— Ну а ты? — Юрий Максимович понимал, что ведет пустой разговор, но остановиться не мог.
— Юра, оставь. — Она снова положила ему голову на плечо. — Мы сможем побыть на даче только день. Я боюсь, что Женя раньше времени приедет. Он все время нервничает.
— Ну вот, начинается, — недовольно проворчал Горин. Настроение у него испортилось.
— Ничего. Зато целый день наш, — ласково сказала Вера. — На-аш!
Они пересекли улицу Воинова, проехали по набережной, заполненной гуляющими, свернули на Литейный мост. Горин удивился, что в такое позднее время здесь много машин. Двигались они еле-еле, а на середине и совсем остановились. Прошло пять минут, десять. Машины запрудили весь мост.
— Что за пробка?! — в сердцах сказал Юрий Максимович. — Добро бы в час пик. А тут... Посмотреть, что ли?
— Сиди. — Верочка была спокойна. Прижавшись к нему, она задумчиво смотрела на Неву, на старинные здания на набережной Выборгской стороны.
— Нет, я все-таки пойду взгляну, — сказал Горин. Но дверцу открыть не смог — слева вплотную к «Волге» стояла белая машина «скорой помощи». Чтобы выпустить Горина, пришлось вылезать и Вере. Они поднялись на тротуар, стараясь разглядеть, что произошло впереди.
Какой-то парень, проходя мимо, остановился и сказал:
— Надолго застряли! Асфальт после дождя скользкий. Троллейбус занесло.
— Что же его не уберут? — недовольно спросил Горин. Ему показалось, что парень чересчур бесцеремонно разглядывает Верочку.
— А-а... — прохожий махнул рукой. — Там такое нагорожено! Несколько машин ударились.
— И пострадавшие есть?
— Не знаю. «Скорая» стояла. — Парень пошел дальше.
— Психуй не психуй, — сказал Горин, — а только загорать нам здесь придется долго. Назад уже не вывернешь. Хоть бы гаишники вмешались. Неужели они не видят, что здесь затор?
Они забрались в машину, и Верочка, устроившись поуютнее, снова прижалась к нему, расстегнула пуговицу на рубашке и положила руку на грудь. Юрий Максимович вдруг почувствовал легкое раздражение. Ему стало неприятно, что Верочка так спокойно отнеслась к тому, что раньше времени может приехать ее муж, к этой дурацкой непредвиденной остановке на мосту. Он так стремился в лес, на свою дачу — уютную, красивую! Так стремился отгородиться от всего света, побыть вдвоем, и вот — нате! Глупое неожиданное препятствие. Выехали бы на пятнадцать — двадцать минут раньше — уже приближались бы к Новой деревне! «А если бы на пять минут раньше? — подумал он вдруг. — Рядом с тем троллейбусом!» Горин закрыл глаза и ясно услышал скрип тормозов, скрежет металла, сирену «скорой»... И почувствовал, как холодок пробежал по спине. «Вот еще! Чего это я завожусь?» — подосадовал Юрий Максимович, но тревога не проходила. Мысли, одна несуразней другой, лезли в голову, и он никак не мог совладать с собой.
Верочка почувствовала его состояние и, чуть отодвинувшись, спросила:
— Что с тобой, Юра?
— Я в порядке. — Горин попытался улыбнуться.
Ему было невыносимо торчать здесь, на мосту, когда следовало спешить, спешить. Футляр с кольцом жег ему грудь. Казалось, что он слишком долго лежал в безвестности в шкафу, за пыльными забытыми книгами. Юрию Максимовичу хотелось поскорее раскрыть футляр перед Верой, увидеть, как яркий свет бриллианта отразится в ее больших карих глазах. Увидеть в этих глазах радость, любовь, благодарность...
Неожиданно Вера спросила:
— Чего ради ты затеял эту историю с письмами?
Горин напрягся, лицо его сделалось замкнутым и отрешенным.
— Ты уже знаешь?
Конечно, надо было сказать ей о письмах заранее. Но Юрий Максимович боялся показаться смешным. Ведь тогда пришлось бы рассказать и о том унижении, которое испытал он в разговоре с капитаном Бильбасовым.
— Еще бы не знать! Евгений прожужжал мне все уши об этих письмах. Ты не поторопился?
— Нет! — твердо сказал Горин. — Мне уже давно надоели безобразия, которые творятся на судне. Ты знаешь, что за отношения были у меня с кепом. Жили душа в душу... Но есть предел. Мастер зарылся. Мало того, что он распустил лодырей и пьяниц, он подставляет ножку порядочным людям!
Верочка вздохнула.
— Ты что, не одобряешь? — с беспокойством спросил он.
— Я просто боюсь. Ты можешь повредить себе. Тебя же обещали назначить капитаном? А Бильбасов авторитет. Мой Евгений день и ночь кипятится: «Владимиру Петровичу не страшны комариные укусы!»
— Посмотрим, — сердито сказал Горин. — Только капитанские прихвостни уже прячутся в кусты. Стармех первым залег в больницу. Не забывай, что я великий реалист...
Юрия Максимовича задели слова Веры. Он смутно почувствовал в них недоверие, неуверенность в его силах. Такого он от Верочки не ожидал. Тем более что уже давно между ними существовал уговор — как только Юрий Максимович становится капитаном, они решают все свои семейные проблемы.
Он взглянул на часы. Без пятнадцати одиннадцать. Толпы гуляющих двигались мимо застывших автомобилей. Шли старшеклассники с песнями, шли иностранцы. Шум, крики — веселый аккомпанемент белых ночей, все это сейчас не трогало Горина, казалось ему нелепым и чуждым. Словно из какого-то другого мира.
«Не хватало еще обрушиться в Неву, — зло думал он, озираясь по сторонам. — Прочность моста ведь тоже имеет свои пределы. Неужели милиция не может растащить эту пробку?»
Он вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся. В «скорой помощи», стоявшей рядом, было опущено белое стекло, и оттуда пристально смотрел на Горина какой-то мужчина. Юрий Максимович успел только заметить, что лицо у него очень худое и небритое. «Больной, что ли? — подумал Горин, — В этой пробке человек и умереть может. Даже «скорой» не пробиться».
— Какие красивые русалки. Посмотри, Юра, — Верочка показала на решетки моста.
Юрий Максимович повернул голову и вздохнул:
— Эти перила здесь со времен царя Гороха.
— А я их не видела, — Верочкин голос зазвенел от обиды.
— Ну ладно, ладно, пусть будет так, — он притянул Верочку к себе и обнял. — Не будем ссориться. — Он гладил ее волосы, мягкие, шелковистые, чуть-чуть пахнущие какими-то хорошими духами, а сам никак не мог отрешиться от непонятного чувства страха.
Неожиданно кто-то сказал рядом, чуть ли не над ухом у Горина.
— Вот они, психи-то! В машинах, все в машинах. Их бы и вязали.
Юрий Максимович обернулся и встретился глазами с небритым мужчиной, сидевшим в «скорой помощи».
— Да-да! Не смотри на меня так удивленно, — продолжал небритый. У него был неприятный, хрипловатый голос. — Это я про вас, автомобильщиков! Куда гоните? Куда? У вас же пассажиров тьма! — Человек взглянул куда-то сквозь Горина, да так жутко, что Юрию Максимовичу сделалось не по себе, и он оглянулся. Словно хотел удостовериться, что, кроме Веры, в машине никого нет.
«Сумасшедший, что ли?..» — подумал он.
А небритый вдруг сказал спокойно и осмысленно:
— А жена-то с ним чужая.
Из кабины «скорой помощи» высунулся мордастый флегматичный санитар и с интересом посмотрел на Верочку.
— Да как вы смеете! — крикнул Горин и стал лихорадочно поднимать стекло. И тут же подумал, что не следовало вообще отвечать.
Вера испуганно покосилась на небритого человека и еще теснее прижалась к Юрию Максимовичу.
— Как я смею? Как я смею! — завопил мужчина. — Да ведь она потаскушка! Чужая жена! Это ж сразу видно.
— Да скажи ты ему, чтоб заткнулся! — Верочка чуть не плакала. — Ну что же ты?
Мужчина продолжал орать. Около «скорой» собиралась толпа. Какие-то молодые парни, смеясь, заглянули в машину и отошли с шуточками. Юрий Максимович их не слышал. Он не мог прийти в себя от бешенства и несколько минут сидел в каком-то оцепенении, несмотря на то что Верочка дергала его за руку и, всхлипывая, повторяла:
— Скажи ему, Юра, скажи...
Наконец он стал открывать дверцу, забыв, что «скорая» совсем рядом, и стукнул по ней. Надо было опять вылезать в ту сторону, где сидела Вера.
— Ой, господи! — почти простонала она, — Как я сейчас выйду? Здесь же толпа людей... — Но все-таки, открыв дверцу и втянув голову в плечи, выбралась из машины.
Горин выскочил вслед за ней и кинулся к орущему.
— Как вы смеете... — он сорвался на визг и тут увидел, что этот небритый человек одет в какую-то странную серую одежду, а длинные рукава завязаны у него за спиной. Горин растерянно оглянулся, начиная понимать, что его гнев и любые слова здесь бессмысленны, и в это время услышал, как в «скорой» хлопнула дверца.
— Не обращайте внимания, — подходя к Горину, сказал рослый детина в белом халате, наверное санитар. Это был тот человек, который выглядывал из кабины. Он продолжал флегматично жевать, отламывая от зажатого в руке батона. — Не обращайте внимания, — повторил он. — Это сумасшедший, — погрозил орущему огромным волосатым кулаком.
Тот сразу смолк.
— Алексей Петрович, — обратился санитар к кому-то сидящему в «скорой». — Подними стекло. А то он тут всех перепугает. Устроил цирк!
