– И ты думаешь, что мой возврат в прошлое, в тот день, когда...
– Да, черт возьми! – она дернулась и повысила голос: – О чем мы здесь так долго спорим? О двухминутной чистке под наркозом! Пойми, наконец, что ты в состоянии сейчас изменить и жизнь, и смерть! – Лизавета обвела рукой полутемное пространство. – Мою смерть! Жизнь Байрона! Сделай все правильно, и мой сын не окажется в армии, не возьмет в руки оружие, не научится убивать, это не станет для него привычкой! Хотя бы приблизительно своим детским неразвитым умишком представь ощущения матери, которая знает о такой привычке сына!
– Приблизительно?.. – бормочу я, совсем запутавшись. – Минуточку, я не догоняю – что значит изменить твою смерть? Допустим, я делаю, как ты сказала... не жду ребенка, не поселяюсь у вас на даче, не попадаю в аварию, Бирс тебя не душит... Но ты уже сидишь здесь на правах вершительницы судьбы, значит, ты... как это? – мертва? Извини, конечно, но... Твоя смерть – это с концами?.. Или как?
Лизавета подалась ко мне через стол и злобно зашипела:
– Со своей смертью я разберусь сама!..
– Попалась! – оживилась я – наконец-то что-то проклюнулось! – Смерть – окончательное действие, но есть варианты, да? За что еще тебя мог убить Бирс? Ты знала, что Кирзач не тот, за кого себя выдает, да? Ты знала и держала его при себе. Нет, правда, я могу сразу наугад предложить вторую тему твоей смерти: Бирс узнает о Кирзаче, о вашем с ним союзе и в состоянии аффекта...
Лизавета выпрямила спину и смотрела на меня, не моргая, как загипнотизированная. Верочка подняла голову и тихо попросила:
– Скажи ей, Лиза, что такого мог узнать твой муж о Кирзаче, чтобы сильно на тебя рассердиться. Скажи.
– Если ты упустишь время, – тихо заметила Лизавета, игнорируя Верочку, – то ничего не сможешь сделать, потому что река спустит тебя вниз, а надежные доски не каждому попадаются. Думаешь уплыть отсюда? Не выйдет. Река течет по кругу. Исток и устье у нее в одном месте, и никто не знает – где. Представь постоянно движущуюся ленту Мёбиуса. В полнолуние течение замирает, это шанс для таких, как ты. Но когда и как просыпается потом – не известно. Поспеши, чтобы тебя не смыло. Слышишь? – она подняла палец.
Тишина. Я ничего не слышу, вообще – ни звука, ни шороха.
– Река не шумит, – кивает Бауля.
– Точно, – кивает Лизавета. – Нам давно пора. Ты готова? – она смотрит на меня выжидательно.
– Я?.. Нет, подождите, я хочу поговорить с Федором.
Никто не двинулся с места, только Федор пошевелился и вздохнул.
– Наедине! – повысила я голос.
Бауля и Верочка поспешно встали. Федор тоже встал, взял Кирзача за ноги и вытащил его за дверь. Лизавета выходила последней и с явной неохотой.
Мы с Федором сели напротив друг друга.
– Зачем вы с Кирзачом напали на меня в лесу? – спросила я.
– Надо было.
И все. Не выдерживаю его мрачного молчания и нервно напираю:
– Кому надо?..
– Тебе. Ты должна была понять, с чем имеешь дело, – уверенно кивнул Федор. – Ты моя мать, значит, мы – одной крови.
Я вздохнула. Уж лучше бы не объяснял. Смотрю на его руки на досках и едва сдерживаю слезы. Шепотом говорю:
– Мне страшно. Ты... пожалуйста, не бросай меня.
Федор посмотрел, набычившись, и пожал плечами.
– Не бросать? Странно. Это ты возвращаешься на пять месяцев назад, чтобы сделать аборт.
– Я не сделаю этого. Должен быть другой выход, я уверена. Может, я попала сюда не по прихоти Лизаветы, а совсем по другому поводу! Бауля сказала о хитрости, я что-нибудь придумаю, обещаю, только не отказывайся от меня!
Федор откинулся на спинку стула и посмотрел открыто – насмешливым взглядом Байрона!
– Что ты можешь придумать?
– Не знаю, я... Если не придумаю, запрусь на даче в комнате, забаррикадирую дверь и буду ждать Байрона! Я не выйду из дома, клянусь!
Федор усмехнулся:
– Автомобиль, – он многозначительно поднял брови.
– Автомобиль? Что это значит?..
– Ты должна разбить автомобиль Лизаветы, это определено. Лизе редко удавалось попасть сюда при попытках самоубийства. Твое бегство на машине – ее очередная неудача.
– Ты так говоришь, как будто я – запрограммированная марионетка!..
– Мы все зависим друг от друга. Из той цепочки событий, которые уже произошли, можно вырваться, только изменив кое-что в прошлом. Лизавета предложила тебе свой вариант перемены участи. Даже если ты не сделаешь того, что она просит, все равно дело кончится аварией.
– А если я... Если я придумаю свой вариант перемены участи?
– Как же – придумаешь! – Федор подался ко мне через стол, глаза его потемнели. – Вместо того чтобы сидеть неподвижно в машине и ждать помощи, ты вылезешь, изгибая сломанные ребра, одно из них проткнет твое сердце, и ты умрешь. Так ведь и было, да? Ты не смогла оценить опасность ситуации и просто выжить и еще собираешься управлять своей участью, а это могут только мертвые или их гости здесь! – Он выпрямился на стуле и стукнул рукой по столу. – Иди к реке и попробуй. Больше может не быть шанса что-то изменить. Мало кто приходит сюда погостить несколько раз. Сделай, как говорит Лизавета, доживи свое без меня. – Он встает. – Не переживай так. Если я умер, значит, я жил. Может, я особенный. Может, Кирзач прав, и я по-любому смогу родиться у другой жалостливой к привидениям мамочки, если тебя это утешит... Больше нет времени думать. Река стоит недолго. Время истечет, время – вода, ты уже поняла?.. и тебя унесет нахлынувшим течением. – Он решительно направился к двери.
Я вскочила.
– Унесет?.. Течением? Я что, должна буду плыть?
– Ты должна попасть на тот берег. Это у кого как получается, – Федор повернулся в проеме двери. – Некоторые переплывают, а некоторые могут перейти ногами на ту сторону как по отмели. Но когда нахлынет течение, снесет всех, кто не успел.
До самой реки я не верила, что все правильно поняла – на тот берег?! Но как только мы зашли на бугор, вздрогнула: река застыла черным зеркалом. По всему берегу стояли небольшими группами мужчины и женщины. В воде кое-где были видны головы плывущих, две фигуры застыли по колено в воде и не двигались.
Из небольшой группки – три человека – выступил кто-то маленький и помахал нам рукой. Я узнала Верочку рядом с Баулей и Лизаветой и в отчаянии схватила Федора за большую ладонь. Холодная...
– Если у меня... если ничего не получится, я вернусь. Обещаю. – Смотрю снизу на большого Федора. – Дождись меня.
Он молча стал спускаться, таща меня за собой вниз. Приходится почти бежать – по три шага на его один.
– Почему ты молчишь? Скажи, как к тебе вернуться?
Федор резко остановился и присел передо мной, как делают взрослые, чтобы быть наравне с ребенком. Внимательно, сантиметр за сантиметром осмотрел мое лицо.
– Ты хочешь, чтобы я тебя подождал?
Киваю, тяжело дыша.
– И обещаешь вернуться?
– Обещаю. Я что-нибудь придумаю, честное слово, мы будем вместе, только дождись!
– Ничего не выйдет, – Федор встает и тащит меня за руку к реке. – Ты попала в такое место, где никто никого не ждет.
– Если можно отсюда уйти, значит, и вернуться можно!..
– Можно. – Он опять резко остановился, но присаживаться не стал. Стоял и смотрел поверх реки в небо, или в то место, где оно должно быть. Потом выдохнул:
– До первого восхода солнца нужно прийти к тому берегу.
– У вас тут бывают восходы? – удивилась я.
– Там, куда ты вернешься, если, конечно, доплывешь, бывают и восходы, и закаты. Успеешь вернуться к берегу до первого восхода – встретимся. Не успеешь – никогда меня не увидишь.
И подтолкнул в спину к воде. Подошли Бауля и Верочка. Лиза осталась стоять поодаль.
Я шагнула в реку. И поняла, почему могу не доплыть до другого берега – вода оказалась тяжелой и густой. С трудом сделала несколько шагов. Обернулась. А позади – чернота. И голос Верочки из нее:
– Не оборачивайся!
Ладно, не буду.
Через пять шагов я потеряла дно и передвигала ноги в густой пустоте. Плыть не пришлось – от малейшего движения меня выталкивало вверх, так что достаточно было, не делая лишних движений, передвигать ногами и слегка отталкиваться от черной поверхности ладонями. Одно плохо – дышать было тяжело. Одежда весит тонну, не меньше... Кое-как скидываю валенки и прощаюсь с ними.
Где-то на середине реки (я определила это приблизительно, чтобы успокоиться) вдруг все, что сказала Лизавета, стало казаться ясным и простым. Она права – что я буду делать с недоношенным Федором, если выживу и поступлю по-своему? Путешествовать с ним по больницам? Кормить грудью? Готовить ему потом кашки? А он будет рычать и кусаться, щенок малолетний! В пятнадцать лет начнется самоубийственная проба запретного, как у всех подростков. Мне – тридцать один, между нами возникнет пропасть в понимании. Насколько проще прекратить это сейчас за две минуты и забыть.
Дышать стало гораздо легче. И в этот момент я поняла, что ртутная тяжесть воды местами разбавляется... течением! Я осмотрелась. Неподалеку кто-то стремительно пронесся мимо, размахивая руками, как утопающий. И вверху словно лампу включили – мутный желтый свет осветил реку. Задираю голову и вижу над собой огромный, идеально круглый диск луны. Сразу стали заметны ближние и дальние головы желающих переправиться на тот берег. Мимо медленно проплыла доска, потом попала в тугую струю, подпрыгнула и мгновенно унеслась.
