– Чего лаешься-то? – крикнул один из них Афанасию.
– А того, что стоит вас, иродов, лаять! – ответил тот. – Разве так могилы насыпают?
– Ты чего петушишься? Твой, что ли, покойник?
– Мой не мой, а вот доложу господам, которые его хоронили, скажут они в контору – напреет вам.
– Ишь ты какой дошлый! – крикнул один из могильщиков. – Не бойся, не убежит покойник-то!
Он взмахнул заступом, но не рассчитал и ударил по земле с такой силой, что послышался треск ломающегося дерева.
– Ты это что? – наклонился в могилу товарищ. – Никак, по гробу попал?
– Промахнулся малость, – сознался первый могильщик. – Ножную стенку отколол… Земля – что тесто…
– Так приткни ее да глинки подсыпь, будет держаться…
– Учи еще! Будто не знаю!
Взметнув раза два заступом, могильщик глиной прикрыл и пролом в гробу, и образовавшееся в могиле с Нейгофом отверстие.
– Тоже хоронят! – ворчал он. – Одного на одного… Положим, им все равно, да нам-то как оберечься?
– Ты, мил человек, не гневись! – уговаривал между тем его товарищ Афанасия. – Мы ведь тоже свое дело знаем… Слышь, палят? Чувствуешь, ветер-то какой? А? Коли в такой ветер палят, стало быть, вода поднимается… а у нас здесь, ежели высоко – заливает… Вы бы, или там господа твои, в первом разряде хоронили, а то место неважное, дешевенькое… Ежели вода поднимется да зальет, размыв будет… Снова насыпать придется, так два раза одно дело делать нечего… Понял, друг?
– Понял давно, что лентяи вы несовестливые!
– Уж и лентяи?! Вот сюда, – указал могильщик на вырытую могилу, – жильца-то только завтра с железной дороги привезут, а мы загодя постарались, чтобы с утра, значит, не возиться, а как только привезут, сейчас: милости просим! Все у нас готово!… А ты – „лентяи“!
Афанасий уже не слушал этого ворчанья.
– Идем, что ли? – крикнул он Козелку.
– Идем, коли хочешь, – все еще оглядываясь на могилу с Нейгофом, ответил тот.
– А это кто такие будут? – увидел Дмитриев переминавшихся с ноги на ногу Зуя и Метлу.
– Эти-то? – смутился Козелок. – А это – мои приятели… мы все вместе пришли.
– Ишь принесло! Тоже, поди, графу покойному вроде тебя друзья закадычные были?
– Были, миляга, были! – обрадовался Козелок. – Все это наша одна компания… Тоже попрощаться пришли…
– Ну, и пусть себе прощаются, а мы пойдем.
– Пойми ты, – приостановился спутник Афанасия, – не могу я так напустую товарищей оставить…
– Что мне, всех вас тащить, что ли? – рассердился Дмитриев. – И тебя одного достаточно.
– Я так со всем моим удовольствием, а только они не отстанут… Ничем их от меня не отгонишь, – ныл Козелок, – разве на угощение им дать?
– А что? – воскликнул Дмитриев. – Ведь и вправду дать им малость, а потом пусть идут себе куда хотят.
– Дай, миленький, дай! – юлил читальщик. – Весь я тогда к твоим услугам буду.
– Позови-ка их! – распорядился Афанасий.
Козелок бросился к товарищам.
– Что, сивый леший? – встретил его Метла. – Опоздал?… Где сторублевки-то?
– Что с судьбою поделаешь-то! Сам сердцем плачу…
– Черт с твоих слез нам!… Этакий кус проворонили! – негодовал Зуй.
– Вот погоди, ужо встретимся! – пригрозил его сумрачный приятель.
– Уж мы там как-нибудь разберемся, а я вам угощенье схлопотал.
– Знакомец это твой, что ли? – спросил Зуй.
– Он, он… Меня-то ему по какому-то делу нужно, а вам он на угощенье дает, отстаньте только.
– Что ж, это можно, – согласился Метла, – нам все равно. Пойдем к Коноплянкину, и ты, Козелок, туда приходи… Да вот твой знакомец.
Действительно, Афанасий сам подошел к топтавшимся на одном месте босякам.
– Вы, братцы, не держите Козелка-то, – произнес он, – вот вам по полтине на нос, угощайтесь, а он со мной…
– Кто его держит! На что он надобен? – разом ответили и Зуй, и Метла. – А вам, господин, благодарствуем…
– Вот и отлично! Валите, ребята!… Душеньки-то, знаю я, горят. А ты, Богданов, марш со мной! Сейчас и покатим.
– Смотри, Козелок, – закричал Зуй, – как господин отпустит, сейчас к Коноплянкину Сергею Федоровичу, в чайную приходи, там мы тебя дожидаться будем!
– Ладно, дожидайтесь! – с насмешкой ответил им за Козелка Дмитриев.
Алексей что-то почуял в его тоне и тревожно спросил:
– Да ты меня, Афонюшка, куда ведешь?
– А тут господин один поговорить с тобой желает… вот о том, что ты мне вчера болтал… Да ты иди, не бойся, худа тебе от этого никакого не будет.
Дмитриев чуть не силой толкнул Козелка, и вскоре они уселись в извозчичью пролетку.
Темный замысел
Зуй и Метла первым делом пропили данные им Дмитриевым полтинники.
Времени на это понадобилось не особенно много, зато идти к своим пустырям было весело.
Даже Метла после выпивки стал не так сумрачен.
– Ахти, какое дело сорвалось! – все-таки продолжал он сожалеть. – Сгниют сторублевки-то…
– Н-да! Не повезло! Вот тебе и Козелок!…
– Что Козелок? Он всегда пропащая тварь был… Этакое дело мимо носа проворонил!
Босяками вновь начало овладевать мрачное настроение.
Ветер усиливался, пушечные выстрелы громыхали все чаще, пошел мелкий, до костей пронизывающий дождь.
Поеживаясь, кляня судьбу, добрались босяки до чайной Коноплянкина и ввалились в нее в такое время, когда она, по обыкновению, пустовала.
– А, босая команда! – встретил их Коноплянкин. – Откуда ветер несет?
– И не говори, родименький, – заюлил перед ним Зуй, – из такого далека, что отсюда не видно.
– Смерзли, – заметил Метла.
– Как собаки, то есть, смерзли, – поддержал его товарищ. – Погреться бы…
Коноплянкин оглядел их и презрительно усмехнулся.
– Деньги на стол! – буркнул он. – Вот и погреетесь.
– Деньги?… Будут денежки-то, – заныл Зуй.
– Тогда и погреетесь!
– Вот она, дружба-то, – вздохнул Зуй. – Говорил я тебе, Метла, плюнь ты на это дело. Куда уж нам со свиным рылом в калашный ряд? А ты, дьявол неумытый, нет, как это можно, чтобы товарища да не проводить!
– Какого товарища? – заинтересовался Коноплянкин.
– А тут одного… Может быть, знаешь, а не то и слыхал, может… Минюшку, Гусара нашего разлюбезного!… Да что с тобой, друг Сергей Федорович?
Как ни мало проницательны были Зуй и Метла, но они заметили, что Коноплянкина всего передернуло, как только он услышал о Миньке.
– Что Минька?… Как не знать его, – забормотал он и, преодолев волнение, спросил: – Проводили его, Гусара-то, говоришь?
– Довелось нам… и из проводов этих самых без грошика остались.
– Куда провожали-то? – спросил Коноплянкин.
Зуй, заметив его волнение, тихо свистнул и сказал:
– Ужасти, как далеко… уехал он, Минюшка наш, и не вернется вовеки…
– Толком, окаянные, говорите! – рассердился Коноплянкин. – Куда уехал?
– А ты, хозяин, выставь! – рявкнул понявший, куда клонит товарищ, Метла. – На сухую и слова из глотки не лезут.
Коноплянкин, метнув на них злобный взгляд, крикнул:
– Дмитрий! Чаю им собери… знаешь какого…
Зуй и Метла закланялись, услышав это распоряжение.
– Садись, что ли! – указал им на столик Коноплянкин и сам подсел, когда те заняли места. – Ну, что вы там про Гусара болтали? – спросил он.
– Сейчас, – заюлил Зуй, – всю правду-матку выложим… Дай только малость в себя прийти… Вот Митрий схлопотал уже… несет… Хо-орошо! – выпил и облизнулся он, наливая стакан хмельной влаги товарищу. – Ау, наш Митюшка Гусар, – обратился он к Коноплянкину, – был да весь вышел… Помер он…
– Да что вы врете, рвань коричневая?! – заорал буфетчик. – Как это вы так говорить можете: помер?…
– Смерть, значит, пришла… Так тут уж ничего не попишешь, – сфилософствовал Метла.
– Не мог помереть он, не мог… – волновался Коноплянкин, – кабы помер он, объявления были бы в газетах… Врете вы… сами вы не знаете, оголтелые, кто такой Минька был!
– Ах, благодетель, знаем, – перебил его Зуй, – все мы досконально знаем… до ниточки последней знаем: в графах Минька-то наш оказался… высь-то, высь какая! И с такой выси прямо в сыру землю сверзился.
– Сегодня хоронили, – подтвердил Метла.
Коноплянкин сидел, схватившись руками за голову.
– Да как же это все так случилось? – растерянно произнес он, поняв, наконец, что босяки говорят ему правду. – Теперь прощай, моя ресторация на Обводном! Да вы мне толком скажите, как это все приключилось?
– Козелка, благодетель, помнишь? – спросил Зуй.
– Знаю! Как не пьет, на чтения ходит, запьет – у меня да на огородах пребывает.
– Он, он! Так этот самый Козелок над Минькой Гусаром, то есть над графом, читал… Однако запил он, ночью на огороды прибежал. Там мы и встретились.
Теперь для Коноплянкина не могло быть никаких сомнений в верности принесенного ему известия.
– Да на что же это похоже? – простонал он. – Ведь это хуже грабежа дневного… А я-то думал, я-то надеялся… Все эти дни на улицу носа не высовывал, вот, думаю, соколик мой явится и денежки выложит… а он… накось, какую штуку выкинул… Да разве это порядок?
