– Простите мне эти слова, – заметила она, – но, может, как считают в полиции, это все-таки сделала ваша родственница?
– Нет. С тех пор еще очень многое произошло. – Я отхлебнул еще чаю. – Поверьте, все упирается в вашу сестру. В ее жизни должен был быть еще кто-то. Может, старый школьный приятель, бывший любовник – словом, кто-то где-то. Айрин когда-нибудь была замужем?
– Нет, сэр. Айрин села на иглу, когда ей было пятнадцать лет, тогда же она и пошла на панель. – Поколебавшись, она добавила:
– Мне не очень приятно об этом говорить, поскольку отчасти тут есть и моя вина. Айрин была младшей в семье, понимаете, когда она родилась, мне было десять лет, и, казалось, ей никогда меня не достать. Моя мама только и говорила:
"Айрин, посмотри на Сьюэен, бери пример со Сьюзен, делай, как Сьюзен, когда ты наконец станешь такой, как Сьюзен”, и все такое. И, естественно, поскольку я сама была ребенком, мне это нравилось, я задирала нос и старалась не давать ей проходу. Поэтому она пошла на улицу, связалась с нехорошей компанией, и вот что получилось. А я иногда думаю, если бы я лучше к ней относилась, когда мы были детьми, все могло бы быть иначе. – Она покачала головой и взяла в руки стакан с чаем. – Но, мне кажется, и мама была не права, что всегда ее так принижала.
– Иногда родителям самим трудно понять, что хорошо для их детей, а что – плохо, – заметил я.
– Мне ли этого не знать. Да, сэр. Ты говоришь себе: у меня-то все будет по-другому, уж я-то не повторю ошибок моей матери. И что же получается? Делаешь другие ошибки, свои собственные.
Я допил чай и сказал:
– Ну что ж, спасибо, миссис Томпсон. Спасибо, что уделили мне время.
– Не стоит благодарности. Всегда буду рада вам помочь, звоните, сделаю все, что в моих силах. А если вы сможете найти того, кто на самом деле убил бедняжку Айрин, ну, это было бы здорово. То есть я помню, что сказала, мол, хорошо, что она отмучилась, но все-таки – за что же ее так зверски зарезали. Тот, кто это сделал, должен получить по заслугам.
– Надеюсь, что получит. Можно мне перед уходом от вас позвонить?
– Да, конечно. Там, на стене. Я бы вас провела в гостиную, но вы оттуда ничего не услышите.
– Ничего страшного. – Я подошел к холодильнику, рядом с которым на стене висел белый телефон.
– Не буду вам мешать, – сказала она, поднимаясь из-за стола.
– Нет-нет, оставайтесь, я просто позвоню домой, – попросил я.
– Мне все равно нужно поговорить с мальчишками, – сказала она. – Должны же они когда-нибудь остановиться. – Она поспешила прочь из кухни, дверь слегка качнулась ей вслед.
– Что ты думаешь? – спросил я у Халмера.
Он выглядел удивленным.
– Вы хотите сказать, не врет ли она?
– Естественно, нет. Она сказала всю правду, какую знала. Вопрос в том, много ли она знает?
– Вы меня спрашиваете?
– Я сам с собой разговариваю, Халмер, – ответил я. – Извини, мне просто нужно было к кому-то обратиться. – Я отвернулся и набрал свой домашний номер. Мне хотелось знать, не звонил ли кто-нибудь из моих старых приятелей-полицейских – может, появились новости про Вилфорда и Айрин Боулз – и звонили ли мне вообще. Если нет, я собирался поехать прямо домой, ночью осмыслить информацию, и завтра с утра попробовать найти другую зацепку.
У меня за спиной послышался голос Халмера:
– Сдается, она неплохо знала свою сестричку.
– И мне тоже сдается, – сказал я. – Что осложняет дело. Тут Кейт подошла к телефону, и я сказал:
– Привет, это я. Кто-нибудь звонил?
– Митч, – произнесла она изменившимся голосом, – тут два...
– Что?
Вмешался другой голос:
– Тобин? – мужской, грубоватый, властный.
– Кто это?
– Инспектор второй категории Вагнер. Откуда вы звоните?
– Из Манхэттена. А в чем дело?
– С вами хочет поговорить капитан Дрисколл.
– Дрисколл? А, этот. О чем?
– Этого мне знать не положено, – ответил он. – Он дал мне ваш адрес, я на машине, могу за вами заехать.
– В этом нет необходимости, я сам доберусь. Где он, снова в Куинсе?
– Нет, в участке. Знаете, где находится двадцать седьмой участок?
– Нет.
– На Кармин-стрит, сразу как свернете с Седьмой авеню. К западу от Седьмой.
– Хорошо. Он сейчас там?
– Да.
Я взглянул на часы. Было почти полшестого.
– Сейчас – час пик, – сказал я. – Я могу немного задержаться. Я в Гарлеме. Выезжаю.
– Я позвоню капитану, – сказал он.
– Будьте добры, позовите мою жену к телефону.
– Конечно.
Кейт, взяв трубку, спросила:
– Митч? Что-нибудь случилось?
– Не знаю. Поеду к Дрисколлу и выясню, чего ему нужно. Потом перезвоню тебе.
– Митч, звонила Рита Кеннели, они выпустили Робин.
– Что они сделали?
– Она сказала, что это произошло через пять минут после того, как ты ушел; пришел человек в штатском и сказал, что Робин освобождается из-под ареста, через час принесут официальные бумаги и она свободна. Теперь они договариваются, чтобы ее перевели в частную клинику.
Что-то произошло. Интересно знать, что именно и имеет ли это какое-то отношение к тому, что меня вызывает Дрисколл.
– Что ж, я, пожалуй, поеду, Кейт. Как только выясню, в чем дело, сразу тебе позвоню. – Повесив трубку, я обратился к Халмеру:
– Отвезешь меня обратно в Виллидж?
– Конечно, – сказал он, поднимаясь на ноги. – У вас такой вид, будто что-то случилось.
– Случилось.
– Что? То есть можно мне узнать?
– Я сам бы хотел узнать, – ответил я ему.
Халмер остановился за квартал до полицейского участка и сказал, что подождет меня.
– Это совсем не обязательно, – ответил я. – Я не знаю, сколько я там пробуду, а оттуда я собираюсь прямо домой, в Куинс.
– Ничего, мне все равно нечего делать.
– А как же “Частица Востока”? Ты же должен там работать.
– Пускай Вики повкалывает, – заявил он. – Ей не вредно сбросить лишний жирок. Правда, мистер Тобин, я лучше с вами побуду. Мне интересно смотреть, как вы работаете.
– Да ты что? От меня сегодня не очень-то много толку было.
– Вы слишком прибедняетесь, – возразил он.
– Это невозможно.
Он, рассмеявшись, сказал:
– Ну все равно я с вами побуду. Какого черта, если Робин отпускают, может, они теперь сцапали того, кого надо, стоит подождать, чтобы об этом услышать.
– Ну ладно, хорошо. Спасибо.
– Рад вам помочь, – сказал он в ответ, и, видимо, от чистого сердца.
Я вылез из машины и направился к участку. Это было здание из красного кирпича, четырехэтажное, с черными ступеньками. Построено оно было приблизительно в то же время, что и тот участок, в котором я числился в течение последних семи лет службы в полиции; во всяком случае, оно здорово напоминало то, другое здание, и пока приближался к нему, у меня возникло ощущение – словно время двинулось вспять и все возвращается на круги своя. Я продолжал нести службу, Джок Стиган был жив, моя тайная связь с Линдой Кемпбелл все еще не раскрыта, а жизнь не утратила смысла.
Но прошлого не вернешь. Это был не мой участок; я назвал свое имя дежурному и попросил, чтобы меня проводили в кабинет капитана Дрисколла. Сержант набрал какой-то номер и предложил мне подождать на скамейке.
Я сел и стал ждать. Вошли двое в штатском, сопровождая маленького человека в наручниках с узким, похожим на мордочку хорька, лицом. Вышел какой-то офицер в форме, рассеянный и озабоченный, видимо получивший только что нагоняй от начальства. По лестнице спустились еще двое в штатском, подошли ко мне и спросили, я ли мистер Тобин.
Я поднялся со скамьи:
– Да, это я.
– Пройдемте с нами.
Мы поднялись по лестнице в комнату для допросов, квадратную и пустую, если не считать нескольких стульев и допотопного обшарпанного стола у стены.
– Подождите здесь, – сказал один из них и вышел из комнаты.
Я почуял недоброе. Сопровождая меня сюда, они оба, казалось, держались настороже. И зачем приводить меня в комнату для допросов, а не в кабинет капитана Дрисколла? И какой смысл оставлять здесь одного?
Ответ напрашивался сам собой: им известно, что я – бывший полицейский, на моей совести гибель напарника, за что меня выгнали с позором со службы. В этом здании я не найду друзей, а только одни воспоминания, острые как нож.
Не находя себе места, я мерил комнату шагами. Скорее бы все это кончилось. Робин теперь свободна, а ее не освободили бы, не найдя ей достойную замену. Только вот кого?
Меня?
При этой мысли я остановился. Неужели они подозревают меня? Вот, значит, почему они освободили Робин, почему хотели допросить меня, вот почему так настороженно держались и привели в комнату для допросов, которая одновременно вызвала у меня воспоминания о горьком прошлом и о том странном помещении, где я впервые встретился с епископом Джонсоном?
Меня заставили томиться в ожидании четверть часа, а когда наконец дверь открылась и вошли пять человек, я понял, что угадал.
