Она наклонилась к нему.
— Дайте-ка мне выбрать фотографии с Эдди. Уверена, вам будет интересно на них взглянуть.
Прижавшись бедром к его ноге, она начала показывать фотографии, то и дело беспричинно хихикая. «Хорошо же она нагрузилась, — пронеслось в голове, у Джорджа, — надо быть начеку». Господи, ну почему всегда; когда он разъезжал по делам Бланш, ему попадались дамы такого сорта, которые сразу, не стесняясь, демонстрировали свои намерения. Он рассматривал снимки с Шубриджем, слушал ее пояснения, одновременно пытаясь, достаточно вежливо, защититься от чересчур откровенного наступления. Она прислонилась к нему и время от времени терлась о его плечо, похожая на огромную, пропахшую джином кошку. Листая альбом, она без остановки болтала и смеялась.
— Это я, да, точно. Ни за что не поверишь, правда? Боже, что за платье! Подумать только, что мы носили! А вот это ничего. Мы с Энди тогда были одни на пляже. Несколько пикантный снимок, да?
Несколько раз она откидывалась на спинку дивана, грудь ее высоко вздымалась, она смотрела на Джорджа вызывающе откровенно. Он понял, что просто так его из этого дома не выпустят. По правде говоря, иногда он позволял себе расслабиться, но сейчас… До конца альбома оставалось всего несколько страниц, и Джордж с завистью вспомнил Альберта: «Хорошо ему там дремать на заднем сиденье машины». Он ясно представлял, как это все произойдет: она захлопнет альбом, уронит его на пол, глупо хихикнет и ляжет на диван, призывно подняв руки и вожделенно закатив глаза. В такой ситуации у джентльмена нет выбора, ибо отвергнуть женщину…
В этот момент в холле зазвонил телефон.
— Черт, кто это может быть в такую рань? — раздраженно воскликнула миссис Энджерс, нехотя поднявшись с дивана.
«Спасен, — подумал Джордж. — Есть что-то мистическое в телефонном звонке: чем бы ни занимался, надо бросить все и подойти к телефону. И слава богу».
У дверей она остановилась и, улыбнувшись, хитро подмигнула.
— Не скучай, дорогуша. Налей себе еще джину… И мне тоже. — Она сделала широкий жест рукой, едва не вывалившись в холл.
Джордж поднялся с дивана и подошел к окну. Открывая задвижку, он услышал, как она заверещала по телефону:
— Энди! Милый! Как я рада слышать твой голос… Ангел мой, я тут сижу тихо, как мышка, совсем одна, и думаю о тебе…
Джордж перелез через подоконник и, не закрыв окна, бросился к своей машине. Он резко набрал большую скорость, но, выехав на главную дорогу, сбавил ход. Погоня его не страшила, но он выпил лишнего и не хотел неприятностей с полицией.
Альберт устроился на переднем сиденье и уткнулся носом в ногу Джорджа — знак особого расположения.
Джордж раздраженно зашипел:
— Если и ты еще будешь приставать, сдам тебя первому попавшемуся собачнику.
Альберт свернулся было калачиком, но тут же вскочил на все четыре лапы, когда Джордж заорал на весь салон:
— Черт возьми! Я забыл у нее на столе шляпу!
Вечером того же дня Буш сидел в своем кабинете, окна которого выходили на Сент-Джеймсский парк, и изучал доклад о Джордже Ламли. На столе ждали своей очереди еще пятьдесят сообщений. Сотрудник уголовного розыска Уилтшира прислал четкий и подробный отчет. Ламли, тридцати девяти лет, паршивая овца семейства, живет на проценты, без постоянного места работы. Пять лет назад проработал несколько месяцев торговым агентом пивного завода в Тивертоне. Год спустя стал совладельцем небольшого кафе в Кроуборо, но через полгода вышел из дела. Разведен, детей нет. Иногда выступает в роли частного детектива мадам Бланш Тайлер, медиума из Солсбери. Дом Ламли, построенный из песчаника, крыт соломой и не имеет подвала. В саду вольер размером тридцать на десять футов, где содержатся длиннохвостые попугаи, фазаны, пара диких уток с подрезанными крыльями и три бентамки — две курицы и один петух.
Он окончил чтение, сделав пометку — передать отчет Сэнгвилу для ввода в компьютер. В этот момент дверь открылась и в кабинет вошел Грэндисон.
Кивнув, он подошел к столу, молча взял доклад на Ламли, быстро просмотрел его и бросил обратно.
— Да, все примерно одинаковые, — заметил Буш.
— Ничего удивительного. Нам никто не принесет конфетку на блюдечке с голубой каемочкой.
— В Скотланд-Ярде умирают со смеху.
Грэндисон усмехнулся.
— Вот и хорошо. Смех — лекарство от вражды. Итак, со стороны мы — куча болванов, но действуем-то мы далеко не так глупо. Правда, ищем иголку в стоге сена.
Он задумчиво потер бороду, опять усмехнулся и спросил:
— А вы не думали молиться?
— Молиться?
— Не отвечайте вопросом на вопрос, Буш. Что в этом удивительного? Добрая старая молитва Господу — помощь в борьбе со злом. В нашем управлении Богу уделяют недостаточно внимания. Разумеется, вы понимаете, какого Бога я имею в виду?
— Наверное, не христианского.
— Конечно, нет. Существует лишь один Бог, который понимает наши проблемы и иногда помогает нам их решить. Бог-случай, ведающий совпадениями, манипулирующий местом, временем и действующими лицами. Иногда везет. На статистике раскрываемости преступлений это вряд ли существенно сказывается, но какой-то процент удачи все же есть.
— Согласен. Хотя убедиться можно лишь на деле.
— Вот именно. Пока мы ничем важным не располагаем. Теперь пришло время для серьезной молитвы. У меня есть сильное подозрение — строго между нами, — что сейчас мы можем рассчитывать только на случай. Поэтому лучше помолиться. Пока же посмотрите этот список. — Он бросил на стол листок бумаги. — Вместе с Министерством внутренних дел и ребятами из полиции нужно проверить, насколько надежно охраняют этих лиц. Хотя следующей жертвы может среди них и не быть. Все зависит от того, на какую сумму рассчитывает наш приятель, — миллион, полмиллиона, или у него более скромные аппетиты.
После ухода Грэндисона Буш просмотрел список. В нем было свыше тридцати имен тех, кто входил в высший эшелон власти Англии. Он начал прикидывать, что произойдет после похищения, скажем, наследного герцога, премьер-министра или министра финансов, как придется заминать это дело и втайне выплачивать выкуп. Через несколько минут он и думать перестал о каком-то Джордже Ламли с его подружкой мадам Бланш Тайлер.
Когда Бланш приехала вечером в Рид-Корт, мисс Рейнберд мучила жестокая мигрень. Она уже начала подумывать, не отложить ли назначенный на вечер визит мадам Бланш, но все-таки решила принять ее. Обязательно выполнять намеченное — это у нее в крови.
Накануне вечером Бланш разговаривала с Джорджем по телефону, и он рассказал ей все, что удалось узнать в Брайтоне. Перед отъездом к мисс Рейнберд она еще раз набрала его номер в надежде узнать что-нибудь новенькое. Но телефон молчал. Джордж вернулся чуть позже: по дороге домой он решил пообедать в пригородном ресторанчике, а потом, съехав с дороги, около двух часов подремал в машине.
В холле Бланш встретил и принял пальто Ситон, высокий и седой старик, на лице которого, казалось, навечно застыло торжественное выражение. Всю свою жизнь он был слугой и выработал особое чутье на людей. Согласно его классификации, Бланш стояла на одной из последних ступенек социальной лестницы, даже ниже, чем он сам. Нельзя сказать, что она ему не нравилась. Хотя он был одного возраста с мисс Рейнберд, но всегда смотрел с удовольствием на хорошеньких женщин. Ему было отлично известно, зачем мадам Бланш приезжала к его хозяйке. И вовсе не потому, что он любил подглядывать в замочные скважины или судачить с прислугой. Кое-что он чувствовал, о чем-то догадывался и уже сделал собственные выводы. Он знал, чем занимается мадам Бланш Тайлер. Миссис Куксон, приехав как-то к ним в дом, весьма громко распространялась на эту тему.
Приняв пальто Бланш, Ситон слегка откашлялся и произнес:
— Должен заметить, мадам Бланш, хозяйка сегодня чувствует себя неважно. Постарайтесь ее не утомлять.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы меня предупреждаете, Ситон.
— Благодарю вас, мадам.
Он вышел, унося пальто Бланш, недовольный, что эта женщина, в которой, он был уверен, текла цыганская кровь, назвала его просто Ситоном.
И без предупреждения Бланш сама бы заметила и почувствовала, что у ее подопечной сильная головная боль. Об этом говорили темные круги под глазами и резко проступившие морщинки. К тому же Бланш всегда чувствовала чужую боль: даже на улице, приблизившись к прохожему, она могла определить — болен ли он или просто чем-то расстроен.
Она поздоровалась с мисс Рейнберд, подошла к ней поближе и сказала:
— Садитесь поудобнее. Для начала давайте избавимся от головной боли.
Заметив удивление мисс Рейнберд, она, улыбнувшись, пояснила:
— И тело, и дух человека, каждый своим способом, сообщают нам о своем состоянии.
