— Фарит поробил в энтих местах, Фарит тожь тута кажный камушек знает, — голой рукой ловко отправляет в костер выпавшую головешку. — Оне тута ямину копают к самому сердцу земли. А на кой, спрошу я тя, а? Не знаешь? То-та. Меня слушай. Я тебе все обскажу.
Рахиму что? Рахим слушает и молча кивает. Ему в глухом лесу всякая весть в новину, а живой человеческий голос в радость. Время от времени подносит к губам и старательно тянет из газетной самокрутки густой самосадошный дым. А потом выпускает его на волю и смотрит, как вкручиваются дымные струи в прозрачность воздуха и распадаются в нем до полного своего обесцвечивания.
— Кладбишше тут будет.
— Кладбище на такой глыбизне? — переспрашивает Рахим, но переспрашивает не за ради любопытства, а чтобы разговор поддержать. Не то обидится человек на твое молчание, подумает, не приведи бог, што неинтересное сказывают, и замкнется сам в себе. И чего? Цельными днями один-одиношенек, словом перемолвиться не с кем, и нате вам, доброму человеку уважения не оказал, ишшо и с им в молчанку поиграть удумал.
— Ну дыть.
— Там жа ж почти в километр ямина!
— Счас на восемьсот двадцатой отметке ковыряются.
— И ково тама хоронить будут? Хтинозавров?
— А ты мозгой пораскинь, ежли есть ишшо она, мозга.
— В такую ямину сколь людёв положить можно.
— Ну ты математик! Человек он что? На центер таких как мы с тобой, аккурат двое выйдет.
— Выйдет, — отдымив очередной порцией, запросто соглашается Рахим.
— А в тонне сколь, по-твоему?
— Дак… это… счас… — сощурив один глаз, то ли от едкого дыма, то ли для стимулирования мозговой работы, проговорил Рахим. — Тышшу на сто, да потом ишшо… два десятка выходит.
— Стомиллионную тонну породы когда добыли?
— Едрить его… — большие числа в уме Рахима вызывали чувство умиления.
— В энту ямину вся Азия с Китаем, Индией, Японией и остатними странами поместится, еще и нам с тобой места останется.
— Так для кого копают?
— Балда! Не допер? — пытается выдавить из себя смешок Фарит. Но некоторая недостаточность, а вернее почти полное отсутствие нужных для смеха зубов отзываются слабым кхекающим кашлем.
— А то ты сам допер! Робишь тута, в энтой ямине, вот и знаешь все.
— Чернобыль на куски разбирать будут и сюда сваливать.
— У тя завсегда так, чуть что, и сразу твой Чернобыль со всех дыр лезет. Прям как перестоявшее тесто из квашни.
— Я те точно говорю!
— Могильник?
— Ну да. Радиоактивных гадостёв.
— К нам под бок? Опять?
— А то куда? Тама у их Европа близко, немцев нервирует такое опасное суседство, вот оне и настояли, даже денег дали, чтобы, значит, мы енто дерьмо поглыбже в себя упрятали.
— Совсем тайга умрет.
— Не умрет. В нашинских горах похлешше добра будет. У нас тут, почитай, урану как грязи. Горы оне каменные, оне все прячут, любую заразу как песок воду, очищают, скрозь себя не выпускают.
— Ладно, кабы так-то.
— Не ладно, а так. Я те говорю, ты слухай. Я тута все пригорки с карандашиком своим облазил. Кой-хде пошшолкивает, но чтобы шибко, ни-ни.
— И чё эт значит?
— А то и значит, что я те говорю, камень он в себя берет, а назад не отдает. Ученые тож про это знают. Как наши землекопы дойдут до километра вглубь гор наших, так и зачнут ссыпать туда. На то и железку проложили.
— А ежели рванет, как в "сороковке"?
— Тама гадость всякую на землю сваливали и в озеро сливали. Вот и полетели брызги во все стороны. А тута внутро гор, да присыплют сверху. Случь чё, взрыв вглыбизну уйдет, к центру земли.
— Это ж скоко денег за просто так угробастано?
— А че ты чужие немецкие деньги считаешь?
— Дык их жа можно было по-умному сиспользовать, для людей пользительно.
— Маху наши правители дали, у тебя не спросили.
— Спросили бы, и семь лет копать не пришлось бы.
— Ты, што ли знаешь лучше их?
— А и знаю. Хошь, и тебе покажу.
— Такой умный… Чё ж не в Кремле сидишь?
— А то там умные сидят…
Рахим затянулся поглубже, вытягивая жар из последних зернышек самосада, окутался дымом как туманом. Загасил огрызок газеты черными пальцами, предварительно намуслякав их, и сказал не в тему.
— Давай, завтре в екатерининский завал сходим.
— Че я там не видел?
— Я берлогу надыбал.
— С Хозяином? — загорелся Фарит. — Мне б жиру медвежьего б со стаканчик. Говорят, радиацию выводит.
— Не-а, Хозяин выспался и по делам своим ушел.
— Жалко.
— Но кой чё интересное за собой оставил. Ты тока фонарей ваших пару прихвати. И этот карандашик, который щелкает.
ФАТЕРА КОСОЛАПОГО
Под берлогу Мишка приспособил небольшое, метра на два углубление в скале.
Рахим раздвинул кусты можжевельника, прикрывающие вход в пещерку, полыхнул фонарем вовнутрь — пусто. Зашел, согнувшись в глубоком поклоне. Фарит без лишних оглядок последовал за ним.
— Ну, чего скажешь? — спросил Рахим, видя некую растерянность в друге.
— Повезло Косолапому. Знатную фатеру себе надыбал, — признал Фарит.
Внутри было темно и просторно. У левой стены фонарь высветил постель из примятых еловых лап. Под ногами и на постели рассыпаны камни, некоторые с медвежью бошку величиной. И полное отсутствие Мишкиного запаха, хотя зимовал он здесь, судя по внушительным запасам окаменелого добра, не один сезон. Где-то щель в скале спряталась, естественная вытяжка воздух чистит.
Фарит лесной человек. Ему минута или пять потребны, чтобы обсмотреться, камни-валуны с места на место перекатить. А уж потом и глаза в потолок уставить.
— Обвалилась берлога? — фонарь пополз по крутой стене… и потерялся в вышине.
— Ну да. И, вроде как на его, на спяшшего.
— Не зашибло?
— Я смотрел, крови не нашел. Но досталось малость, шерсть зацепило. Вон на той булыжине, — тронул ногой камень с острой кромкой, — клочья висят.
— И с чего бы это стенка завалилась, — спросил скорее себя, чем напарника Фарит. — Землетрясений в наших краях сроду не бывало.
— Зато взрывают на вашем карьере частенько.
— Так это за сколь отседова будет?
— Сколь ни сколь, а когда порода еле держится и чиха может хватить.
— И то верно.
— Ну чего? Сходим, глянем? — спросил Рахим.
— Ты еще не лазил?
— Только до закраины. Там спуститься можно, я пробовал. Но одному идтить… сам знаешь.
— Ну да, одному и сгинуть недолго, — согласился Фарит.
— Я веревку взял. И меловой камень тожь, будем на стене стрелы рисовать, — похлопал по заплечному мешку.
— Ну, тогды не потеряемся.
ГОРНЫЕ ЛАБИРИНТЫ
Цельный месяц лазили Фарит с Рахимом по пустому нутру горы. Фарит даже спецьяльно отпуск себе оформил.
Нашли главное тело пещеры, каменный свод высотой больше тридцати метров и без малого километр в поперечнике. Десятки больших и малых ответвлений. Одни выводили в небольшие пещерки, сухие, либо с озерцами прозрачной воды. Другие упирались в скальные нагромождения. А иные уходили в бесконечность, и пройти по ним не было никаких возможностей. Потому как на пути вставали либо завалы, либо провалы. Дороги трактора еще не выровняли, мосты не прокинули, асфальт не положили, а трамвайное движение пустить забыли.
В двух местах пещерная полость выходила наружу. Единажды увидели высоко — камень не добросить, — световую полосу, наискось падающую на стену. Долго спорили, где это, пока не пришли к согласию. В другой раз боковой проход вывел к светящейся щели. Попытались расковырять, скальная пластина топору не поддалась. Тогда Фарит молотком пожертвовал. Привязал его к веревке и, после нескольких попыток, выбросил-таки его в щель. Найдут молоток, проход пробьют, и не надо будет по подземным лабиринтам всякий раз в темноте пробираться.
Вечерами Фарит долго пыхтел — в отблесках кострового пламени рисовал карандашом в своем блокноте вновь обследованные участки, пытался выстроить правильную пещерную карту и описать очередную находку.
— Нам с тобой ни в жисть все не обсмотреть, — подвел он итоги очередного дня. — Чем больше лазим, тем больше нового открывается. Никак через весь Уральский хребет пещерина проползает.
— Ну, дык, — гордый за свое первооткрытие, отозвался Рахим, — вона какое хозяйство. Королевство цельное, или, скажем, царствие.
— Царство! — поправил Фарит.
— Какая разница то?
— Царство — это как государство. В ём ты можешь жить, я, другие люди. А царствие… вот крякнешь ты, к примеру, насовсем, и скажут тебе на прощание, как пожелают — царствие небесное.
— А! — понятливо кивнул Рахим. Затянулся пару раз, обдумывая чего-то, головой покачал, руками покрутил и выдал. — Можа, позовем кого в помощники?
— Как только, так сразу, — охотно согласился Фарит.
