И вот теперь он стоял перед дверью, разглядывая свежую белую краску и табличку с номером квартиры «23». Он позвонил, слабо надеясь на то, что Виктор там. Потом еще и еще раз. Уходить вот так, сразу, не хотелось. Он мог бы спуститься вниз, выйти со двора и устроиться в каком-нибудь кафе на летней террасе, поджидая возвращения Юдина. Но предпочитая действовать, а не тратить время попусту, он принял решение опросить ближайших соседей, а потому, спустившись, прошел несколько шагов и поднялся по точно такой же лестнице в соседнюю квартиру. Позвонил в медный колокольчик, замер, прислушиваясь. Когда же раздались шаги, обрадовался уже тому, что эти мансарды вообще обитаемы – уж слишком они смахивали на бутафорские, стилизованные под романтические художественные мастерские-студии.
Дверь открылась, на пороге стояла сухая старуха в красной шелковой тунике и черных домашних брюках. В уголке рта приютилась толстая сигара. Седые волосы крутыми природными кудряшками обрамляли желтое, но удивительно симпатичное живое лицо с горящими любопытными глазами. Улыбнувшись губами, накрашенными чуть смазанной малиновой помадой, она продемонстрировала Бертрану прекрасные белые зубы – настоящее произведение стоматологического искусства.
– Здравствуйте. Моя фамилия Мишу. Я журналист и собираю информацию о русских эмигрантах Парижа. Мне этот адрес дал один человек, который лично был знаком с господином Смушкиным, вашим покойным соседом. Я надеялся поговорить с его родственником, Виктором, но, к сожалению, его телефон не отвечает, а меня поджимают сроки… Я работаю в «Пари матч».
– Знаете, – расплылась в неожиданной улыбке соседка, обладательница малиновых тонких губ и белоснежных зубов, – вы просто прелесть! Вот давно не встречала таких красивых молодых людей… Чашку кофе?
– Спасибо, мадам!
Она пригласила его войти. Ее звали Шарлотта Фрессон.
Квартирка этой экстравагантной и явно молодящейся дамы изобиловала огромным количеством кушеток, диванчиков, кресел, подушек, ковриков и плетеных стульев. На барном столике громоздилось такое огромное количество алкоголя, что Бертран невольно присвистнул. Солнце заливало небольшую уютную гостиную и играло на хорошо промытых и еще влажных листьях пальм, росших в больших керамических горшках. Мадам Фрессон, позвякивая посудой в маленькой кухне, готовила кофе.
– Вот уж никогда бы не подумала, – доносился оттуда ее громкий, низковатый, с хрипотцой голос, – что кто-нибудь когда-нибудь может заинтересоваться моим соседом… Хотя, конечно, кто знает этих русских… Может, его родители были известными людьми, артистами, к примеру, потому что сам Михаэль служил в театре, я даже смотрела пьесы с его участием.
Голос ее становился все громче и громче, и вот она уже стремительно вошла с подносом и поставила его на низкий стеклянный столик перед сидящим в кресле Бертраном.
– Он играл маленькие роли, эпизодические и вообще был человеком каким-то маленьким, тихим и непонятным, про таких говорят, что они не состоялись… У него и внешность была неприметная, мелкие черты лица, хотя глаза – живые, внимательные… Мы с ним иногда общались, вот как с вами, пили кофе, болтали, когда выходили на балконы, они же рядом, о погоде, болезнях, обменивались какими-то мазями и кремами от болей в спине или ногах… Мы были не молоды, правда, он был значительно старше меня, но с ним было легко найти общий язык… Он последние пару лет до смерти сильно болел, у него начался цирроз печени… Понятное дело, что он пил. Причем начинал с самого утра… Но что это я все говорю и говорю… Что конкретно вас интересует?
– Вот вы сказали, что он был артист. А откуда родом?
– Кажется, из Одессы. Я подозреваю, что он был евреем, но это меня не касается… У меня вообще широкие взгляды… Мой первый муж был еврей и, знаете ли, прекрасный был человек…
– У него были дети, родственники?
– Нет-нет, он был одинок, жил очень скромно, и единственное, что у него было, так это квартира, вот эта. – Шарлотта указала пальцем в сторону стены, увешанной маленькими портретиками, вероятно, близких ей людей. – Виктор познакомился с ним случайно, думаю, они просто пили вместе в каком-нибудь баре, после чего Виктор проводил старика до дома, да так и остался здесь жить… Знаете, что говорил мне Михаэль о Викторе? Что если бы у него был сын или внук, то они походили бы на Виктора.
– А кто такой Виктор? Чем занимается?
– Он русский. Думаю, это и было самым главным при их знакомстве. Возможно, Виктор принялся рассказывать старику там, в баре, о России или вообще, об Одессе, тот рассиропился-разлимонился, да и открыл парню душу… В любом случае это знакомство пошло старику на пользу. Он уже не чувствовал себя таким одиноким. Ему нравилось опекать Виктора, он всегда поджидал его вечером с работы, готовил ему что-нибудь, жил его интересами, дарил ему какие-то свои вещи, по которым русские сходят с ума: иконы, ордена… Да и Виктор, неприкаянная душа, нашел здесь свой дом… Я ни разу не слышала, чтобы они ругались или даже спорили. У нас здесь тонкие стены, все слышно… Они могли подолгу разговаривать на балконе, глядя на Сакре-Кер, – Шарлотта легко поднялась со своего места и устремила взгляд в распахнутое окно, – на купол Дома Инвалидов или Эйфелеву башню…
Затем она вернулась за столик, разлила кофе по чашкам, пододвинула к Бертрану пластиковую коробочку со сливками.
– Он был вором, – неожиданно сказала она, пожав плечами. – Все так говорили. Но мне до этого не было дела. У меня-то он ничего не украл.
– Вы о ком?
– О Михаэле, конечно. Поговаривали, что в молодости он был замешан в одном деле, связанном с ограблением кассы конторы, в которой подрабатывал сторожем. Но я лично не верю! Вот просто не могу себе представить, чтобы этот маленький и тихий Михаэль мог прокрасться ночью в родную контору, взломать кассу… Я поняла бы еще, если бы он был «медвежатником» или «щипачом»… Да-да, мсье Мишу, я кое-что понимаю в этих терминах, у меня зять – полицейский! Но Михаэль… Нет, не думаю, что он на самом деле был вором. Он был романтиком. Слушал Вертинского. Вы слышали когда-нибудь это имя?
Нет, Бертран не слышал ни о каком Вертинском. Он слушал Шарлотту, и чем больше она рассказывала о своем покойном соседе, тем больше склонялся к выводу, что Михаэль Смушкин на самом деле был маленьким и слабым человеком, родственной душой Виктора, такого же неприкаянного, малообразованного, легкомысленного плута, и что это просто удивительно, как он вообще смог пустить в Париже глубокие корни, купить здесь жилье и как-то существовать. Возможно, и ему эта квартира досталась в наследство от такого же, как и он, тихого пьяницы или какого-нибудь старого актера или художника.
– Скажите, Шарлотта, можно я буду так вас называть?
– О, да-да, конечно! Я к вашим услугам!
– Как вы думаете, кем были родители Михаэля?
– Понятия не имею. Знаю только, что он родом из Одессы, что рано остался сиротой, что привез его сюда не то дядя, не то дед… Но было это очень давно. Говорю же, вроде бы человек на виду, все о нем знаешь, а потом, после его смерти, вдруг начинаешь понимать, что жил рядом человек, о котором и сказать-то нечего… Он и женщин-то не особо водил. Разве что подружек по выпивке.
Бертран поймал себя на том, что думает, будто теряет время.
– А Виктор? Это он отремонтировал и покрасил дверь? Привел в порядок лестницу, перила?
Ему на самом деле это было любопытно, поскольку Виктору, как он его понимал, было несвойственно такое поведение. Ремонт, уборка, постоянная работа, семья, стабильный заработок – у таких людей размыты эти понятия.
– Виктор нанял мастера, и тот за месяц привел эту берлогу в порядок. Я частенько захаживала туда, пока шел ремонт, контролировала работу… У меня времени много, а за этими штукатурами и малярами только глаз да глаз… Виктор постоянно в разъездах, крутится человек как может, деньги, видать, зарабатывает, вот я и решила ему помочь.
– А где сейчас Виктор, как вы думаете, на работе?
– Я так вам скажу. Раньше, когда он жил здесь, я еще могла приблизительно знать, когда его ждать домой, он как приходил, сразу музыку включал, даже напевал… Словом, было слышно, что человек дома. Но после того, как он переехал отсюда…
– Как переехал? – очнулся Бертран.
– Да так и переехал. А что, разве я вам не сказала? Да он же не просто так отремонтировал квартиру. Он теперь ее сдает! И за приличные деньги, я вам скажу. А почему вы так удивились? Здесь практически все сдают свои чердаки! Это очень прибыльно, квартиры на Монмартре ценятся среди туристов…
– И где он сейчас живет?
– В гостинице. Рядом с домом своей сестры, на улице Муфтар. У меня и визитка этого отеля имеется… Вот – Comfort Mouffetard. Он платит за номер ровно в два раза меньше, чем берет арендную плату за эту квартиру, поэтому это очень выгодно. К тому же там есть горничные, которые убирают комнаты, словом, он так решил, а я не стала его отговаривать… Вот такие дела… так что вы хотели услышать от меня еще про Михаэля?
