Патриция Хайсмит - Нисхождение

В тот самый момент, когда Ингхэм собрался заговорить, он увидел падающую звезду, прочертившую длинную траекторию вниз по небу.

— Помнишь ночь, — начал Ингхэм, — недели три тому назад, когда я пришел к тебе домой в первый раз? Когда я уходил, то наткнулся на мертвого человека. На второй улице, сразу за поворотом. Он лежал в переулке.

— Неужели? — спросил Иенсен без особого удивления.

Ингхэм медленно продолжил:

— Я споткнулся об него, зажег спичку и увидел, что у него перерезано горло. Он уже успел остыть. Ты ничего об этом не слышал?

— Нет, не слышал.

— Как ты думаешь, что стало с телом? Ведь кто-то должен был забрать его оттуда.

Иенсен промолчал, в очередной раз прикладываясь к бутылке.

— О, первым делом кто-то завернул бы его во что-нибудь, чтобы спрятать. Затем арабы увезли бы тело подальше на осле и закопали бы где-нибудь в песке. Так всегда поступают, когда надо что-то спрятать или когда кого-то убьют. Прости меня, я на минутку. — Иенсен встал и исчез среди пальмовых деревьев.

Ингхэм положил руки под голову. Погонщик пристроился неподалеку возле одного из верблюдов, закутавшись в одежду, и, должно быть, уже уснул. Вряд ли он мог что-то слышать, к тому же он мог и не знать английского, но Ингхэму не нравилась его близость. Когда Иенсен вернулся, он поднялся на ноги.

— Давай немного прогуляемся, — предложил он ему.

Иенсен прихватил с собой фонарик. Когда они отошли от печки, совсем стемнело. Луч фонарика высвечивал перед ними песчаную зыбь. Ингхэм представил себе, что это горные хребты в несколько сотен футов высотой, а они с Иенсеном два великана, разгуливающие по Луне, или просто, будучи нормального размера, шагают по неизвестной планете, населенной лилипутами, для которых эти песочные зыби были горами. Они шли медленно, и оба то и дело оглядывались, выясняя, как далеко они находятся от пальмовой рощи. Деревья стали невидимыми, но раскаленная печь мерцала в темноте, словно искра.

Наконец Ингхэма прорвало:

— Меня пытались ограбить в моем бунгало несколько ночей тому назад.

— О? — как иногда это с ним бывало, истинно по-английски удивился Иенсен, поддевая мягкий песок ногой. — Что случилось?

— Я спал и проснулся оттого, что кто-то открыл дверь. Я забыл ее запереть на ночь. Кто-то собирался войти в бунгало. Я схватил свою пишущую машинку и запустил ею в незваного гостя что было сил. И угодил ему прямо в голову. — Ингхэм замолчал, Иенсен тоже не произнес ни слова. Они смотрели друг на друга, не видя лиц в темноте. Фонарь Иенсена освещал песок у них под ногами. — Вся беда в том, что я мог его убить. Мне кажется, что это был Абдулла. Помнишь, тот самый старик в тюрбане и красных штанах? Тот, что ограбил мою машину.

— Да, конечно, — осторожно сказал Иенсен, как бы ожидая, что он еще скажет.

— Понимаешь, я встал за стол, как только услышал, что кто-то входит в комнату. Затем схватил первое, что попало под руку, — мою пишущую машинку. Он вскрикнул и упал, а я запер дверь. Спустя пару минут я услышал, как пришли парни из отеля и унесли тело. — Последовала длинная пауза. Иенсен тоже молчал. — На следующее утро я спросил у одного из них, у Мокты, но он сказал, что ничего об этом не знает. Думаю, солгал. Видишь ли, я боюсь, что араб мертв и они его куда-то унесли и закопали. Готов поклясться, с того самого времени я больше не видел Абдуллу.

Иенсен передернул плечами.

Ингхэм почувствовал это, даже не видя его движения.

— Но может, он где-нибудь оклемался. — Иенсен коротко рассмеялся. — Когда это было?

— В ночь на пятнадцатое июля. В пятницу. Одиннадцать дней тому назад. Понимаешь, мне бы хотелось знать наверняка. Это был сильный удар, со всей силы, прямо в лоб. Моя машинка чуть не разлетелась на части. Вот почему пришлось отдать ее в ремонт.

— О, понимаю. — Иенсен рассмеялся.

— Ты видел Абдуллу в последнее время?

— Я как-то не задумывался над этим. Знаешь, он не осмеливается приближаться к тому месту, где я живу. Его там все ненавидят.

— Вот как, — рассеянно произнес Ингхэм. Это известие не слишком его порадовало. Он сник. — Пойдем обратно. Есть еще кое-что, что заставляет меня думать, будто это был Абдулла. В тот вечер, часов в шесть, я видел его у отеля. Адамс тоже говорит, что видел его на дороге у магазина с сувенирами в тот же самый вечер. — Ингхэм понимал, что Иенсену не слишком интересно выслушивать подробности, однако он не мог больше молчать.

— Ты рассказал об этом Адамсу? — спросил Иенсен, и Ингхэм мог поклясться, что тот улыбается.

— Нет, я ему солгал.

— Солгал?

— Видишь ли, Адамс знает, что это был Абдулла. Он знает об этом уже несколько дней, поскольку слышал разговоры в «Кафе де ла Плаж». Говорили, что Абдулла пропал или что-то в этом роде. Адамс слышал, как кто-то кричал. И не только это. Кто-то из слуг сказал, будто Абдулла был той ночью на моей террасе.

— Так в чем же ты тогда солгал ему?

— Я признался Адамсу, что слышал крик, но сказал, что ничего про это не знаю. Я даже не сказал, что встал с кровати.

— Это хорошо, — сказал Иенсен, прикуривая сигарету.

«Как ты думаешь, что будет, если он умер?» — хотелось спросить Ингхэму. Но он терпеливо ждал, когда Иенсен заговорит.

Иенсен молчал очень долго, и Ингхэм решил, что тот не хочет говорить об этом или думает о чем-то другом — возможно, эта история показалась ему настолько обыденной, что не вызвала особого интереса.

— На твоем месте я постарался бы забыть об этом как можно быстрее. Ведь ты даже толком не знаешь, что случилось.

Это прозвучало не слишком утешительно. Ингхэм понял, что ждал от него чего-то большего.

— Я надеюсь, ты в него попал, — тихо сказал Иенсен. — Этот араб был настоящей свиньей. Мне бы хотелось думать, что ты в него попал, потому что это слегка утешает меня, когда я вспоминаю о моей собаке, — правда, совсем чуть-чуть. Хотя этот чертов араб не стоит моего Хассо.

Неожиданно Ингхэм почувствовал себя гораздо лучше.

— Что правда, то правда.

Они снова улеглись, спрятав лица в теплые рукава свитеров. И Иенсен задул огонь.

Была пятница, двадцать восьмое июля, канун их возвращения в Хаммамет. Они побывали в городе Меденины и на острове Джерба. Им пришлось терпеть неудобства в маленьком городишке, где не нашлось даже отеля, и ночевать в комнатушке над рестораном, в котором они перед этим ужинали. Ингхэм, так же как и Иенсен, брился ежедневно. В Метойе, в древнем городке неподалеку от Габеса, где они останавливались выпить после обеда кофе, Иенсен облюбовал себе парнишку лет четырнадцати и ушел с ним, попросив Ингхэма подождать его несколько минут. Уже через десять минут Иенсен вернулся обратно, улыбаясь и неся с собой шерстяную подстилку в черно-красную клетку. Иенсен рассказал, что мальчишка привел его в дом, где ни в одной комнате невозможно было уединиться. Тогда Иенсен предложил ему пять сотен миллимесов, и мальчишка стащил эту подстилку прямо за спиной у матери, чтобы хоть как-то отблагодарить его. Мальчик сказал, что эту подстилку сшила его мать, но владелец ресторана, которому она продавала свои подстилки, не заплатил пять сотен миллимесов.

— Он хороший мальчик. Я уверен, он отдаст деньги матери, — улыбнулся Иенсен. Эта история какое-то время занимала Иенсена. Что могла подумать мать, когда увидела Иенсена, пришедшего к ней в дом вместе с ее сыном? Или это случалось по нескольку раз на дню? А если так, то имело ли это какое-то значение?

Когда Ингхэм вернулся в свое бунгало, опрятная голубизна и белоснежная чистота его жилища, казалось, хранили в себе нечто отталкивающее и несчастливое. Но это же абсурд, подумал Ингхэм. Он просто не видел приличного жилья целых пять дней. Но отвращение к бунгало не покидало его. Ингхэма ожидало несколько писем, из которых только два вызвали его интерес: контракт от его агента из Норвегии на издание «Игры в «Если» и письмо от Рэгги Малдавена, приятеля из Нью-Йорка. Рэгги был вольным журналистом, женатым человеком, отцом маленькой девочки, трудившимся в данный момент над своим романом. Его интересовало, как долго Ингхэм намеревается пробыть в Тунисе и что он там делает после самоубийства Джона Кастлвуда? «Как поживает Ина? Я не видел ее уже с месяц, и то лишь поздоровался с ней тогда, в ресторане…» Рэгги хорошо знал Ину, достаточно хорошо, чтобы позвонить ей и поговорить обо всем. Ингхэм понимал, что Рэгги проявлял в отношении ее деликатность. Он был уверен, что люди вроде Рэгги наслышаны об отношениях между Джоном и Иной. Окружающие всегда интересуются причинами самоубийства и не перестают задавать вопросы, пока не выяснят правду.

Ингхэм распаковал свои вещи, принял душ и побрился. Он делал все медленно, погрузившись в размышления. Он собирался заехать за Иенсеном часов в восемь, чтобы пообедать с ним вместе в ресторане отеля. А сейчас было уже шесть тридцать. Вспомнив, что так и не ответил на последнее письмо Ины, он закончил одеваться, сел за стол и принялся за письмо не потому, что ему этого хотелось, а потому, что он больше не хотел держать все это в голове.