Опрос жильцов подъезда, произведенный с упором на врача или человека, работающего под врача, ситуацию не столько прояснил, сколько всё запутал. Да, в течение указанного дня врача в подъезде видели. И не одного, потому что в квартиру на третьем этаже был вызван участковый, а жильцов на пятом лечила «неотложная». И до этого видели врача, но могли и видеть после этого. Может быть, мужчину, а возможно — женщину. В халате. В белом. Или в чем-то белом, то есть не исключено, что не врача. То есть просто некоего человека, например, в плаще, а вовсе не в халате. В белом. Или в чем-то бежевом. Или не сегодня, а позавчера, но кого-то там определенно видели. Но видели э-э… неопределенно.
Инициатива наказывается исполнением, и новый труп, обнаруженный несколькими днями позже, повис также на, скажем так, Козлове отпущения. Отчасти к этому располагали обстоятельства. На сей раз квартира оказалась запертой, о смерти ее обитательницы сообщила соседка по лестничной площадке. Она за небольшую мзду регулярно навещала умершую, помогала престарелой женщине в быту и имела ключи от ее жилища. Повреждений, указывающих на насильственный характер смерти, на теле опять же не отмечено, но следы поспешного обыска квартиры были налицо. Как и в двух предшествующих случаях ни оперативно-розыскные действия, ни судмедэкспертиза вразумительных результатов не дали. По словам соседки, покойная хранила дома незначительную сумму денег, старинное столовое серебро и кое-какие золотые украшения. При осмотре места происшествия названных вещей не обнаружено. Заведено уголовное дело.
И опять опрос жильцов подъезда, снова проведенный Козловым с упором на врача или человека, работающего под врача, — и далее опять-таки по тексту.
Если в трех предыдущих случаях подозрения на насильственную смерть мотивировались в основном сопутствующими обстоятельствами (факт кражи, незапертая дверь) и служебным рвением чересчур ретивого опера Козлова, то следующий, уже четвертый, эпизод несомненно отдавал мрачной достоевщиной. Теперь в запертой на все замки квартире имели место быть сразу же два трупа — пожилой немощной хозяйки и ее такой же престарелой гостьи. Когда последняя к оговоренному сроку не пришла домой, домочадцы бабушки подняли тревогу и, в конце концов, настояли на вскрытии квартиры. При осмотре места преступления было обнаружено, что у хозяйки неестественно вывернута шея, а ее знакомая без затей заколота кухонным ножом. Никаких намеков на грабеж в квартире не замечено.
Возбуждено уголовное дело, однако все оперативно-розыскные мероприятия опять зашли в тупик. Потуги Козлова привязать «врача» и к этой уголовщине (равно как и эту уголовщину привязать к какому-то якобы врачу) привели лишь к умножению неопределенностей и распространению слухов о лекаре-убийце.
На этом начальство спохватилось, неугомонный лейтенант официально получил взыскание, а неофициально — порядочный разнос. Вразумительные основания объединять четыре эпизода в серию отсутствовали напрочь. Ничего сколь-нибудь весомо подтверждающего его сумасшедшую гипотезу Козлову нарыть не удалось.
Иной бы, не исключено, и успокоился, но никак не этот. А очередной труп только утвердил его в намерении держаться своей версии, даром что перевести новый эпизод в плоскость уголовного расследования ему не разрешили. Шестой по счету труп принадлежал (для разнообразия) зажившемуся на свете старичку и к моменту его обнаружения успел наполовину разложиться. Тело было найдено случайно, когда вследствие пробного включения системы централизованного отопления в квартире старика лопнула труба и соседей снизу затопило. После долгих трехсторонних препирательств между жильцами затопленной квартиры, работниками жилищно-коммунального хозяйства и милиционерами дверь в квартиру старика взломали. Осмотр места происшествия мог быть осуществлен лишь в противогазах. Результаты предпринятого разбирательства, в том числе судебно-медицинской экспертизы, признавшей смерть естественной, удовлетворили всех. Но только не Козлова.
Подобные «найденыши» в милицейской практике не являлись чем-то исключительным и не подразумевали криминала. Старики, живущие одни, сплошь и рядом умирают тоже в одиночестве. Хотя, признаться, конкретно в данном случае слабенькие аргументы в пользу уголовщины у Козлова всё-таки сыскались.
Во-первых, при осмотре обиталища покойного так и не были найдены ключи. Козлов настаивал на том, что его гипотетический убийца их просто-напросто прихватил с собой, чтобы закрыть квартиру. Возможность того, что в силу объективных обстоятельств, а именно невыносимого запаха в жилище, осмотр был произведен не слишком скрупулезно, лейтенант уперто игнорировал.
Во-вторых, в день смерти старика, установленный судмедэкспертизой, у его квартиры в самом деле видели врача. Или всё того же человека, чем-то напоминавшего врача. То есть субъекта без лица, неопределенного возраста и пола, в белом лекарском халате, который с той же долей вероятности мог быть светло-бежевым плащом… Увы, сенсации и тут не приключилось. Оперативная проверка показала, что дедушка тогда действительно вызвал «неотложку», и врач у него был, и был тот врач самый настоящий. Причем после «неотложной» терапии старичок почувствовал себя настолько замечательно, что весь вечер в скверике забивал «козла». Ага. Еще раз как бы в скобочках — жаль, что не Козлова, потому что даже и такая неувязочка лейтенанта не обескуражила.
(Бредить никому не возбраняется, но лучше это делать в соответствующем медучреждении и под наблюдением психиатров.)
А были ведь еще и в-третьих, и в-четвертых. Последние к делам вообще не относились, но зато имели прямое касательство ко мне, сиречь Дайане Германовне Кейн, если кто не в курсе.
Яне лейтенант Козлов сразу не понравился, но она ему не приглянулась раньше. Ага, именно вот так. Впервые он столкнулся с этой непонятной и ему почему-то крайне неприятной дамочкой недели две назад, на квартире у старушки Жмары. Да-да, когда гражданка Кейн ненароком зачехлила ту одинокую пожилую (тоже одинокую и тоже пожилую) женщину (что тоже характерно), среди прочих именно Козлов опечатывал старухину квартиру. На фоне только что пережитого Яна его просто не запомнила, в упор смотрела мимо, все люди в милицейской форме воспринимались ею на одно лицо. Странноватая она какая-то была, кто бы с этим спорил, а Козлов — ну да лейтенант к этому злосчастному моменту на врачах уже малым-мало зациклился. Так и зацепилось — в подсознании пока что, не в сознании. Хотя бы за отсутствием последнего.
А потом была проверка на дорогах. Вообразив, что его гипотетический маньяк врач-старухоубивец, для полноты картины разъезжает на медицинском транспорте, Козлов был рад стараться. Каким образом всего лишь лейтенант исхитрился ее организовать — не столь принципиально. Гораздо примечательней тот факт, что Козлову снова подвернулась Яна… Н-да, чего греха таить, она его достала — ну и разговорчик, если разобрать, получился скользким и двусмысленным, а в чем-то даже в тему. Паче чаяния других результатов осуществленная за спиной начальства авантюра так и не дала, и перед одержимым бесом лейтенантом живо замаячила перспектива позорного изгнания из органов.
(Пусть все менты козлы, но хоть не все Козловы. Да и не все они так сразу же козлы. Есть гораздо хуже…)
Поэтому обнаружение на следующий день очередной покойницы, чья смерть худо-бедно, с грехом напополам укладывалась в прокрустово ложе версии о враче-маньяке, для Козлова случилось очень кстати. Не труп, а перст судьбы, подарок провидения; а когда обстоятельства времени и места привязали к этой смерти Яну, лейтенант решил не сомневаться.
Оказавшись тогда и там, когда и где не надо, остается утешаться тем, что жизнь вообще и в частности представляет собой стечение различных обстоятельств, сцепление всяческих случайностей — с той, впрочем, оговоркой, что случайность суть неосознанная закономерность. Тело было найдено по адресу Пражская 11–61, то есть в квартире, расположенной в том же доме и даже в той парадной, куда Яна ездила на вызов, обернувшийся в итоге вульгарным ложняком. В силу специфических причин время смерти хозяйки указанной квартиры эксперты смогли определить с точностью лишь до шести часов: смерть могла случиться в интервале с семи вечера вторника 10-го до часу пополуночи среды 11 октября — стало быть, в том числе тогда, когда Яна крутилась у подъезда.
