– А где сейчас Виктор, как вы думаете, на работе?
– Я так вам скажу. Раньше, когда он жил здесь, я еще могла приблизительно знать, когда его ждать домой, он как приходил, сразу музыку включал, даже напевал… Словом, было слышно, что человек дома. Но после того, как он переехал отсюда…
– Как переехал? – очнулся Бертран.
– Да так и переехал. А что, разве я вам не сказала? Да он же не просто так отремонтировал квартиру. Он теперь ее сдает! И за приличные деньги, я вам скажу. А почему вы так удивились? Здесь практически все сдают свои чердаки! Это очень прибыльно, квартиры на Монмартре ценятся среди туристов…
– И где он сейчас живет?
– В гостинице. Рядом с домом своей сестры, на улице Муфтар. У меня и визитка этого отеля имеется… Вот – Comfort Mouffetard. Он платит за номер ровно в два раза меньше, чем берет арендную плату за эту квартиру, поэтому это очень выгодно. К тому же там есть горничные, которые убирают комнаты, словом, он так решил, а я не стала его отговаривать… Вот такие дела… так что вы хотели услышать от меня еще про Михаэля?
Париж, 2010 г.
– Соланж, ты еще не спишь? – Нина постучала в дверь спальни. От волнения у нее тряслись руки, в горле пересохло. Но хуже всего было то, что сейчас, когда ей больше всего нужен был близкий человек, с которым она могла бы поговорить откровенно, выговориться, Арман отдалился от нее. Нет, внешне он вел себя, как и прежде, был с ней предупредителен, ласков и нежен, но те взгляды, которые он на нее бросал украдкой, подозрительные, полные недоумения, были настолько красноречивы, что у нее уже не оставалось сомнений – он что-то знает. Да только не понимает, что теперь с ней сделать. Или же ничего не знает, но подозревает.
– Нет, я не сплю, – послышалось за дверью, и Нина открыла, проскользнула в комнату, и тотчас вспыхнул свет. Это Соланж включила лампу.
Недавно пробило полночь. Соланж в ночной рубашке, сонная, сидела на кровати и щурясь смотрела на свою хозяйку.
– Что-нибудь случилось? С Патриком? Он заболел?
– Нет-нет… Просто мне надо с кем-то поговорить. Ты прости меня, Соланж, что я снова разбудила тебя. Арман уснул, а мне не спится… Мне как-то не по себе и… страшно… Помнишь, ты рассказывала мне о том русском, который спрашивал меня?
– Ну да. Конечно, помню.
– Так вот. Я отправилась в этот отель, мне показали книгу регистраций, и я не нашла там ни одной русской фамилии… Возможно, ты все-таки что-то перепутала… Я пыталась описать его, сказала, что ко мне приезжал знакомый и что не застал дома, что я хотела бы с ним встретиться, но, вероятно, опоздала… – она и сама не могла объяснить, зачем так отчаянно лжет.
– Мадам, вам вовсе не обязательно рассказывать мне об этом… Я понимаю, в жизни каждой женщины случаются романы, вероятно, вы нервничаете и думаете, что я расскажу об этом молодом человеке мсье Арману, но это не так. Я – на вашей стороне.
– Но это совсем не то, что ты подумала! У меня нет знакомых мужчин, которые могли бы вот так запросто прийти ко мне… Да и адреса тоже никто не знает. Ладно, Соланж, я пришла к тебе сюда в столь поздний час совершенно по другому поводу… Полина. Она не звонила тебе? Ты не знаешь, где она? Понимаешь, я чувствую свою вину перед ней. Как-то все нехорошо получилось… Мы словно ослепли… эти бриллианты… Они сделали свое черное дело. Если бы мы не знали, что они так дорого стоят, никому и в голову не пришло бы вызывать полицию… И ты бы не позвонила Полине, она спокойно вернулась бы с прогулки домой и снова занималась Патриком… Мы нехорошо поступили с ней…
– …но хуже всех поступил тот, кто подбросил ей футляр, вы не находите? Но что случилось, то случилось, – Соланж вздохнула. – Я не знаю, где Полина. Она не звонила, а ее телефон не отвечает, да вы и сами знаете, наверняка уже сто раз пытались дозвониться…
– Да, это правда. Скажи мне, Соланж, Полина ничего не рассказывала тебе о своем прошлом? Где она жила до того, как приехала в Афины?
– В Москве. Она же переводчица. Но вы и сами все про нее знаете.
– А больше она ничего тебе не рассказывала? Ну… что она раньше была знакома с мсье Арманом, например… Подробности того, как они познакомились на улице… Что-нибудь еще?
– Мне кажется, я знаю, куда вы клоните, мадам. Нет, ничего подобного Полина мне не рассказывала. И я уверена, что она не знала вашего мужа раньше. Я не знаю, почему вы так нервничаете, когда вспоминаете Полину, и как так могло случиться, что вы заподозрили ее одной из первых… Но признайтесь, если бы она тогда не сбежала с моей помощью, то наверняка все эти последние дни провела бы в полиции… И я никогда бы не простила себе, что позволила этому произойти.
– Хорошо, ты права… Скажи, тебе не кажется странным поведение господина Мишу?
– Кого? – Соланж захлопала ресницами.
– Бертран… его фамилия Мишу. Вот что он делает целыми днями у нас в доме?
– Если по правде, то ничего, мадам. Вернее, что-то он делает. Пьет кофе, к примеру, ест, сидит подолгу на террасе и читает газеты, звонит кому-то, изредка, конечно, куда-то отлучается, причем ненадолго, но у меня создается такое впечатление, будто бы он…
– Ну, ну, говори же!
– Будто бы он следит за нами за всеми. Даже за Патриком. Он ведет себя так, словно заранее знает, что колье в доме. Вы ведь это хотели услышать?
– Да… Просто я хотела сравнить наши впечатления… Знаешь, когда я попыталась спросить у Армана, что это за метод такой и кто вообще так ищет похищенные драгоценности, он лишь махнул рукой, мол, не мешай, каждый работает как умеет. А я почему-то нервничаю… Между прочим… – Нина подняла на Соланж глаза и посмотрела с какой-то болью во взгляде. – Он тоже был в этом отеле… И знаешь, как я это узнала? Когда он пил кофе, рядом с его телефоном на столике я увидела карточку отеля…
– Ну вот! Значит, он все-таки ищет колье…
– Соланж, я тебя прошу, если вдруг Полина тебе позвонит, объясни ей ситуацию, скажи, что мы не подозреваем ее, что большой ошибкой с ее стороны было бежать из дома… Словом, я очень сожалею о случившемся. Очень все некрасиво, неправильно вышло… А теперь мне надо идти… Извини, что разбудила тебя…
Она теперь совсем потеряла сон. Дождавшись, когда муж уснет, она выходила из спальни, спускалась в кухню и пила чай. Иногда, после нескольких часов раздумий, голова ее начинала звенеть от какой-то болезненной пустоты, когда ей не хватало воздуха, и она не знала, как ей дальше жить, что делать и к кому обращаться за помощью, ей начинало казаться, что все вокруг нее начинает закручиваться в узлы… Она смотрела на длинные белые занавески – и перед ее мысленным взором они сначала раздувались под порывом ветра, а потом связывались с сухим скользящим звуком, после чего и стены начинали плыть перед глазами, а потом ей становилось дурно, и она, боясь упасть на пол без сознания, по уплывающему из-под ног полу добиралась до спальни, ложилась рядом с мужем и тихо плакала…
Соланж обманула ее, вернее, не обманула, она лишь передала ей то, что сказала Полина, которая проследила за русским, который приходил к их воротам. Полина сказала, что фамилия его Ужинов. Вот когда придумка Виктора проявилась самым нелепым, абсурдным образом… Это Виктор, решив сдать свою квартиру на Монмартре, по старой привычке зарегистрировался в отеле по фальшивому паспорту на имя Валерия Ужинова. Но дело в том, что в те дни, о которых говорила Соланж, в этом отеле останавливался еще один человек, при одном упоминании о котором у нее до сих пор перехватывало дух… Но не от страсти, от которой немеют губы и тело, не от переполнявших ее чувств и трепета, как это было прежде… Нет. Все изменилось, и теперь те чувства, которые она испытала, увидев маленькие ровные черные буковки на голубой бумаге регистрационного гостиничного журнала, заставили замереть ее сердце, остановиться в ледяном испуге, чтобы забиться с новой силой, отчаянно и страшно, как перед смертью…
А что, если Арман все же видел Александра? И потому он так изменился к ней? Нет, этого не может быть… И что вообще происходит? Полина, которая должна была шантажировать ее с первого дня своего пребывания в их доме, вела себя как ангел и смотрела на нее чистым, искренним взглядом… Что с ней стало? Неужели она не для того следовала за ней по пятам, подбрасывая ей эти записки и всячески напоминая о ее прошлом, чтобы потребовать с нее плату за молчание? А колье… Ведь Нина совершенно искренне сказала сейчас Соланж, что сожалеет о том, что Полина сбежала. Но почему?
У нее было такое чувство, будто бы она раздвоилась и теперь было две Нины. Первая по-прежнему боялась Полины и жаждала ее исчезновения, жаждала собственными глазами увидеть подписанный прокурором приказ о ее тюремном заключении. Вторая Нина всей душой успела привязаться к Полине и теперь скучала по ней и сожалела о том, что они с Арманом оскорбили ее своим недоверием и подозрениями.
