Гоголя, двадцать пять. Вот он, тот дом — серая блочная девятиэтажка, вполне узнаваемая по фильму. Андрей вышел из машины, нашел нужный подъезд, отыскал глазами окно, откуда Максим выпал. Сел на скамейку, закурил. Проследил траекторию воображаемого падения: по идее, мужчина должен был лежать вон там, где еще осталось немного песка. Да-да, наверняка там, если смести ладонью мусор, пыль и песок, можно будет увидеть следы крови…
Андрей поднялся, подошел к «тому» месту, присел на корточки, поскреб асфальт.
Нет ничего, успели затереться.
Но он и так знает, что это здесь. Он это помнит. Его тело помнит, разбитая об асфальт голова помнит… И рука помнит прикосновение холодного шпингалета, а уши помнят дребезжание стекла…
Нужно вернуться в комнату и все повторить сначала.
Женщина в красном платье — его жена. Стол накрыт на двоих — у них годовщина свадьбы, девять лет вместе. Налить вина, встать и произнести тост по случаю праздника. Девять лет вместе… Нет, не так: восемь действительно вместе, а последний год… Как он ее измучил! Но есть простой выход: ровно в семь сорок… Осталось потерпеть совсем немного: допить вино, выйти в другую комнату — при ней нельзя! — отодвинуть шпингалет, потянуть створку окна и сквозь дребезжание стекла тяжело шагнуть вниз…
Вернуться и повторить.
Андрей встал, поднял голову — вон из того окна ему предстоит… Надо запомнить его, хорошенько запомнить.
Штора на окне вдруг раздернулась, лицо — ее лицо! — прильнуло к стеклу.
Несколько минут он смотрел на женщину и не мог оторваться. Вернуться и повторить. Позвонить в дверь, дождаться, когда она откроет, пройти в комнату, выпить вина. Сказать ей, сказать… Вероятно, она еще не знает, что смерть Максима ничего не решила, что выход был выходом только на тот вечер. Должна наступить новая смерть, сегодня, в семь сорок. Подняться, позвонить и сказать…
Штора задрожала. Женщина за окном качнулась — и пропала. Словно ее и не было.
А может, действительно не было? Не было никакой женщины в окне?
Андрей медленно начал пятиться к своей машине. Еще не в силах отвести взгляда от окна, но уже в состоянии понять, что ему нельзя подниматься в ту квартиру. Потому что… потому что…
Все, питон скрылся в траве, уполз — гипнотическое действие кончилось. Андрей прыжком преодолел оставшееся расстояние, захлопнул дверцу машины и резко нажал на газ.
…Он гнал и гнал на автопилоте, обгонял, подрезал, зачем-то, как будто куда-то спешил, проскакивал на красный свет. Без какого-то определенного маршрута, без всякой цели просто ехал: автоматически переключал скорость, тормозил, срывался с места.
Час бессмысленной гонки его немного успокоил. Вернулась способность соображать. Андрей осмотрелся: куда это его занесло? Оказалось, что находится совсем недалеко от своего дома. Он остановил машину, вышел, походил немного по тротуару, чтобы размяться — ноги и руки от напряжения бешеной езды совершенно задеревенели.
Хорошо бы зайти в какой-нибудь бар, пообедать, выпить кофе. Здесь неподалеку есть один вполне приличный, «Крюковъ», они с Настей там не раз были. И всего в пяти минутах езды.
Андрей снова сел в машину, подъехал к бару, припарковался, вышел.
После порции солянки и двух чашек кофе он почувствовал себя намного лучше. Фильм, кажется, совсем отпустил, а ситуация возле дома Алдониных воспринималась теперь как досадный эпизод, вспоминать который… нет, не страшно, просто не хотелось. Надо выбросить все это из головы, не анализировать, не искать причин и следствий, забыть… Он, Андрей, нормальный, психически здоровый человек, а занимается какой-то ерундой. Смешно в самом деле! Фильм, безусловно, только фильм. Никакого особого воздействия оказывать он не может. А Максим либо псих, либо… Либо было совершено обыкновенное убийство, которое хотели представить как суицид — такое сплошь и рядом случается, можно сказать, один из самых распространенных приемов сокрытия преступления. Кто мог убить Максима? Наталья могла, Марина могла… А Марину тогда кто? Та же Наталья или… Это ему и надо расследовать. Да-да, расследовать, а не заниматься незнамо чем…
— Семь сорок.
Голос официантки, которая тихо подошла, словно подкралась, выбил из головы все трезвые рассуждения.
— Что?!
Она сказала «Семь сорок»! Ну вот, все начинается сначала, от этого не избавиться, никогда, никогда не избавиться…
— Всего, говорю, с вас сто девяносто сорок. За кофе семьдесят сорок и за солянку сто двадцать. — Официантка слегка улыбнулась. — Или вы еще что-то закажете?
Сто девяносто сорок, совсем как девятнадцать сорок — семь сорок, роковое число, вернее, время рокового часа.
— Надумали что-нибудь?
Девятнадцать сорок — сто девяносто сорок. Эту сумму Андрей платить не будет. Ни за что не будет! Надо с ней что-то сделать, совершить какое-то магическое действие.
— Коньяк! — Слово вырвалось помимо его воли, но он ему обрадовался как выходу. Да-да, вот в чем для него сейчас выход — изменить сумму, подтасовать цифры. Правильно, великолепная идея!
— И еще чашечку кофе, — добил он гадюку безумия каблуком.
Официантка еще раз улыбнулась и пошла выполнять заказ.
Вот как он выкрутился! Обманул, перехитрил, справился. И… он разгадал суть! Чтобы спастись, надо хоть что-то изменить в задуманном сценарии. Сейчас он изменил цифры, в следующий раз… Если бы Максим купил Наталье не красное, а, предположим, зеленое платье, может, тоже бы спасся. Они не предусмотрели такого простого решения, не подумали, что разгадка лежит на поверхности и что любой может… Любой?
Максим не смог.
Но Максим воспринимал фильм как данность, не почувствовал подвоха. Вернее, почувствовал и отослал фильм Марине, но тогда было уже поздно. А он, Андрей, не поддастся. Ни за что не поддастся!
Принесли заказ. Никитин вылил коньяк в кофе, закурил и вдруг понял, что решил задачу до конца. Ему нужно отказаться от этого дела, только и всего. Да, бросить все к черту! В восемь придет Бородин, Андрей отдаст ему фильм — поскорее из дому убрать эту пакость! — позвонит Вениамину, объяснит, что, мол, так и так, делом твоим будет теперь заниматься милиция в лице Бородина. Они неплохо знакомы, вот пусть Илье Венька и высказывает все свои сомнения. На Илью фильм не оказал никакого воздействия, так что подлости тут нет. А он, Андрей, догуляет свой заслуженный, но прерванный звонком Вениамина отпуск. Может, они даже куда-нибудь съездят с Настей. Почему бы и нет? Он ведь так и собирался отдыхать целый месяц и ничем не заниматься. Да и надо бы, устал он чертовски после последнего своего дела, в самом деле устал. Дельце было еще то! Тоже с налетом сумасшествия. Одно то уже, что наняла его мертвая женщина, говорит само за себя. Потом все оказалось вполне реально, без всякой мистики, но… В общем, в отпуск, отдыхать и ни о чем больше не думать!
Приняв такое решение, Андрей окончательно успокоился, расплатился и поехал домой.
А дома все пошло по новому кругу. От уверенности и спокойствия не осталось и следа. Решение, принятое в баре, показалось совершенно неосуществимым. Первым делом он поставил диск с фильмом. Просмотрел и начал сначала. Суть не в том, что он не сможет бросить Веньку, сгрузить все на Бородина. Хотя это тоже было бы нехорошо, не по правилам. Суть в том…
Женщина в красном платье. Вино. Голос за кадром — Максима, нет, его собственный голос — обещает избавление в семь сорок…
Шесть часов вечера. Всего только шесть. А Настя приедет не раньше десяти, Бородин в лучшем случае в восемь. Одному ему не справиться, одному не выдержать давления фильма.
Гладкая поверхность стекла так прохладна, так притягательна… Со щеколдой будет справиться нелегко, на пальце порвется кожа, но разве это важно? Ведь когда он преодолеет это, в сущности, ничтожное препятствие, все встанет на свои места…
Начало седьмого. Почти уже пятнадцать минут. Дождаться Бородина, продержаться до восьми, всеми силами продержаться!
Кофе, вот что ему поможет. Кофе не был предусмотрен, кофе совсем не по сценарию. Обмануть, перехитрить, поменять местами — вот в чем спасение.
Фильм очередной раз кончился. Андрей, с трудом оторвавшись от монитора и преодолевая желание сразу же поставить его с начала, пошел на кухню варить себе кофе. Нарочно старался делать все медленно, чтобы процесс — не предусмотренный дьявольским сценарием процесс — занял как можно больше времени. Но движения его непроизвольно ускорялись, становились нетерпеливыми и резкими. Наконец кофе был водружен на плиту, и Андрей едва дождался, когда он закипит. Думал даже все бросить, не пить кофе, тем более что его совсем и не хотелось, но смог удержаться и доделал все до конца. С дымящейся чашкой он бросился в комнату, поскорее поставил фильм.
Кофе не помог, не спас. Перехитрить сценарий не удалось. Чашка принимала форму бокала, который держал в руке Максим, кофе по цвету, вкусу и запаху напоминал вино, которое они пили вместе с Максимом, нет, которое пил он вместо Максима.
