– Я кого-то кровно обидел, это мне и Анюта говорила.
– Анька умная баба, но все-таки баба, мыслит по-бабски. Обиду съел и топаешь дальше, следовательно, это мелковатая категория. Чтоб так крупно вредить, надо либо сильно ненавидеть, либо бояться. Тут-то и есть проблема, потому что ни ты, ни я не ориентируемся в нашей же среде, не задавались такой целью. Мы занимаемся одной работой, поэтому слепы, не видим явных и тайных врагов, а они есть. И они нас знают лучше, чем… мы знаем себя. Но те, кто входит в мой круг, навредить мне не могут в силу того, что этих людей я выбрал давно, у нас полный альянс. К тому же у них было достаточно времени, чтоб окунуть меня в дерьмо, но это случилось только сейчас, значит…
– Это далекий от нас человек, – понял Герман.
– И близкий одновременно, потому что крутится где-то тут! – Одним резким движением Никита пронзил пальцем воздух, опустив его вниз. Он явно был зол, но внезапно рассмеялся, правда, смех отдавал горчинкой. – Герка, я нес ахинею, не слушай меня.
– Почему же! Я с тобой полностью согласен.
– Ты чересчур мнительный, начнешь всех подряд подозревать, этим навредишь себе уже сам.
– Почему?
– Потому что на виду. А подпольщик сечет каждый твой шаг. И мой. Он лучше вооружен. Давай будем делать хорошую мину при плохой игре, пока не получим…
Никита оборвал фразу, внезапно решив так: Герман не придет в восторг, что посторонний человек проникнет в систему, мало ли чего он там подсмотрит. Нет, друг будет категорически против, ведь секретная документация, полученная мошенническим путем, свела в могилу немалое число народа, довела до инфарктов и даже тюрьмы. Будет целесообразней, когда Никита поставит его перед фактом, победителей-то не судят, ко всему прочему, надежды могут не оправдаться, так чего же зря поднимать волну? Но слово вылетело, Герман хотел услышать вторую половину фразы:
– Пока не получим что?
– Повод для подозрений конкретного лица, где-то же он проколется, – нашелся Никита, потом поднял руку и посмотрел на часы. – У, Гера, заболтались мы с тобой, а ты глава, должен был палкой меня гнать в аэропорт. Все, мне пора…
– Как мне с Лялькой быть?
– Здрасте! Ты ее муж или я? Падай на колени, рви рубашку на груди и клянись, что звонок – происки врагов.
– Поможет?
– Не знаю. Но теперь поостерегись встречаться с Олесей, лучше порви с ней. Иначе Ляльке выдадут компромат, от которого не открестишься. Все, я полетел.
В приемной на том же месте, где недавно находился Никита, в той же позе – согнувшись и упираясь локтями в стол – стоял Всеслав, что-то весело повествующий мурлыкающим голосом. Зардевшаяся Анюта была сама на себя не похожа, кокетливо поглядывая на него, посмеивалась и опускала глаза якобы на клавиатуру компьютера, постукивала пальцами по клавишам и – снова взгляд на него. Славная парочка, это ничего, что он моложе Анюты лет на пять, возраст женщины – проблема для тех, кто его знает.
– Всем пока, – подняв руку и пересекая приемную, сказал Никита.
Всеслав выпрямился, приняв стойку оловянного солдатика, видать, напугал его ведущий менеджер, так сказать, застукал за приставаниями на рабочем месте, что запрещено указами Германа.
– Шеф один? – кинул вопрос вдогонку Никите Всеслав.
Но тот был уже далеко, нажал на кнопку лифта.
У Серафимы появилось время покрутить ситуацию, Никита все равно находился в отъезде. Каких-либо действий не предпринимала, она выжидала, одновременно выстраивала стратегию. И только когда стали известны результаты почерковедческой экспертизы, Сима, спешно завершив текущие дела, поехала к дяде Диме за помощью и советом. Он с интересом послушал, не перебивая, позже объяснил почему:
– Мне не попадалось таких изощренно-хитромудрых дел, все больше убийства на бытовой почве. М-да, просто завораживающая ситуация. Но, Сима, почерк – это уже кое-что… Он доказывает: отправлял деньги не Кораблев, следовательно, остальные «компроматы» на него – липа. Ты молодец! Заострила внимание на денежных переводах – умница, главное – вовремя смекнула, где можно обнаружить подлог, некоторые до этого не доходят. Но не думаю, Сима, что результат графологической экспертизы кардинально повлияет на решение суда.
– У нас есть еще фотографии и запись вечера.
– Фотографии в расчет не будут брать, это скорее для вас повод к гимнастике ума. Можно попробовать отдать эксперту вместе с видеозаписью из ресторана, где Яна целует его, он, конечно, заметит то, что мне бросилось в глаза, напишет заключение…
– Да-да, – поспешно сказала Серафима, – надо отдать.
Однако Дмитрий Данилович махнул рукой, отвергая собственную идею:
– Каков бы ни был результат, Никита проиграет. Главное – генетическая экспертиза, она побьет все ваши доказательства. А вдруг по просьбе Кораблева отправлялись деньги, а?
– Нет, – категорично сказала Сима. – Я теперь уверена: он не лжет.
– Это судья так подумает, а адвокат Яны его убедит. Только одно может спасти Кораблева от многолетней кабалы: найти и доказать, каким способом она забеременела. Вот тогда и остальные доказательства польют на вашу мельницу.
– Значит, буду долбить до конца. Помогите мне подчинить почтовое отделение. Я хочу выяснить, кто принимал переводы, это можно сделать только через милицию. Никита работу оплатит.
– Лады, детка, – ударил он себя по коленям. – Мне страшно любопытно, как еще беременеют женщины без мужчин. Но, Сима, без сперматозоида ребеночка невозможно зачать! Кстати, поговори с гинекологом, им должны быть известны все способы вплоть до хитромудрых.
– О-ой, – протянула растерянно она. – А мне не пришло в голову…
В тот же вечер, дождавшись, когда папа после ужина отправился к телеящику, а мама разлила чай и нарезала пирог с джемом, Серафима поинтересовалась:
– Ма, у тебя есть знакомый гинеколог? Только хороший!
У той глаза стали в пять раз больше, лицо вытянулось, рот открылся – челюсть отвисла. Потом мама, по натуре паникерша, произнесла потрясенно:
– Сима, ты беременна? От кого? Я его знаю?
– Да вовсе нет…
– Не лги! Уф!.. Аборт хочешь сделать?
– Ма… – попробовала вразумить ее Серафима, но разве это возможно!
– И не думай даже! – рявкнула мать, постучав пальцем по краю стола. – Первый аборт опасен бесплодием…
– Почему сразу – аборт? – вставила Сима. Поскольку паникерша не способна принять правду, пришлось говорить то, что она желала услышать: – Должна же я показаться врачу?
– Сегодня же поговорю с тетей Шурой, кажется, у нее есть знакомый гинеколог, друг семьи, но учти! Я пойду с тобой.
– Ладно, пойдешь. – Мама всхлипнула. То ли от счастья, то ли расстроилась, Серафима отодвинула чашку вместе с пирогом на блюдце. – Ну вот, началось…
– А что он?
– Кто?
– Отец ребенка?
– Бросил, – «успокоила» ее жестокая Серафима.
– Какой же он… Ничего, без него обойдемся. Много сладкого теперь не ешь, а то родишь диабетика. А кто он, ну, этот… отец?
– Ведущий менеджер. Ма, я пойду, мне готовиться к суду.
Тяжело быть единственной дочерью, к тому же поздней.
Он оказался худым, узким в плечах, с длинными руками и ногами, длинными – ниже плеч – волосами, изможденным лицом узника концлагеря и глазами наркомана под кайфом. Одежда на нем болталась, как если бы ее надели на швабру, сдавалось, под ней нет костей и тела, одна пустота. Он обвел глазами встречающих, Серафима узнала его по описаниям Прохора, помахала, подняв высоко над головой руку. Он подошел, сумка выпала из его рук к ногам, достал сигареты, представился немного стеснительно:
– Ты Серафима? А я Лаэрт, можно просто Ларик.
– Прохор не смог встретить, он на работе, я отвезу тебя на квартиру, там все готово. Идем к стоянке такси?
– Все равно нужен Прохор, – по дороге сказал он, закуривая. – Я же не знаю, что мне предстоит искать.
– Мы с ним приедем вечером, растолкуем, а завтра прилетит заказчик, внесет коррективы в задание.
– Я люблю растворимый кофе, копченые сосиски и попкорн, – поставил он ее в известность о своих пристрастиях.
М-да, вкус у него… Как раз подошли к такси, Серафима открыла переднюю дверцу, усаживаясь, успокоила Ларика:
– Холодильник полный – только выбирай, а попкорн вечером завезу, мешок. Садись.
Она сказала водителю, куда ехать: когда прибыли, заплатила и попросила подождать. Это ее-то называют медлительной, а то и заторможенной? Ларика не видели! Наверх она бежала – он плелся, в квартиру влетела – он еще не одолел последний лестничный пролет. Серафима успела бросить ключи на полку под зеркалом в прихожей, на кухне найти банку кофе в шкафу и поставить ее на видное место, зажечь газовую конфорку и установить на нее чайник. Обернулась. Он стоял, подпирая острым плечом дверной проем.
– Ништяк, – похвалил жилище.
– Кофе вот, – торопливо указывала она пальцем, – чайник вот, в холодильнике сосиски и разнообразная еда, включая фрукты. Овощи в этой корзине. До вечера… А, да! Ключи…
