Сенталло назвал адрес Вертретера.
– Скажи, Людовик, а эта особа, которая живет вместе с братом… по-моему, она произвела на тебя очень сильное впечатление…
– Я бы очень хотел, чтобы, когда вы познакомитесь, господин директор, у вас сложилось такое же.
– Правда?
– Да… потому что, если я сумею добиться оправдания, сразу же попрошу ее стать моей женой!
– Браво! Это как раз то, что тебе нужно, мой мальчик! Как только ты снова станешь белее снега, вернешься на прежнее место, и мне наверняка удастся убедить братьев Линденманн выплатить тебе компенсацию за все потерянное время. Это самое меньшее, что я готов сделать, лишь бы ты меня простил…
– Я никогда не сомневался в вашей доброте, господин директор, и верил, что рано или поздно вы узнаете о своей ошибке и первым же согласитесь, что были не правы. Но, если я найду грабителей и помогу отыскать похищенные деньги, то получу еще и половину премии, обещанной господами Линденманн.
– Почему только половину?
– Потому что я должен поделиться с Францем Вертретером, без которого у меня бы никогда ничего не вышло.
– Справедливо и к тому же лишний раз доказывает, что ты честный и порядочный мальчик. Но тебе не кажется, что за два с лишним года эти деньги могли потратить?
– Полиция придерживается иного мнения.
– Что ж, будем надеяться, так и есть. А кстати, насчет денег… Тебе хватает на жизнь?
– Да, спасибо, все в порядке.
– Но ведь не мог же ты заработать в тюрьме кучу денег?
Энрико Шмиттер достал бумажник и вытащил из него все содержимое.
– На-ка вот, возьми…
– Уверяю вас…
– Если откажешься, я подумаю, что ты все еще на меня в обиде!
– Ну хорошо… только я вам все это обязательно верну!
– Ладно, я вычту из твоих первых зарплат…
Как и накануне, Сенталло решил подождать Эдит у выхода из магазина. Ему не терпелось рассказать молодой женщине о разговоре с Энрико Шмиттером и поделиться переполнявшей его радостью. В ознаменование счастливого события Эдит предложила устроить праздничный ужин. Они купили вяленого мяса по-гризонски – любимого блюда Франца, а заодно две бутылки вина «Мейнфилдер» и огромный черничный торт.
Инспектор сначала воздал должное необычайно вкусному ужину, а уж потом поинтересовался причинами такого торжества. Сенталло рассказал, как, не найдя Шауба дома, решил воспользоваться отсрочкой и сходить в банк к Энрико Шмиттеру. И не зря. Людовик описал, с каким участием принял его управляющий, и объяснил, что в конечном счете это его душевной широте они обязаны таким замечательным ужином. Подобрав с тарелки последние крошки черничного торта, Франц задумчиво покачал головой.
– Уж не знаю, хорошо или плохо то, что вы отправились к господину Шмиттеру, Сенталло. Во всяком случае, теперь он знает о наших намерениях. Понадеемся, что ваш благодетель не из болтливых. Но меня беспокоит одна вещь… Шмиттер насквозь проникнут корпоративным духом…
– Что вы имеете в виду?
– Поставьте себя на его место! Сама мысль о том, что кого-то из служащих можно заподозрить в краже, кажется Шмиттеру чуть ли не личным оскорблением и клеветой. Я не сомневаюсь в его добрых намерениях, но, боюсь, Шмиттер будет напирать скорее на факты, которые могут обелить его персонал… Вспомните, как управляющий вел себя на суде! Он защищал вас до тех пор, пока другие свидетели и ваша система самозащиты не заставили его умолкнуть. И, тем более, вам не следовало упоминать о Шаубе, к которому Шмиттер, похоже, питает большую симпатию.
– А я уверен в одном: если господин Шмиттер поймет, что ошибался в Шаубе, он сочтет своим долгом ото признать!
– Возможно, но только очень трезвый, аналитический ум способен воспринять сам факт, что заблуждался на чей-либо счет. Ладно, будущее покажет, кто из нас ближе к истине – вы или я…
Рассуждения полицейского слегка омрачили жизнерадостное настроение Эдит и Людовика. Дабы восстановить атмосферу, царившую за праздничным ужином, молодая женщина предложила сварить кофе. Как только она ушла на кухню, в дверь позвонили. Мужчины с удивлением переглянулись.
– Интересно, кто бы это мог быть в такой час? – пробормотал Франц.
– Ты откроешь, Франц? – послышался из кухни голос Эдит.
Инспектор вышел в прихожую. Распахнув дверь, он увидел господина Шмиттера, чье лицо еще не изгладилось из его памяти со времен судебного разбирательства.
– Если не ошибаюсь, господин Шмиттер?
– Совершенно верно. А вы – инспектор Вертретер?
– Да.
– Прошу прощения за столь поздний визит, но мне хотелось поскорее увидеть Людовика Сенталло и, зная, что он живет в вашем доме, я позволил себе…
– Помилуйте, господин Шмиттер, не стоит извинений… входите же!
Увидев рядом с Францем Энрико Шмиттера, Сенталло вежливо встал.
– Добрый вечер, господин директор.
– Добрый вечер, Людовик…
В это время вошла Эдит с кофейным подносом, и Франц представил сестре управляющего персоналом банка Линденманн.
– Так вот, значит, молодая особа, о которой я сегодня слышал столько добрых слов, – улыбнулся Шмиттер.
Эдит покраснела.
– Не стоит верить словам Людовика, господин Шмиттер, он ужасный болтун, – шутливо заметила она.
– Значит, парень здорово изменился! И если этой метаморфозой он обязан вам, фрейлейн, то позвольте принести вам мои поздравления…
Согласившись выпить чашку кофе, Шмиттер сел за общий стол.
– Прежде всего, господин Вертретер, я должен поблагодарить вас за все, что вы сделали для Людовика, и…
– Да уверяю вас…
– Да-да! В наше время так мало людей, обладающих чувством долга, что выразить им признательность – лишь справедливо. Тем более, я думаю, вам это нелегко далось – одни уговоры начальства чего стоили!
– Честно говоря, это и в самом деле потребовало определенных усилий.
– И я полагаю, вам пришлось взять на себя кое-какие обязательства?
– Разумеется.
– Прекрасно, господин Вертретер, превосходно! И положитесь на меня: как только вы достигнете цели, я непременно сообщу в министерство о вашей роли в этой истории!
– Благодарю вас.
Эдит налила кофе, и Шмиттер не преминул сказать, что это один из лучших, какие ему случалось пробовать.
– Но я пришел сюда, инспектор, не только затем, чтобы познакомиться с вами и с вашей сестрой, хотя это, бесспорно, доставило мне огромное удовольствие. Людовик, я хотел сообщить тебе, что внимательно изучил досье Шауба и, вынужден признать, не нашел никаких бумаг, подтверждающих получение наследства, на которое он сослался, покидая наш банк. В то время меня тоже немного удивило решение Шауба, но я сам слишком устал, чтобы не признать права на отдых за другими. Тем не менее я по-прежнему думаю, что Рудольф Шауб – не тот человек, которого вы ищите, или я ничего не смыслю в людях. Если уж Шауб виновен, то можно заподозрить кого угодно… Однако я согласен, что вопрос о наследстве следовало бы прояснить. Хотите, я вызову Шауба в банк, инспектор?
– Ни в коем случае, господин Шмиттер. Вы же понимаете, мы бы и сами давно приказали ему явиться в управление, будь хоть малейшая надежда добиться успеха таким образом. Беда в том, что даже если Шауб не сумеет объяснить происхождение наследства, это еще не докажет его вину.
– Но ведь должен же человек назвать источник своих доходов?
– И что с того? Шауб может заявить, например, что выиграл в лотерею. Как удостовериться, что это вранье? Не он обязан доказывать, что живет не на краденые деньги, а мы – что он их украл.
– Ясно. И что вы предлагаете?
– Сенталло сам поедет к Шаубу и попробует его разговорить. Возможно, увидев человека, который, по его мнению, сидит в тюрьме, Шауб растеряется, струсит и чтобы самому выйти сухим из воды, выложит, кто затеял всю аферу?
– Но Людовик очень крупно рискует…
– Он согласился рискнуть, понимая, что иначе мы ничего не добьемся.
– Вы будете его сопровождать?
– Нет. Шауба уже наверняка предупредили, что кто-то приходил, и он должен держаться настороже, так что, увидев несколько человек, просто удерет, если, конечно, и в самом деле чувствует за собой вину… Сенталло обещал мне не прибегать к насилию. Его задача – разобраться, откуда ветер дует. Если Людовик почувствует, что у Шауба совесть нечиста, тут в игру вступим мы и, установив за домом круглосуточное наблюдение, нагоним такого страху, что Шауб начнет делать ошибки. Тогда-то мы его и накроем. И, клянусь вам, он у меня заговорит!
Когда Шмиттер ушел от Сенталло и его друзей, в доме царило самое оптимистическое настроение, поскольку управляющий персоналом банка Линденман, взбодрившись от рюмки «Кирша»[6], который Эдит подала к кофе, в радужных тонах описал будущую церемонию по случаю возвращения Людовика в банк, торжественные извинения дирекции и все прочее.
