Ее не на шутку заинтересовала эта находка. Она вдруг поняла, что на обгоревшем клочке бумаги, найденном в голландке, могло быть написано именно это слово, просто окончание успело сгореть.
Второй запрос в Интернете дал богатый «улов». Во всех источниках писали, что батрахотоксин – сильнейший яд из группы стероидных алкалоидов и что его извлекают из желез лягушек-древолазов. Лягушки все-таки имели отношение к этому делу, хотя и косвенное.
Следующий ее шаг был таков: она выбрала информацию о действии батрахотоксина и выяснила, что он имеет сильнейшее кардиотоксическое действие.
Прочитав слово «кардиотоксическое», Катерина притихла. Ей показалось, она отыскала ключик от тайной дверцы, куда давно хотела войти.
Она буквально глотала дальнейшую информацию, ею овладел нервный азарт. Из текста Катерина узнала, что, попав в кровь через слизистую оболочку, рану или трещину в коже, батрахотоксин вызывал сильнейшую аритмию, которая заканчивалась остановкой сердца, то есть летальным исходом.
Катерина уставилась в ноутбук. В голове сформировался вопрос:
«А что, если рабочие погибли от действия яда?»
Против этой версии выступали весомые факты: ни в одном из источников не было упомянуто о воздушно-капельном проникновении яда в организм.
Катерина еще раз прочитала, на этот раз – вслух:
– «…через кровь, слизистую оболочку, рану или трещину в коже батрахотоксин вызывает сильную аритмию, которая приводит к остановке сердца, в результате которой наступает летальный исход».
Вместе с прочитанным пришла отрезвляющая мысль:
«Какая связь между полусгоревшим листком из замурованной печи и недавней смертью рабочих?»
У Катерины решительно ничего не складывалось. Она снова полезла в компьютер. Новый запрос в Интернет принес новые результаты. В одной из статей нашлась информация о секретной лаборатории, в которой занимались разработками ядов. Лаборатория была создана по распоряжению Ленина после того, как в него стреляла Фанни Каплан. Ее пули были отравлены ядом рицином. В 1938 году лаборатория вошла в состав 4-го спецотдела НКВД. Лаврентий Берия, курировавший эту работу, поставил задачу: создать яды, способные имитировать смерть по естественным причинам. То есть их не должны были обнаружить при вскрытии.
Лабораторию назвали «Лабораторией Х». Располагалась она в Варсонофьевском переулке, который находится за внутренней тюрьмой НКВД на Лубянке. Главными подопытными в лаборатории были заключенные, приговоренные к высшей мере. Каждый божий день туда поступали новые «пациенты». По заведенному порядку яд опробовался на десяти заключенных. За каждым подопытным наблюдали не более двух недель. И если смерть не приходила, за ним приходил человек с наганом и списывал беднягу «в расход».
Прервавшись на минуту, Катерина почувствовала, что у нее холодеют руки. Читать было страшно. Еще страшнее – не дочитать до конца.
Изыскания «Лаборатории Х» начались с яда иприта, однако это ни к чему не привело. При вскрытии погибших яд легко обнаруживался.
На смену иприту пришел яд рицин.
Катерина вспомнила рассказ Жореса об устранении двойного агента уколом рициновой иглой. Этот случай был напрямую связан с тем, что она прочитала. Теперь снова все складывалось, но многие моменты не совпадали.
Рицин – страшный яд, в двенадцать тысяч раз сильнее яда гремучей змеи. Испытывая его, ученые-убийцы совершили открытие: в меньшей дозировке рицин вызывал в подопытных излишнюю откровенность. Именно тогда родилась известная «сыворотка правды».
После долгой работы в «Лаборатории Х» был создан яд, который назвали К-2. Он годился для чекистских агентов. После введения его в организм человек словно уменьшался в размерах, делался тише, слабел и умирал через пятнадцать минут. Яд К-2 мгновенно испарялся из тела погибшего. При вскрытии врачи выносили один и тот же вердикт: человек умер от острой сердечной недостаточности.
Захлопнув крышку ноутбука, Катерина стремглав бросилась в ванную. Там ее вырвало. Она умылась холодной водой и, вконец обессиленная, легла на кровать.
В начале поисков ей показалось, она нашла то, что имеет отношение к смерти рабочих. Однако чем больше Катерина углублялась в этот вопрос, тем дальше уходила от нужного результата и в конце концов оказалась в глухом тупике. Она не нашла ни одного факта, подтверждающего использование батрахотоксина в «Лаборатории Х». Ведь только его действие вызывало внезапную остановку сердца. Так что пока говорить было не о чем.
Провалявшись в постели пару часов, Катерина ощутила страшное одиночество. Герман задерживался, и она не хотела ему звонить.
Она позвонила Картавину.
– Нам нужно поговорить.
Борис быстро ответил:
– Не по телефону.
– Когда можем встретиться?
– Завтра.
– Во сколько?
– Часа в три.
– Я буду ждать в кафе.
– Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего.
– Голос у тебя странный.
– Гадко на душе. Хочу поговорить с живым человеком.
– А я определенно живой.
– Знаешь, тебя прослушивают.
– Знаю.
– И это тоже противно. Меня от этого просто тошнит!
– Эй-эй-эй! Что с тобой, Катерина?
– Понимаешь, Борис, я жила тихо, мирно, спокойно. И вдруг будто разбежалась и – плюх в грязную лужу. А в ней – нет дна. Такая глубокая.
– Найдем дно.
– Уверен?
– Абсолютно.
– Жду завтра в три. Не опаздывай.
Отложив телефон, Катерина подумала:
«Скорей бы настало завтра».
Участковый Яков Иванович Рябинин прошел по Банковскому переулку и свернул на Кривоколенный. Через несколько домов еще раз свернул во двор старого здания. Здесь в цокольном этаже располагалась мастерская сапожника Вартана Карапетяна, где он починял обувь. Ему два дня назад Яков Иванович отдал казенную пару обуви.
Пошарив в карманах брюк, Рябинин вынул квитанцию и стал спускаться по лестнице. В мастерской он увидел толпу людей. Решил, что это клиенты, потом заметил: они не строились в очередь. На сапожном столе, за которым обычно сидел Вартан, стоял медицинский чемодан. Рядом – женщина в голубом костюме бригады «Скорой помощи».
Рябинин громко сказал:
– Граждане, расступитесь!
Для него освободили проход. Он подошел к прилавку и увидел, что Карапетян лежит на полу. Рядом с ним на корточках сидел врач.
– Что случилось? – спросил Яков Иванович.
– Он умер, – врач встал и обратился к медицинской сестре: – Сворачивай оборудование. Ему уже не помочь.
– Полицию вызвали?
– Сейчас вызовем…
Рябинин отыскал взглядом второго сапожника. Щуплый армянин стоял у стены, в ужасе обхватив голову. Яков Иванович спросил:
– Ты помощник Карапетяна?
– Я…
– Что здесь произошло? Как он умер?
– Я не видел!
– Что значит – не видел? Здесь работаешь?
– Здесь…
– Значит, он умер, а ты не видел?
– Я не виноват! Я ходил в магазин! Вартан сам послал меня за продуктами!
– Ну хорошо… Когда ты уходил, Карапетян был еще жив?
– Жив! Сидел за столом и работал.
– А когда ты вернулся?
– На столе валялись ботинки, а Вартана нигде не было. Я подумал, что он ушел, но когда подлез под прилавок, увидел, что Вартан лежит на полу. Я выбежал на улицу и стал звать на помощь…
Рябинин обернулся к врачу:
– Есть криминал?
– Нет. Скорее всего, сердце.
Сапожник встрял в разговор:
– Вартан был сердечником.
– Вот видите… – сказал врач и начал паковать свой баул.
Кто-то из зевак крикнул:
– Полиция приехала!
В комнату зашли полицейские.
– Ну что тут у вас?
Яков Иванович вышел вперед:
– Здравствуйте! Я – участковый Рябинин. Скончался хозяин мастерской Вартан Карапетян. Врачи сказали, криминала нет. Сердечник… Жара…
– Сейчас все осмотрим… Где медики?
– Здесь, – врач вышел вперед.
Рябинин сдвинулся в сторону и только теперь заметил, что держит в руках квитанцию. Он подошел к сапожнику.
– Прости, друг… Раз уж пришел, хочу забрать свою пару обуви.
Тот схватился за квитанцию, как за спасение. Проверив на полках, он покосился на стол.
– Они не готовы.
– Срок – на сегодня.
– Если б Вартан не умер, он бы доделал.
– Выходит, Карапетян умер, починяя мои ботинки?
– Да.
– Больше их не надену. – Рябинин спросил полицейского: – Я не нужен?
Тот ответил:
– Можете идти. Здесь все понятно.
Яков Иванович направился к двери.
– А ботинки? – окликнул его сапожник.
– Выбрось. – Рябинин осекся. – Черт… Мне ж их сдавать. – Он искоса взглянул на ботинки, стоявшие на прилавке. – Заверни их во что-нибудь.
– Я лучше в пакет положу, – армянин сноровисто засунул ботинки в пакет и протянул его участковому.
