– Ой, какая маленькая! – умилилась высоченная блондинистая девица.
– Да удаленькая! – парировал бойкий мальчишеский голос.
– А из какой ты школы? Где ты живешь? – посыпались вопросы.
К счастью, прозвенел спасительный звонок, все поспешили в класс рассаживаться по местам.
Зина замешкалась, не зная, куда ей приземлиться. Слава богу, первые парты заняты, – отметила про себя она, всю жизнь за первой партой, надоело!
– Садись к Танюхе, она одна, – подсказали Зине. С последней парты, приглашая ее, помахала тонкая девичья рука.
Зина уселась на предложенное ей место. Какой обзор! Весь класс как на ладони! И почему – так несправедливо – ей всегда доставалось место только за первой партой? Учителя упорно сажали туда Зину, ориентируясь на ее маленький рост, будто бы рослые одноклассники заслонят ей доску. Менялись ряды, но номер парты – никогда. А теперь – вот оно, счастье. Зина даже ощутила себя выше ростом.
В новой школе, где не было Темки и Димки, Зина отдыхала душой. Класс ее принял дружелюбно, никто не обзывался и не прятал ее вещи, не считая нескольких задир, которые однажды организовали похищение ее школьной сумки. Но это было сделано совсем не так, как в прежней школе: похитителями двигало не желание обидеть, а обратить на себя ее внимание, и Зина это почувствовала. Бойкий лопоухий мальчуган – главарь классной шайки Славка, – впервые ее увидев, скромно опустил глаза. В первые три дня в новой школе Зине казалось, что он ее не видит вовсе. При ней он замолкал и по возможности старался исчезнуть. А потом вместе с приятелем умыкнул ее школьную сумку. Сумку ей вернули, но не бросили, как это бывало раньше, а аккуратно положили на место, в парту. А когда Зина пришла домой и достала из сумки учебник истории, обнаружила в нем шоколадку. От этого маленького подарка ей стало очень приятно и светло на душе. Даритель пожелал остаться неизвестным, но она догадалась, что это Славка, по его заинтересованному и очень робкому взгляду, которым он на нее смотрел в классе на следующий день, по трогательному румянцу, выступившему на его лице, когда она прошла мимо на таком близком расстоянии, что на него повеяло воздушной волной. Зина потом часто смотрела на темно-синюю обертку с резвой упряжкой лошадей и мысленно уносилась на ней в страну девичьих грез.
Апрель. Карелия, поселок Выхино
– Молодец, Еськов! Вот молодец! Я говорю, молодец, что у тебя такая светлая мечта – стать спасателем! Это настоящая мужская профессия!
Марина Васильевна говорила все это с жаром, словно была комиссаром, стоящим на баррикадах. На ее круглых щеках выступил молодецкий румянец, синие глаза горели как свечки, и казалось, она вот-вот поднимет революционный красный флаг.
Еськов, которого все только ругали, разомлел от удовольствия – в кои-то веки он услышал похвалу.
– Вот с кого нужно брать пример, – продолжала Марина Васильевна, – с Еськова! Да, именно с него, с маленького, казалось бы, неприметного Еськова. Но каков он молодец – он хочет спасать людей! Рисковать своей жизнью ради других! А вы? – она посмотрела на учеников. – Что вы написали в своих сочинениях? «Хочу стать менеджером, хочу стать бухгалтером, директором…» Ну, разве же это мечты? – с театральным гротеском произнесла она, надеясь пронять учеников. – Никто не спорит – менеджеры тоже нужны, но разве им есть чем гордиться? Если, конечно, они гениальны, тогда да. Но ведь гениев единицы! Чем примечательны эти профессии? Ах, да! Белыми воротничками!
Класс притих. Катя Сорокина, которая написала, что хочет стать дизайнером, опустила глаза – ее выбор тоже не получил одобрения.
– Мне очень жаль, что я не смогла научить вас ставить перед собою благородные цели. Стыдно, друзья мои!
Произнеся свою пламенную речь, учительница опять переключилась на Еськова:
– За мечту тебе, Вова, «отлично»! Молодец, так держать! Но стиль, к сожалению, хромает. За стиль – четверка с большой натяжкой, ну, и грамотность – как всегда… Чудовищно безграмотен ты, Еськов! Так что больше тройки за сочинение я тебе поставить не могу.
Тонкая, с потрепанными страницами тетрадь Еськова упала на парту Вовчика. Забывая принести двойные листочки для контрольных, он всегда выдирал их из рабочей тетради, отчего та изрядно исхудала. Вовчик пролистал свою замухрышку и, увидев трояк, остался довольным – все-таки тройка куда лучше пары.
– Сорокина! «Четыре». Капустин – «пять с минусом». Ершов – «три», – продолжила раздавать тетради Марина Васильевна.
Учительница литературы ничуть не испортила будущим менеджерам и директорам настроение – дети давно привыкли к ее зажигательным речам, которые моментально вылетали из их юных голов вместе со звонком с урока.
Марина Васильевна же отходила не сразу. Она продолжала митинговать и в учительской перед коллегами, которые если и не разделяли ее точку зрения, то противостоять ее темпераменту были не в силах. Они молча кивали и ни в коем случае не спорили, чтобы не быть втянутыми в ненужную им дискуссию.
– Что делается с детьми, что делается! Вот послушайте, что они пишут: «Хочу стать начальником, чтобы быть главным и получать много денег». Мыслимо ли?! В одиннадцать лет думать о деньгах! Это Миша Козлов написал. Способный, умный мальчик, и ведь он станет начальником. А Настя Пескова что пишет? Она хочет стать певицей и выступать по телевизору. И кто из них вырастет, кто? И так в нашем районе одни старики остались, в классах недобор, молодежь по пальцам пересчитать можно, и та скоро разъедется. Ни один не написал, что собирается остаться в нашем Выхине.
Здесь Марина была права. Когда-то в Выхине базировалась воинская часть, потом ее расформировали, и военные уехали, а гражданские, работавшие в основном в сфере обслуживания, оказались неприкаянными. В Выхине остались лишь школа, магазин да закрытый клуб.
Энтузиазма, с которым Марина пришла в школу после пединститута, хватило на два года. Последующие полтора она гнула свою линию по инерции и главным образом из упрямства. Писала ходатайства в администрацию района, чтобы они выделили деньги на клуб и костюмы для самодеятельности, привлекала внимание к необходимости строительства дорог, проведения спортивных мероприятий. Со своей горячностью девушка даже добилась открытия клуба. В нем проходили концерты школьного драмкружка и дискотеки, на которые собиралась молодежь со всей округи. После одной драки клуб закрыли «на ремонт». Ремонт делать никто не собирался, поскольку средств на него не было.
– Ехала бы в город, что тебе здесь сидеть, зачем? – советовали коллеги – дамы, разменявшие пятый десяток.
– Я не сижу, я работаю!
– И в городе себе работу найдешь. Ничего хорошего в нашем Выхине нет. Парня, даже захудалого, тут не найти. Так и останешься в девках.
– Не останусь. Судьба – она и на печке тебя найдет.
Эта фраза очень не подходила активному характеру Марины, она от нее морщилась, когда слышала из чужих уст, но в таких случаях, как этот, себе произносить ее позволяла.
В судьбу девушка не верила, а точнее, Марина считала, что судьба творится собственными руками. А еще она считала, что, прежде чем заводить семью, нужно «проявить себя» в жизни, чего-то добиться. Если бы Марина жила в мегаполисе, а не в богом забытом поселке, возможно, она организовала бы собственный бизнес или вступила бы в какую-нибудь партию и пропадала бы там все дни. Ее бьющая фонтаном энергия непременно потребовала бы выхода.
Коллеги Марины и односельчане, выросшие в Стране Советов, мыслили иначе. У нормальной женщины должны быть муж и дети, желательно двое – девочка и мальчик. Такие стандарты сформировались, когда семьям, имевшим разнополых детей, давали квартиры большей площади. Квартиры уже давно перестали давать, а стандарты остались. В сознании граждан они сидели настолько глубоко, что на генетическом уровне передавались и последующим поколениям. И чем меньше был населенный пункт, чем дальше от мегаполиса он находился, тем сильнее было влияние этих стандартов. Их поселок Выхино олицетворял собой классический пример жизни по шаблону. Здесь каждая девочка с рождения знала, что ее главная цель – выйти замуж и родить детей, и чем раньше это произойдет, тем лучше.
Мать Марины, Варвара Степановна, в свое время так и поступила. В восемнадцать лет выскочила замуж за солдата-срочника Ваську, дослуживавшего последний год в их воинской части. Солдатик был перспективным – до армии он окончил техникум, так что на хлеб заработать мог. А главное, он был из Ленинграда. В общем, Варенька устроилась всем на зависть, она с не меньшим усердием, чем служаки-первогодки, считала дни до его дембеля, предвкушая, как поедет жить к мужу на родину. Тут и ребеночек подоспел, создав молодой матери некоторые неудобства – она мечтала в Ленинграде поступить в институт, а малыш нарушил ее планы. Зато она вписалась в заданный стандарт. Васька первенцу был рад. Правда, немного огорчился, что не сын родился. «Следующим будет парень», – пообещала жена. Василий криво улыбнулся, что-то обдумывая. Он еще не осознал своего нового статуса и ответственности, которую тот предполагал. Отцовство давало ему возможность лишний раз сходить в увольнительную и прибавляло очков в глазах командира. Теща, Клавдия Никитична, встречала его как дорогого гостя, с пирогами и разносолами, его ждала свежая постель с красавицей женой под боком. Дочка капризами не докучала. Если она начинала плакать, ее тут же подхватывали заботливые руки мамы или бабушки. Даже если бы дите орало как резаное, Васька не проснулся бы. Его могла поднять лишь команда: «Рота, подъем!» Обласканный и избалованный вниманием трех женщин (даже крохотная дочурка целовала его слюнявым ртом), Васька жил в семье Лариных как у Христа за пазухой. Но все когда-нибудь заканчивается. Старослужащие отметили сто дней до приказа, получив гордый статус дембелей. Дни полетели стремительно, неся в себе привкус грусти. С армией почему-то расставаться не хотелось.
