– Кто? Откуда могли узнать? С чего это?
– Помимо конкретики, когда акт неверности некто видел собственными глазами, существуют наблюдения, догадки и, наконец, выводы, которые оспорить шалунам обычно не удается. Работой под твоим началом, бесспорно, дорожат, но это не значит, что обиженный тобой… например… тот же подчиненный не затаил на тебя зло. Согласись, ты ведь не ангел. А тот, кто затаил зло, наверняка выжидает, где ты оступишься, наблюдает за тобой или просто следит. При благоприятных условиях он обязательно воспользуется твоей слабостью, неосторожностью, беспечностью и нанесет удар. Если не может тебя смести, то хотя бы развести с женой попытается, чтоб жизнь медом не казалась. Отсюда вывод: не давай повода.
– А я, выходит, дал.
– Тебе-то, как никому другому, известно, был повод или ты чист. А кто из твоего окружения способен на гнусный донос, я не знаю, Герман. Мне не приходило на ум, что за всеми надо установить слежку, да это и невозможно.
Он ждал утешительных слов, но Анюта в своем амплуа, тяжело вздохнув, Герман заворчал:
– Спасибо на недобром слове, но оно хотя бы честное.
– Герман, извини. Если хочешь лести, тебе придется заменить секретаря, а я… я не умею. И много тебе принесет пользы лесть с ложью?
– Ты права, права, – покивал он. – Ну, иди…
Анюта подарила ему жалостливый взгляд – это максимум, на что она способна, – и отправилась к своему столу, на котором стояла игрушка – веселый чертик. Тронув за рожки адского жителя, отчего чертик начал болтать головой, попискивая, Анюта посидела в задумчивости, а потом вернулась к своим обязанностям. Ей-то чего переживать? Но когда появился Никита, она подозвала его заговорщицки – пальцем и прищурив один глаз. Он наклонился, приготовившись услышать нечто нелицеприятное о себе (последнее время Никита ждал со всех сторон только гадостей), а она удивила:
– Жене Германа настучали, что у него с Олеськой легкий заскок на почве секса, отсюда возникли семейные разборки. Судя по его виновато-потерянной физиономии, дело дошло до войны.
– Да ну!
– Скажи честно, не ты поработал радистом?..
Эх, когда б везло всем одинаково
Ух, таксисты… неуловимый народ. Тороков с Ивченко замаялись отлавливать водителей, а все потому, что одна из двух фирм (на самом деле это отделение от основной фирмы) приглашает на работу водителей с собственными автомобилями. Те, соответственно, не ставят машины в гараж, а едут домой, затем из дома – на работу, связываясь с диспетчером по переговорному устройству. Ну и самый неудачный момент: точка у гостиницы не закреплена за конкретными водителями. Тех, кто работает на хозяйских машинах, опросили, а извозчиков с личным транспортом вылавливали как придется, хотя получили домашние адреса и график работы, но, например, среди ночи к ним не заявишься с таким пустяком. А что может быть проще – взять и собрать сначала одну половину водителей, затем другую? Нельзя. И куча причин. В общем, данную ситуацию со всем основанием можно назвать саботажем, то есть господа и не господа из таксопарка не желали помогать милиции, а придраться вроде как не к чему. Да, не к чему! Торокова с Ивченко встречали как родных, выслушивали, сочувствовали, кивали и… ничем не помогали.
– Терпение, терпение, – повторял Тороков, по молодости у Ивченко отсутствовала эта необходимая функция. – Ты все номера записал?
– Все, все, – заверил тот. – С кем базарили, всех записал.
– Поехали к гостинице, сдается мне, того водителя нужно там искать, а разговоры про свободный полет, будто у водил нет определенного места, чистая туфта, мне кажется. Ты, главное, сверяй номера, чтоб мы вторично не опрашивали, а то у меня лица слились в одну физиономию.
Вел машину Ивченко, Тороков безлошадный, в их среде это нетипично, ибо кто-кто, а милиция вся поголовно имеет колеса, и не какие-нибудь отечественные, а с опознавательным знаком производителя на носу. Но, как говорится, каждому свое. Тороков ни о чем не думал, сидя в салоне, он смотрел на мокрый асфальт, на котором отражались разноцветные огни, растянутые и тусклые. По натуре он меланхолик, вероятно, поэтому любил промозглую погоду, мелкий дождь и осень, находя во всем этом магическое притяжение. Когда Ивченко припарковался, он остался сидеть в той же расслабленной позе, юноше пришлось напомнить:
– Приехали.
Выйдя из машины, Тороков поднял лицо к черному небу и прищурился от попадавших на него микроскопичных капель, затем вдохнул влажный воздух, огляделся.
– Вон две тачки стоят особняком, – сказал, – давай с них начнем.
Оба номера не были занесены в блокнот Ивченко, Тороков направился к ближней машине, доставая на ходу удостоверение.
Упитанный шофер среднего возраста, плечистый и усатый, поднял от «корочек» глаза на Торокова и, опустив углы губ вниз, недоуменно спросил:
– А че я сделал?
– Вы? – усмехнулся Тороков. – Один и тот же вопрос… Мы ищем двух молодых людей – парня и девушку. Во вторник в одиннадцатом часу вечера они сели в такси и поехали… Хотелось бы знать, куда они поехали. Вы их отвозили?
Правильно заданный вопрос, к тому же не совсем вопросительный, а скорее утвердительный, дает некоторую гарантию, что ответ будет правдивый. Задай он вопрос по-другому, например, «не вы ли отвозили», или: «вы не отвозили таких-то», таксист наверняка сказал бы «нет». А получилось, будто Тороков знает, к кому они сели, тем самым он отрезал водителю пути к отступлению, ведь милиции побаиваются. Таксист с неохотой пошел на контакт, вначале зачем-то переспросил:
– Парня и девушку? Молодых, да? А где они сели?
– Здесь. Возле этой гостиницы.
– А какие они? Как выглядели?
– Он высокий, спортивный. Она среднего роста, худенькая, черненькая. Красивые ребята.
– А что они натворили?
Ивченко фыркнул, сложилось впечатление, что допрос ведет водила, но, получив от Торокова укоризненный взгляд, отвернул лицо в сторону.
– Ничего, – сказал Тороков. – Возможно, ребята видели убийцу.
– Убийцу? Вона как… И кого ж пришили?
– Женщину. Пожилую. Вы их отвозили?
– Двое ко мне сели, а те или не те – не знаю. Фотографии есть?
– Фотографий нет. Куда вы их отвезли?
– В Ястребиное Гнездо.
– А куда именно в Ястребином Гнезде?
– К Торговой площади.
– Спасибо, до свидания. – Идя к автомобилю, Тороков потирал руки. – Ну, это уже кое-что. Естественно, остановились они в одной из тех гостиниц, что ближе к Торговой площади. Верно?
– Да там этих гостиниц… до фига! Плюнь, и в гостиницу попадешь. Они могли выйти у площади, а пешком уйти от нее далеко, я бы так и поступил после гонок по крышам. Что они сделали после того, как убежали от нас? Смылись из гостиницы и города, значит, сообразили, что им грозит. Нет, я бы поселился подальше от места, где вышел.
– Не будем гадать, а завтра же поедем туда. С утра – в отдел, потребуем командировку и денег на бензин. С дорогой-то справишься сам?
– Обижаете.
– Вот и ладно.
Заперли номер в десять утра, сдали ключ и вышли из отеля. Побродили немного, далеко не удаляясь, не забывали присматриваться к пешеходам, возвращаясь к гостинице. Молодой человек то и дело поглядывал на часы, а стрелки ползли сонно, к тому же оба понятия не имели, к какому времени нужно подойти. Пришлось действовать наугад, через сорок минут не выдержала подруга:
– Ну иди же! Если ее нет, вернешься.
– А ты жди меня в ресторане.
– В каком? Они что, открыты?
– Здесь большинство кабаков открывается с восьми утра, я же говорил тебе. Перед поездкой в горы людям позавтракать надо? Надо. Некоторые приезжают сюда не на лыжах кататься, а потому что престижно, они и проводят время за бутылкой почти до утра, утром бегут похмеляться. Видишь, все учтено. Чтоб далеко не ходить, иди в ресторан нашего отеля.
– Тогда нам по пути.
А путь короток, но шли медленно. В решающие моменты, от которых зависит судьба, страшновато не получить ожидаемого результата, посему намеренно удлиняется дорога, оттягивается результат, хотя до этого стремились к цели. В холле девушка ободряюще подмигнула другу и проводила его глазами, пока тот не скрылся, после она поплелась в ресторан.
Подходя к номеру, он заметил приоткрытую дверь, значит, вовремя! Горничная возилась в ванной комнате, а как завязать с ней диалог, продумали еще вчера. Он бесшумно приблизился к комнате, надел доброжелательную улыбку на все тридцать два зуба и громко сказал:
– Здравствуйте! Я рад снова…
Она испуганно взвизгнула и резко обернулась, инстинктивно прижавшись спиной к душевой кабинке и отчего-то подняв плечи. Он растерянно захлопал глазами, сняв улыбку с лица, потом убедительно смутился и начал извиняться:
– Ради бога, простите, не хотел вас напугать… Я думал… Понимаете, однажды я жил в этом номере… почти два года назад. Тогда тут убирала…
А имени-то не знал! Но прищелкнул пальцами, будто припоминая, горничная, женщина средних лет, робко подсказала:
