— Еще как, я прекрасно готовлю любые блюда.
— Кто тебя научил?
— Наш домашний повар. На этом настоял мой отец.
— Спасибо, Элиза, ты возвращаешь меня к жизни.
— Дик, ты обещаешь что-нибудь придумать?
— Я уже придумал.— Я вспомнил о магнитофонных кассетах — моей и той, которую мне дала Мери,— у меня есть против Тернера улики. Узнав о них, он десять раз подумает, прежде чем решится расправиться с нами.
— Какие улики?
— Запись нашего разговора в тот день на веранде у папаши Гленна.
— Ты думаешь, что этого достаточно?
— Да. Он не посмеет тронуть ни тебя, ни меня. Если пленка попадет в руки судьи,Тернеру придется туго, потому что он окажется организатором шантажа и провокации против тебя. К тому же, я pacполагаю более серьезным материалом против него.
— Что же это, Дик?
— Я не стану пока об этом говорить, возможно, что он не потребуется.— Я имел ввиду вторую пленку, подарок Мери. Не стоило подставлять ее под удар прежде, чем будут использованы все иные возможности.
— Хорошо, Дик, не говори, делай так, как считаешь нужным. Главное, чтобы мы убрались подальше от этого человека. Ты любишь меня?
— Очень, только боялся, что ты не захочешь видеть меня после этого разговора
— Наоборот, меня теперь нет сомнений, что ты стал иным человеком. Этого для меня достаточно. За остальное не беспокойся, с голоду мы с тобой не помрем и милостыню просить не станем.
— Но твои привычки, ты ведь сама говорила, что не привыкла к скромному существованию, а тут придется чуть ли не самой готовить.
— Дик, миллионы женщин готовят сами, неужели я не справлюсь с этим? Я быстро приспосабливаюсь к обстановке, это у меня в крови.
— Что ж, в таком случае я тебя поздравляю. Только не думай, что я не побеспокоюсь о нас, уж сотню тысяч я вырву у мистера Тернера!
— Дик, опять авантюра?
— Нет, просто достойное завершение этой истории, придуманной с таким блеском твоим мужем.
— Он никогда не даст тебе ни цента, дай бог, чтобы мы живыми вырвались отсюда. Ты не представляешь, какие страшные люди находятся у него на службе.
— Знаю, видел четверых.
— Пожалуйста, будь осторожнее. А что мы будем делать сейчас?
— Сейчас мы поедем с тобой в агентство и закажем два билета на Париж. На воскресенье, на двадцать два тридцать.
— У тебя есть деньги ?
— Да, несколько тысяч.
— У меня тоже в сумочке около тысячи. Хотела завезти их портнихе.
— Смотри, как она дерет с тебя, в будущем придется покупать вещи в магазине.
— При моей фигуре это не страшно.
— У тебя самая лучшая фигура в мире!— я подхватил Элизу на руки и закружил от восторга, охватившего меня: неужели все это правда и мы с ней укатим от взбесившегося Тернера? Я опустил Элизу на землю.
— Элиза, пора ехать, каждая минута приближает нас к нашему...
— Ты хотел сказать — к счастью, да?
— Именно так!
Из предосторожности я высадил Элизу при въезде в город и, договорившись о встрече через час, поехал в агентство. Оформление билетов на Париж заняло около десяти минут. Я заказал их на воскресенье, как и сказал Элизе. Почему на воскресенье, а не раньше? Шестое чувство, как принято говорить в романах о разведчиках, подсказывало, что раньше нам не вырваться: воскресенье — день, назначенный Тернером для завершения своего плана, значит до этого дня я могу быть относительно спокойным. Если мы затеем бегство ранее этого срока, то лично я могу получить пулю прямо в аэропорту от неизвестного лица, которое так и останется неустановленным. А что будет в воскресенье? Я еще не знал, но был спокоен: главное свершилось, я увиделся с Элизой, она обо всем знает и готова разделить со мной свою судьбу. А уж остальное зависит только от меня. Неужели я не одолею наемного убийцу, когда он придет ровно в семнадцать тридцать меня убивать? Допустим, я сумею его обезвредить, а что дальше? Мой решающий козырь, пленка, которую я записал на магнитофон Дугласа. Вторая, которую я получил от Мери и держал при себе, давала еще больший козырь в неравной борьбе с Тернером и его бандой. Едва не забыл, следует сделать с нее копию, как и в первом случае, и отослать по тому же адресу в Чикаго мистеру Бренну. Но если мне придется воспользоваться ею, то следует позаботиться о Мери и пристроить ее в безопасное место, иначе эта волчья стая ее растерзает, Тернер сразу догадается, кто записал разговор в то время, когда я отсутствовал.
Элиза ждала меня в беседке у фонтана в том самом парке, где меня впервые увидел Тернер. Она издали, завидев меня, от нетерпения едва не выскочила навстречу. Я жестом остановил ее.
— Ну что, взял билеты?
— Да, на воскресенье, как и говорили. Вот они.— Я протянул ей два билета. Она взяла их и радостно рассмеялась.
— Знаешь, Дик, я десятки раз летала в самолетах, и ни разу не смотрела на билеты. А теперь смотрю и от счастья едва не плачу. Неужели в воскресенье закончится весь этот кошмар и мы сможем с тобой быть вдвоем сколько угодно, никого не опасаясь?
— Конечно, я еще успею тебе надоесть.
— Дурак, вечно со своими шутками. Это тоже входит в твои профессиональные обязанности во время оказания помощи на дорогах одиноким женщинам?
— Конечно, это мой прямой долг, как и целовать тех, кому я оказываю помощь бесплатно.— Я поцеловал Элизу, но она вырвалась и закричала:
— Ах ты несчастный лгун, сам же говорил, что целуешься только со старыми женщинами, а молодые говорят тебе «спасибо!» Так или нет?!
Ей явно хотелось поозорничать, она теребила мой пиджак, тро-гзлз мое лицо, руки п была возбуждена до крайней'степени. Это меня отрезвило.
— Элиза, слушай меня внимательно, рано радоваться, сейчас очень ответственный момент и любое неверное слово может стать для нас губительным. Есл-iты в таком виде покажешься перед Тер-неро л. он сразу поймет, что мы виделись, и тогда нам обоим конец.
— Фу, какой ты скучный. Скажи, твой отец случайно не был пасторов?
— Нет, мой отец был обыкновенным авантюристом.
— Как прикажете понимать — обыкновенный?
— Ну так, среднего полета.
— Ах вот как, ну, конечно, куда ему до собственного сына, которому ничего не стоит между двумя авантюрами соблазнить молодую женщину! Теперь я понимаю, в кого ты такой уродился, это у тебя наследственное! Наверняка твой отец был тоже незаурядным авантюристом. Постой, постой, хорошо, что мы с тобой заговорили на эту тему, я тоже сыграю с Тернером одну шутку. Не только же ему играть в опасные игры!
— Какую еще шутку?
— Пока я ничего не скажу тебе, это будет моей маленькой тайной.
— Лучше скажи, я боюсь, что ты затеяла нечто рискованное и сама не понимаешь всей степени опасности.
— Нет, не скажу, это моя личная месть. Я ведь тоже немного авантюристка.
— Тоже в отца?— глупо пошутил я и тут же спохватился, но поздно, Элиза стала сразу серьезной.
— К сожалению.
— Прости, я пошутил. Разве твой отец тоже был авантюристом?
— Нет, но он частенько путал банковский сейф с деньгами вкладчиков со своим карманом. И делал это для того, чтобы оплатить мои прихоти.
— Ну, это святое дело,— неловко стал выпутываться я,— вот мой отец, тот был орел: однажды он продал какому-то знакомому за триста долларов свой тромбон, убедив, что его смастерил великий Страдивари. Для доказательства он повел того типа в библиотеку и сказал: «Ответьте моему приятелю, кто самый великий в мире мастер по скрипкам?» Библиотекарь ответил: «Естественно, Страдивари!» Когда они вышли, покупатель говорит моему отцу: «Но ведь ты интересовался скрипками!» Тогда мой отец гордо ответил: «Кто лучше всех умеет делать скрипки, тот уж конечно сумеет сделать и лучший в мире тромбон!» Самое смешное, что то же самое ответил тому недотепе и судья, когда тот подал на моего папашу в суд!
