Боли от прикосновения его пальцев она не испытывала, хотя держал он достаточно жестко. Притерпелась, наверное. Но вот от взгляда готова была провалиться сквозь землю, настолько холодно и проникновенно он смотрел — этот симпатичный въедливый следователь со смешной и очень мирной фамилией. Он будто приказывал ей — этот взгляд: расскажи! Расскажи все, о чем ты догадываешься. Расскажи и освободи себя от тюрьмы, а их от нудной и кропотливой работы. Расскажи немедленно — и будешь свободна от подозрений и…
Она ни за что не расскажет ему. Знать что-то знает, но не вымолвит ни слова. Это Калинкин понял почти тут же. Как понял и кое-что еще.
Она не убивала своего мужа и его домработницу. Не убивала! Он, конечно же, не пришьет к делу свои умозаключения и станет вести следствие по тому пути, по которому вести был призван. То есть станет разрабатывать всех возможных фигурантов, начиная с нее, но…
Но теперь Калинкин точно знал, что она не убивала. Не смогла бы. Как не может теперь выдать того человека, который сделал это за нее. Кто он?! Ради кого она была готова отправиться в тюрьму и отсидеть там долгие страшные годы лишений?! Ее бабка? Не-е-ет, вряд ли. Старому человеку было бы не под силу справиться с подобным. Да и алиби у той наверняка найдется в виде дотошных соседок, знающих все и про всех. Кто тогда?!
Владимира Черешнева заявила, что очень одинока. И что у нее никого нет. Но кто-то все же нашелся. Какой-то неведомый защитник, к которому она, возможно, питает сильные чувства. Причем достаточно сильные, раз не выдает. Кто этот защитник, благодетель? Мог он быть заинтересованным лицом в материальном плане? Да запросто! Стало быть, требуется в срочнейшем порядке перелопатить весь бизнес погибшего Черешнева Игоря Андреевича. Кто хозяин, кто генеральный, кто заместитель, кому принадлежит что и в каком объеме? Кто остается наследником, доверенным лицом? И так далее, и тому подобное.
Надо будет заслать завтра туда Александру. Ей изначально понравилась документальная версия, вот пускай ее и разрабатывает. Так, а завтра же суббота! Ну тогда в понедельник. Пусть отправляется туда в понедельник и лопатит учредительные документы. Не все же в кабинете просиживать и дары с предложениями от Халева принимать.
Так, так, так…
Кто же может быть этим человеком? Кто? Думай, Калинкин! Думай! Любовника она вряд ли могла иметь при таком жестком обращении со стороны мужа и строжайшем контроле со стороны домработницы. Наверняка все ему доносила. Наверняка докладывала о каждом шаге. Теперь-то не расскажет, да.
Сколько они прожили в браке? Кажется, пять лет.
— Да, пять лет, — кивнула Влада удрученно, когда он спросил ее об этом.
Пять лет — срок немалый, чтобы привыкнуть, приспособиться и начать врать и изворачиваться. Вполне могла завести шашни на стороне. Отдушина-то у нее должна была быть какая-нибудь! Должна, должна и была стопроцентно. Надо искать ухажера. Он, он, голубчик, угомонил соперника, желая раз и навсегда отомстить обидчику. А девочка заперта была! Докажите обратное, господа сыщики!
А доказать будет сложно. Из окна выбиралась по лестнице, тому свидетели имеются. С ними же потом и в дом вошла. И ключ торчал снаружи из замка ее двери, пацаны подтвердили, а они народ глазастый. Да и любопытно было им наверняка, с чего это тетка в драной майке с лестницей корячится. Ключ был в замке…
— Для чего ребята пошли за вами в дом? Я имею в виду, когда вы выбрались? — Ответ он знал заранее, а все равно спросил.
— За деньгами. Я же заплатить обещала. В сумочке своей на вешалке поискала, ничего нет. Пошла наверх, в спальню. Игорь Андреевич мне всегда оставлял деньги на тумбочке возле кровати. Я и пошла туда. Ребята следом за мной. Зашли туда вместе, а там такое!..
Ребятам не только деньги были нужны, догадался Калинкин. Почему на полуголую даму не поглазеть, раз случай представился? Сначала с лестницей приставала, потом спускалась по ней, в дом привела. Это ли не приключение для тринадцатилетних пацанов! Будет что рассказать в школе после летних каникул. Их любопытство, пожалуй, единственное, на что она может рассчитывать. Только сочтет ли прокурор веским основанием показания неразумных детей, имея в деле два жестоких убийства?
— Подвиньтесь, — неожиданно попросил ее Калинкин.
Влада сидела ровно посередине дивана, продолжая закрываться от всех руками. Неожиданная просьба следователя ее удивила, но она послушно пододвинулась. Он сел рядом, почти касаясь ее голого плеча своим. Побарабанил снова по столу, оставляя пятна теперь уже с этого края, и проговорил достаточно тихо, чтобы их не смогла расслышать девушка, маячившая неподалеку:
— Я сейчас скажу вам одну вещь, Влада. Скажу ее только один раз, не повторю более никогда, а следом задам вам вопрос. Если вы мне на него отвечаете верно, я — ваш союзник. Если нет — увольте! Ищите себе в помощь кого-то еще. Давайте попробуем?
Она не кивнула и не ответила ничего, лишь еще ниже опустила голову.
— Итак… — Он почти шептал ей на ухо, слыша тонкий аромат ее духов, который не способен был заглушить тошнотворный запах засохшей крови на ее одежде. — Я верю, что вы никого не убивали, Владимира Черешнева. Я верю, слышите?!
Она кивнула наконец, но на него смотреть не стала.
— Но я не верю, что вы не знаете, кто это сделал! Как быть?
И его пальцы снова вцепились в ее подбородок. Он задрал ее лицо так, что тут же заныла шея и глаза заслезились от его цепкого взгляда. А может, они по другой причине заслезились? Может, безысходность жуткая из нее слезу давила? И страх еще за того, кто… решил помочь ей таким вот варварским способом.
Назвать его?! Назвать?!! Да как она может?! А вдруг она ошибается и Удальцов здесь вовсе ни при чем?!
Они ведь очень редко запирали днем входную дверь, живя за высоким забором. Татьяна, да и она тоже часто выходили во двор, работали в саду. Позади дома под навесом развешивалось выстиранное белье. Чего было замком без конца щелкать? Да и кому они тут нужны? — частенько восклицал Черешнев.
Никому!
Почти никогда и никого не впускали в свою личную жизнь, редкое исключение — показательные выступления Черешнева на дороге возле калитки, когда ему вдруг с чего-то хотелось предстать перед кем-то заботливым и нежным супругом. А дальше калитки — запретная зона. Как, впрочем, и у всех остальных.
Чертов показушник!
Разве мог он предположить, что кому-то вдруг взбредет в голову переступить их порог без приглашения? Нет, конечно! Разве мог Черешнев предвидеть, что кто-то посмеет войти в ворота, подойдет к их двери, приоткроет ее и услышит крики его жены? Да никогда он такого и во сне не видел! Соседям никогда не было дела до них — Черешневых, а Черешневым — до соседей.
Никто и никогда и не пытался помочь ей, кроме Удальцова. Он вот вдруг решил вмешаться, и теперь…
Теперь ей что хочешь, то и думай.
Хотя, с другой стороны, ну ворвался он в их дом как раз тогда, когда Черешнев пинал ее ногами. Ну попытался отбить ее у него. Ничего не получилось. В него Татьяна вцепилась кошкой и лицо ему ободрала, и шею. Ему пришлось уйти, этому славному парню, жившему на соседней улице в милом доме с буйной вольной травой. Но перед уходом он сказал:
— Я найду способ избавить тебя от этих монстров, Влада. Обязательно найду. Все будет хорошо, вот увидишь!
А потом ночью она проснулась от странного шороха в доме. Встала с кровати, пробралась на цыпочках к двери, приложила ухо к замочной скважине и прислушалась.
Поначалу подумала, что это Игорь Андреевич с Татьяной нечаянно ее разбудили.
Не очень они, впрочем, и заботились о ее здоровом сне. С вечера хохотали так, что стены дрожали. Включали музыку и даже, кажется, танцевали. С чего тогда Татьяне орать, что у нее голова даже закружилась? Вальсировали, наверное. Парочка сумасшедших!
Так вот подумав, что это они, Влада тут же отмела это предположение. Не стали бы они остерегаться и осторожно ходить по коридору взад-вперед. Открывать и закрывать двери, будто потеряли что-то и никак не могли найти. Не игру же в прятки они, в самом деле, устроили в половине третьего ночи?!
Нет, это были не они. Это был кто-то один. И он очень осторожно перемещался по дому, очень. Влада перепугалась тогда, сразу подумав о грабителях. А потом…
Потом перепугалась еще сильнее. Это когда ключ из замка кто-то вынул, оттуда ее обдало чьим-то горячим дыханием и кто-то шепнул бестелесным голосом ей прямо в ухо:
— Спишь? Вот и спи…
Уснешь тут, как же! Она взвизгнула, помнится, и забралась под одеяло. И тряслась там осиновым листом почти до рассвета. Уже и шаги в доме давно стихли, и двери не скрипели, и ключ занял свое место в замочной скважине — она это отчетливо услышала, даже лежа в кровати, а она все никак не могла уснуть.
Кто это мог быть?! Зачем он в доме?! Где сам Игорь Андреевич с Татьяной?! Они не уезжали никуда. Влада видела, как машину загнали в гараж и не выгоняли уже оттуда. Почему они не слышали чужака? Так крепко спали?
