неотрывно следил за Стасом, по мимике и жестам можно многое сказать о человеке, а тот находился в абсолютном покое. Мимики никакой, будто Стас держит на контроле мышцы лица, чтоб, не дай бог, не появилось морщин, даже его руки лежали ладонями на столешнице, не двигаясь ни одним пальцем. Если б он не открывал рот, то создалось бы впечатление, что это восковая фигура. Какой-то безжизненный молодой человек или о себе составил мнение как о недосягаемой величине, которая не распыляется на мелочь типа нанятого детектива.
– За мелкие подлости не стреляют, – сказал Никита задумчиво. – А как тебе кажется, Вишневский любил Лолу?
– Любить умеют немногие, Вишневский к данной категории не относился.
– Все же он хотел жениться на ней…
– Подчинить ее, – поправил Стас.
– Подчинить? Зачем?
– Когда есть власть и деньги, не хватает власти над таким же сильным человеком.
– Он поставил цель самоутвердиться, да?
– Нет. Сломать.
– Уф-фу-фу… – протяжно выдохнул Никита, этот парень начал потихоньку бесить его. Вдруг захотелось врезать ему, чтоб он хоть немного ожил. Но рукоприкладство дело неблагодарное, осталось долбить в одну точку. – Сломать. А зачем?
