– Я в курсе насчет убийства господина Маслова, – невозмутимо откликнулся представитель страховщика. – И все-таки позволю себе заметить, что многомиллионный иск к нашей компании – это совсем не ерунда.
Нина Федоровна, прислушивавшаяся к разговору, высоким голосом выкрикнула:
– Голубчик, идите скорее сюда! О каком подземном ходе к Круглому озеру идет речь?
Вдали послышались торопливые шаги, тяжело скрипнули половицы коридора, и в гостиную вошел Вениамин. Следом за страховщиком торопился, отдуваясь, шеф. Протиснувшись мимо сержанта и едва не опрокинув служивого со стула, Владимир Ильич прошел на середину оранжереи и впился в меня испытующим взглядом, стараясь угадать по моему лицу, что здесь происходит. А Вениамин Дудкин оптимистично начал:
– К нам поступили сведения, что в библиотеке этого дома есть подземный ход. Я с понятыми его обследовал и обнаружил пропавшую коллекцию.
Страховщик шагнул к ламберному столику и положил на него целлофановый пакет с чем-то тяжелым, громыхающим внутри. Но старуха даже не заглянула в пакет. Она поднялась с кресла и басом объявила:
– Не сомневаюсь, что ваш осведомитель наплел вам какую-то чушь! Это же надо такое придумать! Подземный ход! Показывайте, где этот ход! Кстати, кто вам о нем рассказал?
– Берта Лисанге рассказала, она представляет наши интересы, – бесхитростно улыбнулся страховщик, и Хренов, протяжно вздохнув от его глупости, закрыл лицо широкой пятерней.
– Вот как? А мне она представилась как подруга Виктории, – отчеканила старуха.
– Послушайте, любезная, – шагнул к Нине Федоровне шеф, не сводя напряженного взгляда со следователя Зотова, вынувшего из папки мой паспорт и внимательно его изучающего. – Одно другому не мешает. Консультанты страховой компании поехали в Ригу, нашли подругу погибшей Виктории Саулите и уговорили эту милую девушку, Берту Лисанге, помочь нам отыскать пропавшую коллекцию.
Произнося эту тираду задушевным, вкрадчивым голосом, Владимир Ильич как бы невзначай протянул руку и деликатно забрал паспорт из пальцев следователя. Тот слабо дернулся, но паспорт отдал. Шеф спрятал подложный документ в нагрудный карман черного френча и для надежности прижал карман рукой.
– Значит, случайная девица знает о подземном ходе в моем доме, а я не знаю, – старуха смерила меня недовольным взглядом. – И где же этот ход?
– Берта сейчас покажет, – с готовностью откликнулся страховщик.
Нина Федоровна первой устремилась к дверям, на ходу обращаясь к сотруднику прокуратуры:
– Господин следователь, не вздумайте мне препятствовать! Я должна своими глазами увидеть этот ход и пройти по нему до озера!
Затем обернулась ко мне и потребовала:
– А ты, Берта, или как тебя там на самом деле, обязана сказать, кто о нем поведал!
Я кинула взгляд на Наталью. Она застыла возле дверей бильярдной, откуда только что вышла, ни жива ни мертва. Лицо ее окаменело от страха, губы предательски дрожали, демонстрируя охватившее женщину волнение. Я молчала, не собираясь ее выдавать, однако старуха требовательно смотрела на меня, дожидаясь ответа. Максим, сидевший на подоконнике, буквально впился глазами в мое лицо, рассматривая меня так, точно видел первый раз в жизни. Пауза затягивалась. И вдруг блогер произнес:
– Это я просветил Берту насчет тайного хода.
– Ты знал? – изумилась старуха. – И давно?
– Всю свою жизнь. Мне отец показал. А ему дед.
– Почему же ты мне ничего не сказал, Максим?
– Ты шутишь, ба? – усмехнулся парень. – Этот ход специально был дедом выкопан, чтобы от тебя прятаться.
– Не внук, а выродок! – выдохнула старуха, устремляясь в библиотеку. – Не хочу тебя больше знать!
– Из внуков я уволен, – с трагическими нотками в голосе констатировал Маслов. И тут же с надеждой уточнил: – Может, ба, возьмешь меня в экономки, теперь ведь место вакантно?
– Дураком был, дураком и остался, – парировала Нина Федоровна. И, обернувшись к Светлане, погладила ее по руке. – Ты, Светик, его не слушай. Иди, кофейку себе свари. И конфетки достань, я знаю, ты любишь.
Макс сокрушенно покачал головой, проследив, как экономка поспешно скрылась на кухне, и побрел в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. А все остальные, за исключением насмерть перепуганной Натальи, так и оставшейся стоять в коридоре, двинулись смотреть на подземный ход. В библиотеке было прохладно и сумрачно. И вкусно пахло старой кожей и книжной пылью. Я приблизилась к нужному стеллажу, вынула первый том Толстого и, дождавшись, когда стеллаж отъедет в сторону, указала на открывшийся тоннель. Следователь Зотов нагнулся, потрогал рукой стальные ступени, ведущие куда-то вниз, и выдавил из себя:
– На совесть сработано, видно, что генерал Маслов привлекал для строительства профессионалов-стройбатовцев.
И, торопливо перекрестившись, шагнул в подземелье. По железу ступеней застучали зотовские каблуки, и следом за следователем вниз ринулись два оперативника.
– Вы свет включите, – посоветовала я вдогонку. – А чтобы вернуться в дом, нужно нажать правую клавишу рядом с выключателем.
Из проема показалась смущенная физиономия одного из оперативников, и последнее, что я увидела, была его протянутая к выключателю рука. А затем стеллаж тронулся в обратный путь и занял свое обычное место, скрыв и проход, и включающего свет оперативника.
– А я все думала – с чего бы моему благоверному в библиотеке запираться? – пробормотала старуха. – Я думала, водку пьет, а он подземный ход рыл! Чувствую, без Альберта Семеновича не обошлось!
И, видя недоумевающий взгляд оставшегося в библиотеке полицейского, раздраженно пояснила:
– До того, как дом купил виолончелист, мы соседствовали с генералом Заславским. Под его началом работали стройбатовцы, в июле шестьдесят второго возводившие мост через Клязьму. А потом генеральская дочь продала отцовскую дачу виолончелисту, а папу своего отправила в интернат для ветеранов войны. И теперь каждый год генерал Заславский звонит из своей богадельни под Клином и поздравляет меня с днем рождения, старая сволочь. Альберт Семенович думает, я не знаю, что он подливал масла в огонь, рассказывая про меня Вадиму всякие гадости! Но мой-то, Маслов, тоже хорош! Уму непостижимо! Генерал, герой войны, и вдруг вырыл тоннель, чтобы спасаться от жены на озере! И ведь слова ему поперек за всю жизнь не сказала!
Звонок в дверь прервал ее рассуждения о странностях человеческой природы, и Нина Федоровна отправилась к домофону.
– Кто? – глухо осведомилась она.
– Профессор Устинович, – представился пришедший. – У меня в вашем доме назначена встреча с господином Дудкиным. Вениамин Аркадьевич пригласил меня в качестве эксперта…
– Я в курсе, – оборвала витиеватую речь профессора старуха, нажимая на кнопку и впуская на территорию усадьбы.
Через пару минут на пороге гостиной стоял маленький старичок с бородкой клинышком и старорежимными очками-велосипедом на большом утином носу. Летняя парусиновая пара болталась на нем, как простыня на вешалке, из-под белой шляпы-канотье на плечи спускались жидкие седые пряди волос. В руке он держал потрепанный портфель, тощий, как пустая обложка книги.
– И где же господин Дудкин? – пристроив портфель на стойку для зонтов, потер ладошки старичок. – Могу я его увидеть?
На голос эксперта из библиотеки показался страховщик. Он обменялся с профессором рукопожатием и кивнул на Владимира Ильича.
– Наш консультант из «Сирин и Хренов», господин Хренов, Владимир Ильич. При помощи его людей нашли пропавшую коллекцию.
– Очень приятно, Владимир Ильич, – старичок торопливо выдернул сухонькую ладошку из массивной пятерни Вождя, забирая портфель со стойки. – Очень приятно.
– Вы бы уже куда-нибудь передвинулись, – сердито пробасила Нина Федоровна, задевая широким бедром за угол стула и в который раз за это утро сдвигая сержанта с места.
Тот нехотя поднялся и, ухватив стул за спинку, пересел к стене. В открывшийся проход оранжереи тут же вошел представитель страховой компании, а за ним эксперт-востоковед вместе с шефом Хреновым, и все втроем устремились к ламберному столику. Веня Дудкин подхватил пакет и аккуратно выложил на инкрустированную столешницу каждую вещичку, с которых Владимир Ильич не сводил умильных глаз. Востоковед придвинул поближе к столу кресло-качалку, опустился в нее и, раскрыв старенький портфель, выложил перед собой на стол мощную лупу с подсветкой и пару белых нитяных перчаток, которые тут же натянул на руки.
Взял первую попавшуюся статуэтку – кошмарную женщину с искаженным болью лицом – и, приблизив лупу вплотную, принялся рассматривать экспонат. Вдруг скулы его напряглись, морщинки на пергаментных щеках обозначились резче, и он поднес вещицу так близко к глазам, что буквально уткнулся в старинную фигурку носом. Некоторое время он так сидел, рассматривая каждый изгиб бронзового тела, потом порывисто распрямился, тряхнув седыми патлочками, отложил фигурку в сторону и взял в руки следующий предмет. Я стояла в дверях, наблюдая, как снова напряглось лицо эксперта и как внимательно, миллиметр за миллиметром он обследует бронзового божка индуистского пантеона. За вторым экспонатом последовал третий, потом – четвертый, и с каждой осмотренной вещью профессор Устинович мрачнел все больше и больше.
