Коулмен чуть поморщилась:
— Линч подписал признание сегодня утром, и слушание назначено на четверг.
— Три дня на отречение от признания, прежде чем это попадет в новости и Моррисон будет выглядеть как еще больший придурок. Насколько помню, он ненавидит, когда его выставляют идиотом, но сам с завидной легкостью попадает в такие ситуации.
— И несмотря на то что вы советовали следовать своей интуиции, вещественное доказательство в этой коробке выставляет его еще более виновным, чем когда-либо.
— Нет, не выставляет, — возразила я. — Зачем изучать дела других убийц, наживать себе неприятности, собирая и храня распечатки материалов о них, если ты сам знаменитый серийный убийца? Эти улики еще больше делают его похожим на подражателя. До встречи.
Я вылезла из ее машины.
Сначала я постучала в дверь номера 174, но, не услышав ответа, воспользовалась вторым ключом, который получила, когда регистрировала Зака в «Шератоне». Он не убил себя, но и в номере его не было. Куда он отправился, как он туда намеревался попасть — Зак не ездит на автобусах даже в крайнем случае — и что он сейчас делает? Я быстро осмотрела комнату — ничего, кроме его небольшой холщовой сумки с парой новых нераспакованных рубашек, еще одной парой слаксов и кое-какого бельишка. А также аккуратно ламинированный снимок Джессики пять на семь. Электробритва, зубная щетка и тюбик зубной пасты в ванной.
На листке гостиничного блокнота у настольного телефонного аппарата я оставила записку — коротко и без сантиментов: «Была здесь, искала тебя. Вернешься — позвони, идиот». И добавила номер своего мобильного. Затем оторвала верх листка, переписала, убрав «идиота» и дописав «пожалуйста». Я чувствовала себя очень расстроенной тем, что Коулмен давит на меня с Линчем. Своими страхами о том, что тело в старом русле найдут. И своей собственной интуицией, что кто-то по-прежнему будет пытаться убить меня, а мне это абсолютно ни к чему. Затем я подумала: терпи, не жалуйся, ничто из этого несравнимо с потерей ребенка. Нет ничего страшнее потери ребенка.
Несмотря на то что задержалась в отеле, я пришла в «Кантину Эмери» раньше Коулмен и в этот раз заняла стул в баре. Я заказала светлое пиво и прислушалась к разговорам. Все говорили о зубах.
Парень из полиции округа, которого остальные называли Франком, поделился, что ему нужно лечить корневой канал зуба: знает ли кто хорошего эндодонтолога на Северо-Западе? Клифф, который мне уже был знаком, сообщил, что слыхал о корневых каналах, но не знает, что это такое. Эмери сказал, что у него челюсть как скала и он не припомнит, был ли вообще когда у дантиста. С победоносным видом он добавил, что дважды в день пользуется зубной нитью. Шери призналась, что ходит в «Джентл дентал», потому что ей нравятся лекарства.
А потом они все разом уставились на меня, словно человек моего возраста уж точно знаком с зубными проблемами.
— Я вставляла зубные протезы в Коста-Рике, — заявила я с легким раздражением. — Они теперь стучат, как кастаньеты. — Все рассмеялись, но скорее из вежливости, будто не были уверены, какая часть — кастаньеты, Коста-Рика или зубные протезы — являлась шуткой.
Шери, стоявшая у барной стойки рядом со мной, решилась:
— Говорят, вы знаменитость.
Франк и Клифф опустили глаза в свои тарелки.
Зазвонил мой телефон. Нерв на шее проснулся, и я приготовила свой «ах-какой-сюрприз» голос для Макса, извещающего меня, что нашел тело, — мысль, которая нависает надо мной нескончаемым ночным кошмаром. Вам знаком сон, когда вы убиваете человека и самая жуткая часть кошмара — знание того, что вы не повернете время вспять и не предотвратите это? Нет? Ну так не берите в голову. Я глубоко вздохнула и, раскрыв телефон, выдала осторожное «але?».
— Бриджид, это Лаура. Вы закончили в отеле?
— Да. Я уже в баре.
— Как мистер Робертсон?
— Его не было. Вы где?
— Да заскочила в офис просмотреть почту. Уже бегу.
Пока ждала Коулмен, я обстоятельно поразмышляла о том, как бы мне хотелось, чтоб я не делала того, что сделала. Как бы я позвонила Максу после схватки и не стала бы ничего скрывать и прятать. Но пути назад нет. И потом, если бы я не сделала то, что сделала, я бы не нашла DVD, благодаря которому узнала, что напавший выслеживал именно меня и что это может быть связано с Флойдом Линчем. Черт, мог ведь погибнуть Карло. Как бы мне хотелось остановить этот бег мыслей по кругу — никуда он меня не приведет.
Линч. Я прокрутила беседу с Уилбуром и Шампиньоном Майклом, делая паузы и отматывая назад, но не нашла ни единого признака того, что они сообщники. Наоборот, казалось, что они дистанцируются от своего сына и брата.
Казалось.
И снова по кругу…
Не дав мне окончательно свихнуться, косой луч полуденного солнца вспорол темноту помещения, и я увидела в зеркале, что Коулмен наконец прибыла. Я махнула ей, предлагая присоединиться ко мне в баре. Разговоры заметно стихли: мужчины старательно делали вид, что не замечают, как она плавно пересекает комнату. Коулмен явно чувствовала неловкость: как и при первой нашей встрече, она пробежала пальцами по тугим кудрям, дабы скрыть, что на самом деле проводит рукой по родимому пятну на виске.
— Вы как — может, лучше пересядем за столик? — спросила я.
Коулмен едва заметно поежилась, будто оправляя нижнее белье либо кобуру с оружием, и устроилась на соседнем стуле с виниловой подушкой.
— Нет, все отлично, — ответила она. — Просто мои родители — мормоны, и я так и не могу заставить себя привыкнуть к сидению в баре.
Она заказала чай со льдом у Эмери, который навис над ней не столько как добросовестный бармен, сколько как мужичок, интересующийся, что там под льняной блузкой. Положив ладони на барную стойку, он подался вперед — не сказать, чтобы с вожделением, — в ее направлении. Даже Шери проследовала мимо и покосилась на него широко раскрытыми глазами, будто предупреждая: мол, следи за собой, приятель. Это подтвердило мою догадку, что они любовники.
Эмери поставил на стойку перед нами корзинку с чипсами и мисочку сальсы.
— За счет заведения, — объявил он с характерным акцентом и провинциальной жестикуляцией, не без самоиронии и по-европейски элегантно, а затем удалился обслужить кого-то другого.
— Вы, наверное, ему нравитесь, — заметила Коулмен, показывая на чипсы, с едва уловимой грустинкой, возможно от мысли, хорошо ли иметь своего собственного бармена.
— Да он меня даже не знает. Это он с вами флиртует.
Эмери принес чай со льдом, положил чайную ложку на салфетку и подвинул ей поближе контейнер пакетиков с сахаром.
— У вас есть собака? — Коулмен, наверное, вспомнила о Барки.
— Мопсы.
— Хорошие?
Я не была уверена, что она имела в виду, поскольку до мопсов собак никогда не держала, но ответила:
— Замечательные собачки. А у вас?
— Когда я была маленькой, у нас был миниатюрный шнауцер. Дункан. Он спал со мной. — На этом светская болтовня угасла. Коулмен была слишком серьезной, чтобы обладать талантом вести ее. — Наша беседа с отцом Флойда оказалась пустой тратой времени. Полная бессмыслица.
— Прямо как убийство из похоти. Эти люди мыслят совсем не так, как мы.
— Как вы сказали, нам надо больше.
— В подобных беседах порой не сразу разглядишь самое важное, зачастую понимание приходит позже. Просто носишь в голове столько информации, сколько можешь, и иногда вдруг проясняются связи. Мы вроде тех мусорных баржей, заваленных информацией, и порой твоя жизнь зависит от этих связей.
Коулмен поставила локоть на барную стойку, а подбородок уткнула в кулак — прятала улыбку, что ли? Она пристально глядела на меня, будто впитывала инструкцию, которую я ей предлагала, но глаза выдавали — в них я видела только что-то похожее на вежливое терпение. Может даже, Лаура мной восхищалась, но подлизой она не была. Так что я не стала изображать покровительницу. Бог свидетель, Коулмен никогда не вела себя со мной, как с пожилой и уже мало на что пригодной, и заслуживала такого же уважения.
— Мне все еще не верится, что я познакомилась с Дэвидом Вайсом. Он был колоссальным, как вы, как, ну…
— Динозавром? Шучу, — перебила я и заметила, что ничуть ее не смутила; может, даже слишком рано подняла тему «пожилой и малопригодной». — Мы пришли в Бюро одновременно. У него уже была докторская по психологии, и его назначили в новое «поведенческое» подразделение. Мы прозвали его Зигмундом, потому что…
— Фрейд. Остроумно.
Терпеть не могу повторяться. Говорят, последствия стресса. Я прикончила пиво, сказала «нет», когда Эмери подсуетился и предложил повторить.
— А как кличут вас? — поинтересовалась я, желая сменить тему.
— Снежок. Только не из-за лица.
