– Откуда? Он же недавно приехал в Москву, – напомнил я. – Да и вряд ли он познакомит меня с таким человеком.
– А ты все-таки приглядись, – посоветовал Тавров. – Выясни связи Липатова в Москве. Но ненавязчиво, чтобы не оскорбить человека. Сам понимаешь, твоя версия вилами на воде выписана, но проверить ее не мешает, чтобы больше не подозревать Липатова. А то нехорошо получается: подозреваем нашего клиента. Нужно помнить об этике частного детектива: если всерьез подозревашь клиента, то не работай на него.
Тавров был прав, и я решил установить более плотный контакт с Липатовым. Действительно, следует как можно скорее найти доказательства его честности. Либо нечестности.
* * *
Не откладывая в долгий ящик планы по поиску доказательств честности Липатова, я уже на следующий день направился с нему с визитом – разумеется, предупредив его об этом по телефону. Культурный человек отличается от некультурного в первую очередь не речью, образованием или одеждой, а способностью не причинять лишних проблем окружающим. Именно поэтому культурный человек о своем внезапном приходе предупреждает не только коллег, друзей и случайных знакомых, но и супругу, если возвращается из командировки раньше времени.
Липатов, судя по голосу, был в приподнятом настроении, и причину этой приподнятости я узрел, едва переступив порог квартиры. Разумеется, причиной была Марина.
Марина оказалась женщиной энергичной и трудолюбивой. И без того опрятная квартира заблистала чистотой, и даже в мелочах чувствовалась женская рука: на зеркале в прихожей болталась на присоске маленькая плюшевая игрушка из тех, которые так обожают развешивать женщины в квартирах, машинах и даже прицеплять к мобильным телефонам. Я не смог идентифицировать вид плюшевого зверя, потому что меня тут же утащили на кухню, пронизанную восхитительным запахом ароматнейшего украинского борща.
Марина, облаченная в передник поверх строгого делового костюма, вооружившись поварешкой, разливала борщ по тарелкам. Увидев меня, она приветливо улыбнулась и сказала:
– Отобедайте с нами, Мечислав! Я, правда, в этой Финляндии совсем готовить разучилась, но вот борщ у меня получился не хуже, чем у моей мамы.
– Спасибо, дайте мне хоть руки помыть, – смущенно отозвался я и развернулся в сторону ванной. Ловкая баба, однако! На борщ мужика приманивает. Во мне снова ожили подозрения.
На столике перед зеркалом стояла женская сумка, из которой высовывался краешек общегражданского паспорта гражданина РФ. Искушение было слишком велико. Я оглянулся: в дверном проеме на кухню был виден только краешек стола, Марины и Липатова не было видно. Я решился: выдернул паспорт из сумки и заперся в туалете. Раскрывая по очереди заполненные страницы, я переснял их камерой мобильника – к счастью, у моего «сонерика» семьсот пятьдесят камера с отличным режимом макросъемки при искусственном свете. Спрятав фотоаппарат в карман рубашки, я спустил воду и выглянул за дверь. С кухни доносились голоса Липатова и Марины, но самих их не было видно. Я облегченно вздохнул и, положив паспорт на место, отправился мыть руки.
* * *
Борщ оказался великолепен. Не ожидал, честно говоря, такого гастрономического восторга от образца ухоженной и европеизированной деловой женщины в лице Марины. В дополнение к борщу Марина выставила на стол вазочку с превосходной красной икрой – нерки, судя по размерам икринок, и бутылку водки «Белуга», чем сразила меня наповал. От лучшей российской водки не отказался даже непьющий Липатов, и, когда борщ закончился, мы уже приняли по сто пятьдесят.
– Вы работате поваром? – поинтересовался я, предварительно осыпав щедрыми похвалами автора борща.
– Нет, что вы?! – громко рассмеялась Марина. – Я работаю в финской юридической фирме. Сейчас у нас есть крупный клиент в России, поэтому минимум полгода я буду работать в Москве.
– То есть вы постоянно живете в Финляндии? – продолжал расспросы я.
– Да, у меня уютный домик недалеко от столицы и непрерывный вид на жительство.
– А на постоянное жительство в Финляндии не думаете остаться? Получить финское гражданство? Все-таки Евросоюз, Шенген – будет проще путешествовать по Европе.
– Нет, что вы! У нас много российских клиентов, часто приходится ездить в Россию, а с российским паспортом въехать в Россию можно без проблем, связанных с получением визы. Так что российское гражданство, отличное знание российских реалий и языка меня поят и кормят. И неплохо поят и кормят – даже по финским меркам!
Я не стал выяснять размер этого «неплохо» и зашел с другой стороны:
– А учились вы где?
– Давно, пока еще родители в Америку не уехали, я окончила Плехановский, так что по первому своему образованию я экономист. А потом уже получила диплом юриста. Так что я специалист широкого профиля!
– Потрясающе! – похвалил я.
Оказалось, что обед на этом не закончился, и после борща появились гречаники из свежайшей печенки, под которые не допить «Белугу» был просто грех! Липатов захмелел и принялся оживленно рассказывать мне про то, что ему удалось найти упоминание о его предке Андрее Тузове в книге, посвященной русским путешественникам. Присутствие Марины его совершенно не смущало: похоже, ловкая баба пользовалась полным доверием обычно сдержанного и подозрительного Липатова. Надо, надо как можно скорее проверить ее личность!
– Представьте себе, что удалось мне раскопать! Некий приват-доцент Московского университета по фамилии Курчевский опубликовал в тысяча восемьсот девяносто седьмом году труд о русских путешественниках девятнадцатого века, среди которых упомянул и Андрея Васильевича Тузова. Оказалось, что сей достойный муж на месте долго не сидел, а бывал в разных экспедициях, иногда весьма рискованных: в Аравии, Персии, Индии. А ведь в наших семейных преданиях об этом ничего не говорилось! Но вот что главное я почерпнул у Курчевского: в свое последнее путешествие Тузов отправился через Константинополь, неведомым образом получив разрешение от правительства блистательной Порты – то бишь Турецкой империи – на проведение археологических раскопок и приобретение исторических раритетов. Похоже, что при дворе султана Махмуда Второго у него имелись серьезные связи! Хотя, возможно, это было следствием проводившейся в те годы политики «танзимата», направленной на европеизацию средневекового восточного реликта, которым в те годы была Турецкая империя.
– Да, но как я понял, Тузов вел свои поиски сокровищ Энрико Дандоло по балканскому побережью от Салоник на востоке и до Дубровника на западе, – заметил я. – Так что важнее было получить разрешения от греческих и австрийских властей.
– Осмелюсь напомнить вам, что в те времена Салоники принадлежали Турции точно так же, как и побережье Албании и нынешней Черногории вплоть до города Бар, – с улыбкой напомнил Липатов, и я пристыженно умолк. – Не знаю насчет греческих властей, а вот с австрийскими у него отношения, похоже, не сложились. Курчевский указывает на то, что в своих письмах Тузов неоднократно жаловался на препятствия, чинимые ему австрийскими властями. Похоже, что его принимали за шпиона.
– А Курчевский не пишет, что именно нашел Тузов во время своей экспедиции? – спросил я.
– Он пишет о том, что Тузову удалось в Турции собрать большое количество исторических предметов, которые он по приезде в Навплию – современный греческий город Нафплион – передал находившемуся там русскому поверенному в делах графу Виктору Никитичу Панину, представлявшему в молодом греческом королевстве Российского императора. В начале мая тысяча восемьсот тридцать первого года Панин был отозван в Петербург, где занял должность помощника статс-секретаря Государственного совета, однако нет никаких данных, что Панин что-либо привез в Петербург из Греции.
– Неужели присвоил? – предположил я.
– Вряд ли. Графы Панины были весьма богатыми людьми. Возможно, тузовские раритеты исчезли при перевозке. Надо бы поднять сохранившиеся архивы графов Паниных: наверняка такой старый педант должен был отразить на бумаге судьбу вверенных ему исторических ценностей.
– Но нас больше интересует пребывание Тузова в Дубровнике и Которе, – напомнил я. – Ведь именно во францисканском монастыре Дубровника Тузов нашел тот загадочный предмет, о котором писал дочери.
– Курчевский пишет, что Тузов в начале лета тысяча восемьсот тридцатого года покинул Навплию на греческой фелюге, идущей в порт Волос. Информацию об этом он почерпнул из личного письма Тузова графу Панину, отправленному Тузовым в русское представительство из гостиницы непосредственно перед отъездом. В письме графу Панину от шестнадцатого апреля тысяча восемьсот тридцать первого года Тузов сообщает своему другу о том, что за полгода путешествий по материковой Греции он собрал большое количество бесценных археологических находок, и, зазимовав на острове Корфу, он ближайшим судном отправит находки с верным человеком в Санкт-Петербург. К тому моменту, как письмо Тузова дошло до Наплии, графа Панина там уже не было: он убыл в Санкт-Петербург к новому месту службы. Письмо было отправлено графу в Санкт-Петербург дипломатической почтой по распоряжению сменившего графа Панина на посту поверенного в делах Петра Ивановича Рикмана, но и на этот раз очередное собрание Тузова загадочным образом исчезло. Сохранился запрос графа Виктора Никитича Панина к Рикману относительно остававшегося на Корфу багажа Андрея Тузова с ценными археологическим находками. Рикман обратился к греческим властям, но никакого багажа не обнаружилось. Сам Тузов в конце апреля этого же года убыл с Корфу в город Дураццо – ныне албанский порт Дуррес, – который в те времена был под властью Турции. Курчевский далее цитирует письмо русского консула в Каттаро, в котором тот сообщает в Санкт-Петербург о некоторых интересных новостях, привезенных ему приехавшим в Каттаро из Рагузы потомственным дворянином Андреем Васильевичем Тузовым. Побывавший в Греции и турецком Дураццо Тузов был отличным источником информации для дипломата, выполнявшего – как и все дипломаты во все времена – функции разведчика. Интересно также упоминание о факте пребывания Тузова в городе Рисан, находящегося в самой дальней северной части залива Бокади-Каттаро – в родовом дворце знаменитых бокельских аристократов графов Ивеличей.
