Работа в лагере Вике не понравилась – мама действительно очень точно описала его атмосферу. Но Вика не сбежала после первой смены, как пророчила ей мать, из упрямства она оттарабанила все три и вернулась выжатая, как лимон. То лето она запомнила надолго, ибо никогда еще так сильно не уставала. Единственной отдушиной в том жутком педагогическом террариуме были беседы с Эммой Львовной. К одиннадцати вечера, когда малыши засыпали, Вика шла к Эмме Львовне на чашку кофе. Эмма Львовна любила хороший заварной кофе, но могла выпить и дрянной. Она разогревала электрический чайник, доставала сомнительного производства растворимую «Арабику» и сласти, какие бог послал. Вика приносила печенье и конфеты, те, что щедро дарили ей дети. Гулял приятный летний ветер, сквозь высокие сосны прокрадывались лунные лучи, и под мерное стрекотание сверчков они вели приятный неторопливый разговор. Вика, как на духу, делилась с Эммой Львовной всем сокровенным, рассказывала обо всем, о чем думала. Эмма Львовна никогда ее не перебивала, ни за что не осуждала и ничего не советовала. Она вообще давала советы очень редко, только когда об этом ее просили. Начинала их всегда так: «Я могу ошибаться, но мне кажется…» «Как это она может ошибаться в такой простой житейской ситуации, ведь она такая умная?! Это же не бином Ньютона», – думала Вика. Она поражалась фантастической деликатности этой женщины. У самой Вики эта черта характера явно хромала. Мама ей всегда говорила, что у нее не хватает чувства такта – вместо того, чтобы промолчать, Вика в глаза скажет все, что думает.
Когда закончилось лето и пришла пора покидать лагерь, Эмма Львовна оставила ей свой телефон и пригласила к себе на дачу. Вика очень хотела иметь такую подругу, но она понимала, что между ними – пропасть: и из-за возраста, и из-за социального положения каждой. Она сначала думала, что приглашение – формальное, и долго не звонила Эмме. Но осенью, когда за окном шел унылый дождь, все ее друзья оказались занятыми и Вика осталась одна, ей однажды стало очень грустно, и она набрала номер Эммы.
За окном мелькали пригородные пейзажи, субботняя электричка неслась в Выборг. Вика смотрела в окно и представляла, как она придет к Эмме Львовне и что ей скажет.
У Эммы всегда были толпы поклонников, но сама она никем всерьез не увлекалась. Три раза побывала замужем, и все три раза разрывала отношения первой. «По-настоящему можно выйти замуж только за саму себя, – говорила Эмма. – Мужчина – это как декоративная болонка: он нужен для удовольствия, чтобы было кому почесать шейку и с кем выйти на прогулку. Но если наличие домашнего питомца начинает иногда тяготить, то от него нельзя так же легко избавиться, как от надоевшего мужчины. Поэтому я завожу мужчин и никогда не завожу собак». Феликс ей не нужен, это ясно. Наиграется с ним, как с болонкой, и бросит.
Если рассказать ей, что у них с Феликсом все серьезно и они любят друг друга, Эмма не станет им мешать. Она ведь такая умная и великодушная, так часто она поддерживала Вику, когда ей было плохо, – скажет всего лишь несколько слов своим бархатным голосом, и сразу хочется расправить плечи и выбросить из головы все мелочи, недавно казавшиеся такими глобальными проблемами.
Доехав до Зеленогорска, Вика пересела на автобус и через двадцать минут уже была в Ушкове. Она бодро пошла напрямик по извилистой грунтовой дорожке и, только когда из-за деревьев показалась красная крыша дачи Эммы Львовны, подумала, что хозяйки может не оказаться дома. Но, как и прежде, Эмма осталась верна своим привычкам – она приехала на дачу рано утром и собиралась провести здесь все выходные.
«Хорошо выглядит, – отметила Вика не без досады. Ей показалось, что Эмма Львовна помолодела. – Но я лучше!».
В воздухе висел сладкий, манящий аромат кофе. Они сидели в гостиной за низким круглым столиком: Эмма Львовна – в красивом домашнем костюме благородного бордового цвета и в тапочках с каблуками и меховыми помпонами, Вика – в темно-синих джинсах в обтяжку и полосатом вязаном свитере. Каждая была хороша по-своему: Эмма Львовна отличалась элегантностью и женственностью, Вика – свежестью и грацией. На лице Эммы, как всегда, играла непринужденная улыбка, уголки губ Вики нервно подергивались.
– У тебя что-то случилось?
– Нет. То есть да. Так, по мелочи. В общем, неважно, – растерянно забормотала Вика. Оказалось, что не так-то легко высказать такую просьбу. – Красиво у вас тут, тихо.
– Да, особенно вечером, когда солнце садится. Из моей спальни прекрасный вид на закат.
При упоминании о спальне Вику замутило. Неужели Феликс может спать с этой?!
– Я на минуточку, – встала Вика и удалилась в туалет.
Санузел в доме был совмещенным и стильным, как и все в доме у Эммы. Вика подошла к умывальнику и взглянула на себя в большое тонированное зеркало. Не напрасно его называют розовым – оно скрывает недостатки и являет взору почти совершенный вид. Раньше здесь висело обычное зеркало, да и сантехника была попроще. «Круто придумала старуха», – отметила Вика. Тени под ее глазами исчезли, краснота глаз словно испарилась, даже ранка от выдавленного недавно прыщика на щеке стала практически незаметной.
Из любопытства она принялась разглядывать косметику на полках шкафчика. Известные бренды и ни слова по-русски на этикетках – Эмма Львовна денег на себя не жалела. «Разглаживает возрастные морщины», – прочла Вика английскую надпись на креме и ехидно усмехнулась – все-таки Эмма ей не соперница!
Она выдвинула ящик, продолжив ревизию, и обомлела. Увиденное повергло ее в ступор, дыхание участилось, на щеках выступили красные пятна гнева. Подарить кольцо этой дряни!? То самое, изготовленное из бабушкиной броши, с рубинами и бриллиантами! Как он посмел?! А она, старая калоша, как посмела его принять?!
Это был предел всему. Вика, недолго думая, схватила кольцо. Сначала она хотела вылететь из ванной комнаты и высказать Эмме Львовне в лицо все, что она о ней думает. На эпитеты она не поскупилась бы, Эмма Львовна узнала бы о себе много нового! Только следовало бы немного успокоиться, чтобы голос не сорвался на визгливые нотки, иначе Вика будет выглядеть смешно. Вика присела на край ванны и глубоко задышала, считая про себя до десяти. Упражнение помогало плохо – руки тряслись мелкой дрожью, по спине побежала тонкая струйка липкого пота. Это уже никуда не годилось! Вика встала и посмотрела на себя в розовое зеркало. Зеркало, как ему и полагалось, ей польстило: пятна на шее и щеках были не слишком заметны, но все равно Вика осталась недовольна своей внешностью.
Злоба ее утихла, уступив место здравому смыслу. «Нет, ничего говорить не надо. Лучше поступить иначе. Партизанская война – вот самый верный вариант в данной ситуации. А колечко мы заберем! Пусть Феликс думает, что старуха его подарок потеряла. Нечего драгоценности у раковины оставлять – там же их водой смыть может».
Вдохновленная этим планом, Вика вернулась в комнату и присела за столик. Кофе был хорош и холодный, но в горло он уже не лез, как не лезли и восхитительные печенюшки, и марципаны.
– Налить тебе еще кофе? – предложила Эмма.
– Не надо. Я, пожалуй, пойду.
– Уже?
– Да, дела ждут.
– Иди, раз решила, – сказала Эмма, окинув ее проницательным взглядом, отчего Вика поежилась – ей показалось, что Эмма все о ней поняла.
Вика оделась со скоростью новобранца, спешившего на построение. Под лай соседской собаки она покинула гостеприимный дом Эммы. Хмурое небо явно собиралось пролиться дождем, и, чтобы не промокнуть насквозь, Вика ускорила шаг. Впрочем, и при ясной погоде она медлить не стала бы – задерживаться в Ушкове ей совершенно не хотелось. Пятки горели, и будто кто-то подталкивал ее в спину. Она очень быстро прошла весь путь.
Неподалеку от места, где грунтовка пересекалась с шоссе, Вика заметила темно-синий «Форд Фокус». Он направлялся в сторону дач. Вика разглядела в салоне знакомый силуэт. За рулем сидел Феликс.
«Что же это получается? – размышляла теперь Вика. – Феликс был у Эммы в день убийства? И, возможно, он ее и убил! Приехал сразу после моего ухода – на машине там езды всего ничего, выпил вместе с Эммой кофе, поссорились из-за…. в общем неважно, из-за чего там они поссорились. Потом Феликс подсыпал ей яд. Только откуда он его взял? – Привычки носить с собой яд Вика за своим женихом как-то не замечала. – Значит, они еще раньше поссорились, и Феликс ехал к ней на дачу, чтобы убить ее. Он заранее все рассчитал, знал, что у меня выходной и что я собиралась провести его дома».
Вика вспомнила, как он звонил накануне и как бы невзначай поинтересовался ее планами, мол, если его бабушке понадобится помощь, не сможет ли она к ней приехать? Вика ответила, что сможет, потому что никуда не собиралась выходить, время у нее есть.
– Вот гад, он и не сомневался, что я ему не откажу и составлю алиби! Чем же ему так старушенция не угодила, что он решил ее травануть? Учитывая высокую духовность Феликса, взращенного в интеллигентной семье, причина непременно должна быть очень уж душещипательной, чтобы зритель проникся симпатией к «герою». Например: «Подай мне твое кольцо! Ты Кассио кольцо то отдала, что подарил тебе я». И потом со словами: «Не доставайся же ты никому!» – бац ей отраву в кофе!
