Сегодня я здесь оказалась раньше, по крайней мере на полчаса. В прошлый раз уже совсем смеркалось, я опоздала, он меня не дождался — слишком холодно стоять на ветру у воды. Но это горное озеро — единственное место на земле, где может произойти наша встреча.
Я ускорила шаг, но поскользнулась на мокрой жухлой траве и чуть не упала. Торопиться нельзя, точно так же, как слишком медлить. К счастью, не стоит бежать — его так легко спугнуть: одно неловкое движение — и опять окажешься в каком-нибудь фантастическом месте: дома за компьютером или в дурацком кафе с чужим, нелюбимым человеком. Но и опоздать очень страшно. А вдруг он опять меня не дождется? Нужно найти некое равновесие между «быстро» и «медленно», идти осторожно, но ни в коем случае не задерживаться в пути. Это так трудно, но я постараюсь, я сделаю все, чтобы с ним встретиться и остаться здесь навсегда.
Ветер донес обрывок мелодии. Я ее не узнала, но сумела подстроить свои шаги под ритм. Все правильно, именно так и можно создать то нужное равновесие — попасть в такт этой музыке, ее медленно-размеренный, но уверенный ритм как нельзя лучше подходит к моей задаче. Моя узкая, скользкая тропинка, круто спускающаяся к берегу, — как канат эквилибриста. Музыка — шест, а моя любовь к тому, кто ждет на берегу, — талисман удачи. Я должна думать о нем, представлять его, осторожно нести свое хрупкое счастье.
Я не знаю о нем ничего, но это не важно. Ведь главное мне известно: я люблю его больше жизни. Он так чист, так наивен, так по-детски смотрит на мир. Он очень раним, мой любимый, абсолютно лишен защитной оболочки. Он мой ровесник, но я его гораздо старше, по сравнению с ним я — древняя старуха. Иногда мне нестерпимо хочется прижать его к себе и утешить.
Я старше, а он мудрее. Его мир — мир сказочных фантазий и легкого, искреннего смеха, он чист и прозрачен, как вода в этом озере. Я уже вижу его силуэт. Чуть-чуть, играя шестом, чтобы удержать равновесие, ускоряю шаг.
Я ничего не знаю о нем, мы никогда не встречались, мне еще ни разу не удалось дойти и не опоздать. Но сейчас я дойду обязательно. Он поднял руку, машет мне — сегодня он меня дождется.
Новый обрывок мелодии, принесенный ветром, подбадривает меня, уверяет, что все получится. Что мой любимый мне скажет, когда мы наконец встретимся? Что я скажу ему, когда наконец до него дойду. Ведь я совсем его не знаю…
Не важно! Я просто возьму его за руку и никогда не отпущу. Я просто прижму его к себе и утешу. Мы будем вместе, и его одиночество навсегда закончится. Ему не понадобится больше сочинять себе сказки — сказкой станет вся наша жизнь. Ему не придется больше выдумывать смешных, детских занятий вроде взлома чужих компьютеров или конной школы — нашим общим занятием будет любовь друг к другу…
Тропинка кончилась, я вышла к берегу. Остается обогнуть по кромке озеро — и встреча наконец состоится. Но сейчас нужно двигаться особенно осторожно.
Он смотрит, как я приближаюсь. Я, не отрываясь, смотрю на него. Его лицо, любимое, знакомое до последней черточки, поражает меня открытием: мой любимый — Наблюдатель с рок-концерта на стадионе, мой любимый — тот человек на скамейке в парке, наблюдающий за играющими детьми. Нет, ожидающий приближения девушки, спешащей к нему на свидание. Эта девушка — я. Он за мной наблюдает. Я не знаю о нем ничего. Я люблю, люблю его без памяти.
Под ногой хрустнула ветка, громко, как звук выстрела, — я вздрогнула, пошатнулась, музыка стихла, рука моя, лишившись шеста, взлетела в воздухе, чтобы удержать равновесие. И тут я сделала ошибку — оторвала от любимого взгляд, посмотрела на свою руку.
В руке моей был пистолет. Понимая, что уже ничего не исправить, я направила пистолет на любимого…
Внезапно наступила ночь, непроницаемо-черная, без звезд, без просвета. Темнота затопила все вокруг. Я больше не видела его лица, я… Она больше ничего не видела. Голос женщины, хорошо знакомый, родной отчаянно звал ее. Она не хотела на него реагировать, ей нужно было остаться здесь и узнать… Но голос был неумолим и настойчив. Нисколько не считаясь с ее желаниями, он подхватил ее и вытащил на поверхность.
— Ривилиса убила Анна, — сообщила Полина, то ли себе, то ли этому голосу, как только открыла глаза.
— Поленька! — в этом знакомом, родном голосе было столько боли, любви, облегчения, радости, что Полине стало стыдно.
— Мама?! — Она приподнялась и села — движения еще ей давались с трудом. — Как ты здесь оказалась?
— Да просто была неподалеку, решила зайти, навестить. Как ты? Уже получше? Может, позвонить в «Скорую»?
— Нет, нет! Не надо! Все хорошо. — Полина улыбнулась, показывая, что все действительно хорошо: она окончательно пришла в себя и беспокоиться не о чем. Пересела в кресло.
— Тебе нужно обязательно показаться врачу. Такие обмороки — дело серьезное, а учитывая твою травму… В последнее время я очень беспокоюсь за тебя, сердце не на месте.
«Ну, допустим, — подумала Полина, — сердце не на месте у нее не в последнее время». Так было всегда, а после того, как Полина попала в аварию, все еще больше усугубилось. Мама постоянно боялась, что от нее что-то скрывают, все не так хорошо, как Полина пытается показать, и пускалась на различные хитрости, чтобы узнать, подсмотреть это что-то. Главной хитростью было вот так внезапно появляться, без предупреждения, без звонка, чтобы застать, так сказать, врасплох, увидеть убегающую тень несчастья. И сегодня ей это наконец удалось. Раиса Сергеевна, войдя в офис, обнаружила свою дочь на полу без сознания и страшно перепугалась.
Полина чувствовала на себе ее испуганный, напряженный взгляд. Очень жалела мать, понимала, что нужно ее срочно утешить, успокоить, сделать что-то такое, чтобы она опять поверила, что все хорошо, но вместе с тем не могла отделаться от досады: этот внезапный заход мамы разрушил все ее планы. Так удачно все складывалось: Виктор завез ее в офис и уехал в больницу, у нее появилась возможность «досмотреть» до конца историю Анны, а тут…
— Я прекрасно себя чувствую, честное слово, — стараясь скрыть недовольство, мягко проговорила Полина.
— Ты очень бледная, — не желала успокаиваться Раиса Сергеевна, — выглядишь просто ужасно! И часто с тобой такие обмороки?
— Да нет, нет, — нетерпеливо сказала Полина. Ей хотелось сейчас одного: чтобы визит матери поскорее закончился и она смогла вернуться к Анне. — Тут был браслет. Ты не видела?
— Браслет? Я положила его на стол. Это Виктор тебе подарил? Очень красивая вещь! Вот только застежку ты умудрилась уже сломать. Нужно отдать его в мастерскую. Хочешь, я отнесу?
— Не нужно. Это не мой браслет. Кто-то его потерял, а нам принесли, — объяснила Полина, не вдаваясь в подробности.
— Ну хорошо, — повеселевшим голосом сказала Раиса Сергеевна и поднялась. Полина подумала, что мать собралась уходить, но ошиблась. — Заварю-ка я нам чайку, ты не против? Я купила пирожных, когда шла к вам. А где, кстати, Виктор?
— Уехал в больницу. Одной нашей клиентке стало плохо.
— Стало плохо? Где, прямо здесь?
— Нет, дома. У нее случился сердечный приступ.
— А кто такая Анна?
— Анна? — поразившись осведомленности матери, переспросила Полина. — Откуда ты о ней знаешь?
— Ну… ты ведь сама сказала, когда пришла в себя, что Ривилиса убила Анна. Ривилис — это тот учитель, которого вчера застрелили? Я слышала, в новостях передавали. Вы взялись за это дело?
— Да, в общем, — пробормотала Полина: она не любила обсуждать с матерью их детективные дела.
— Так кто такая Анна? — не отставала Раиса Сергеевна. — И почему ты думаешь, что она убила? В новостях передавали, что арестовали директора школы по подозрению в убийстве. Я думала, это он и застрелил учителя.
— Анна — никто, обморочный сон, — Полина натянуто рассмеялась. — А чай я могу заварить и сама. — Ей хотелось отвести разговор от Анны и продемонстрировать матери лишний раз свою абсолютную бытовую самостоятельность.
— Нет, ты посиди лучше, — Раиса Сергеевна положила руку на плечо Полины и слегка сжала — застенчивая ласка, в которой смешались тревога, боль, и страх обидеть опекой и слишком бурными проявлениями любви. Полине опять стало стыдно за свою досаду на мать. — А врачу показаться все же стоит.
Чай, заваренный Раисой Сергеевной, был необыкновенно вкусным — она знала какую-то хитрость. Под ее руками любой, даже какой-нибудь «Липтон» в пакетиках, начинал «звучать» по-другому. Пирожные тоже попались удачные: воздушные и легкие, не слишком сладкие и не чрезмерно жирные. Они пили чай, разговаривали о всяких простых житейских делах, и Анна уходила от Полины все дальше и дальше. А когда приехал Виктор и Раиса Сергеевна, сдав с рук на руки дочь мужу, ушла, никакой убежденности в том, что убийца Ривилиса — Анна, у Полины не осталось.
