Не сказать, что ей захотелось в колодец – там ей больше делать нечего. Но и оставаться в этом доме тоже показалось бессмысленным. Разве что Ступин простит ей долг… Слезы горячими потоками полились по щекам, как тогда, когда она впервые услышала, что Сергей проиграл весь их бизнес, все их будущее. Предательство на предательстве и предательством погоняет. Валентине вдруг стало нестерпимо жаль себя… «Отдай мне ключи…» – «Не отдам». – «Тебя жаба давит?» – «Давит». – «Ты ушла от меня, бросила меня…» – «Я могу вернуться к тебе…» – «Поздно. Ты знала, как я ждал этого. У тебя было много времени, чтобы принять решение. Я разрешил приходить тебе ко мне именно ради этого. Но ты не воспользовалась этим, значит, так тебе было нужно…» – «Теперь ты ей будешь покупать шубы и драгоценности? Мне мама говорила, что ты недолго будешь горевать по мне…» – «Ты так говоришь, словно собираешься умирать…» – «Дурак ты, Ступин, я не собираюсь умирать. Но пока я жива, ты не будешь с этой… из Освенцима. Не знаю, зачем она тебе нужна… Ты уже забыл все то, что было между нами?» – «Дина, тебе пора. Твой Соболев ждет тебя. Я сам подам на развод и постараюсь как можно скорее разорвать наши отношения. И замки поменяю, хотя и жаль двери…» – «Только попробуй сменить замки, тогда сам увидишь, что будет». – «А что может случиться?» – «Я буду стоять перед запертой дверью и звонить до тех пор, пока кто-нибудь из вас не откроет дверь…» – «Ты одумалась и решила вернуться ко мне только из-за денег? Это тебя твоя мама подучила?» – «Вот только не трогай мою маму!» – «Не кричи!»
Дина ушла, хлопнув дверью. Видимо, слова Ступина попали в самую точку. Увидев Николая, бледного, расстроенного, Валентина поняла, что заблуждалась на его счет, что он был искренен с ней и вовсе не намерен возвращаться к Дине. Волна нежности охватила ее, и она обвила его шею руками. «Ты не должна обращать внимания на выходки моей бывшей жены. Поверь мне, я знаю ее, она ходит сюда не только, чтобы позлить меня, нас. Это ее мать кусает локти и ужасно жалеет, что надоумила свою дочь наставить мне рога… Она немного забылась, ее мать… Марта очень практичная и умная женщина. Это она только говорила, что против нашего брака, а на самом деле была рада, что удачно пристроила свою дочь. У Дины до меня был парень, вроде бы она его любила… Но это не Соболев, нет. Какой-то студент, фамилия его, кажется, Черкашин, да, Саша Черкашин… Так вот эта самая Марта все сделала, чтобы они расстались. Студент и миллионер… согласись, у студента Черкашина было мало шансов, а я так красиво ухаживал за Диной».
Он как в воду глядел. Начались звонки Марты. Валентина не могла слышать, как Ступин пытается объяснить ей, что между ним и ее дочерью все кончено. Она уходила в дальнюю комнату, включала погромче телевизор и переживала за Николая.
Как-то раз в их квартире появился мужчина. Поначалу Валентина приняла его за Соболева, но потом поняла, что ошиблась. Ступин сказал Валентине, что у него очень важный разговор, и они заперлись с незнакомцем в кабинете. Говорили около часа, после чего мужчина ушел, а Николай сказал, что пока он не разведется с Диной, Валентине лучше не выходить из дома. На все вопросы Валентины, связанные с этим странным заявлением, он молчал как рыба. Так Валентина оказалась домашней затворницей. Ступин же, страдая от того, что не может ей ничего рассказать по каким-то лишь ему известным причинам, молча переживал. Она поняла, что ей грозит опасность. И исходит она, скорее всего, от Дины и ее матери, Марты. Вероятно, они задумали что-то радикальное, направленное на то, чтобы вернуть Ступина Дине, чего бы это им ни стоило, и, значит, избавиться от Валентины. Ступин, узнав об этом, предпринял все меры предосторожности… Как еще можно было объяснить этот запрет выходить из дома?
…В день смерти Дины – в то утро она, изменяя своим правилам, позвонила, предупредив о своем приходе, – Ступин открыл ей дверь. Все было как обычно. Валентина как раз закончила готовить рыбные котлеты, и Ступин предложил воинствующе настроенной Дине позавтракать вместе с ними. Дина, к удивлению Валентины, согласилась. Даже похвалила котлеты из щуки, сказала, что вообще-то она терпеть не может рыбные котлеты, но эти – очень вкусные. Валентине было все равно, как она отзовется о скромном завтраке, ей хотелось только одного – чтобы Дина как можно скорее ушла, чтобы оставила их в покое. За столом супруги говорили о разделе имущества. Ступин сказал, что уже подал на развод. Кажется, условия раздела имущества ее удовлетворили. Она сказала «спасибо» и направилась к двери. Николай пошел ее провожать. Если разложить время на минуты и секунды, Ступин не успел еще закрыть за ней дверь, когда раздался выстрел… Или же оба эти звука совпали – выстрел и хлопанье двери, Валентина не поняла, так как выбежала на звук и увидела распахнутую дверь и распростертую прямо на пороге уже мертвую Дину (с простреленной головой). Все вокруг было забрызгано кровью. Ужасающее, кошмарное зрелище… Это он, Ступин, убил Дину. Это было первое, что пришло в голову Валентины… Ступин, оттесняя ее подальше от трупа, хладнокровно объяснил, что ей теперь нельзя оставаться здесь, он (руки его при этом дрожали, как и он сам) дал ей ключи от квартиры, где она должна спрятаться, пока все не утихнет, написал адрес на листке, выдернутом из записной книжки, и сказал, что обязательно свяжется с ней. Потом позвонил кому-то и сказал: «Это я. Дину убили. Приезжай». Валентина, которой понадобилось десять минут, чтобы собрать сумку, столкнулась с тем самым незнакомцем, с которым Ступин в свое время беседовал в кабинете, на забрызганном кровью пороге квартиры и удивилась, что он так быстро приехал. «Счастье, что я был неподалеку… Господи, какой кошмар!..» Что происходило на лестничной клетке позже, она не узнает никогда.
Квартира находилась в самом центре города, но казалась нежилой, похожей на номер в гостинице. Дежурный набор мебели, дежурный шампунь в ванной комнате с дежурными белыми полотенцами, дежурный плед на диване, дежурный телевизор, дежурная минералка в дежурном холодильнике…
Валентина включила телевизор и легла на широкий диван, стараясь не думать о том, что произошло. Но у нее не получалось. Ближе к вечеру она дождалась репортажа с места события. Холеный, с длинными волосами, забранными в хвост, журналист сообщил, что в городе совершено убийство жены известного предпринимателя Николая Ступина. Сам Ступин задержан по подозрению в убийстве жены и находится в следственном изоляторе. Предположил также, что такого человека, как Ступин, там долго держать не будут, что его выпустят под залог. Спустя полчаса после репортажа раздался телефонный звонок. Это звонил тот самый незнакомец, видимо доверенное лицо Ступина, и, представившись Крымовым, сказал, что Николая Борисовича скоро выпустят, чтобы Валентина не переживала и не смотрела новости – Ступин к убийству жены не имеет никакого отношения. «Николай Борисович очень переживает за вас, Валентина. Запишите мой телефон, в случае если вам что-то понадобится…» – «Вы кто?» – «Я – его друг. Моя фамилия Крымов, зовут Евгений».
Ночью Крымов приехал к ней, привез продукты. Сказал, что Ступина отпустили, он сам приедет за ней, когда сочтет возможным. «Послушайте, Евгений, так кто же убил Дину? Коля не мог этого сделать. Они мирно расстались, обо всем договорились…» – «Я в этом нисколько не сомневаюсь». – «Вы все знаете… Это же после вашего прихода и вашего с ним разговора Коля сказал мне, чтобы я сидела дома. Что случилось? Это Дина со своей матерью, Мартой, что-то замышляли?» – «Теперь Дины нет, так что можете спокойно выходить из дома и жить в свое удовольствие… Николай Борисович, повторяю, очень переживает за вас…» – «Передайте ему, что со мной все в порядке, но я не успокоюсь до тех пор, пока не увижу его. Его правда отпустили?» – «Правда».
Крымов ушел. Валентина заставила себя съесть яблоко.
Поздно ночью в приемной агентства – по воле случая и обоюдного желания отдельных личностей – собрались Таня Бескровная, Виталий Минкин, Шубин, Женя Жукова, Крымов, Леша Чайкин и даже Корнилов. Отсутствовала разве что Надя Щукина, которую с тех пор, как Шубин ее уволил, никто (за исключением ее мужа, Леши Чайкина) не видел. На столе красовалась аппетитная закуска: тонко порезанное розовое сало, икра красная и черная, сливочное масло, ветчина, свежая зелень, ароматные маринованные огурчики, сушеный кальмар… Стояли банки с холодным пивом, водка, коньяк… Даже Корнилов, в последнее время редко появлявшийся в этих стенах, казалось, был счастлив, что пьет в такой душевной компании. Женя Жукова, опьянев, позволяла Крымову обнимать себя за талию. Минкин, крепко держа Таню Бескровную за руку, постоянно нашептывал ей на ухо нежности, чувствуя себя наверху блаженства после того, как его простили. И только Шубин с Чайкиным, стараясь не замечать вокруг себя женщин, стойко пытались вести разговор о работе, о том, что не всегда все получается так, как хочется, что неудачи подстерегают на каждом шагу и надо быть к этому готовыми. Шубин понимал, что все присутствующие в какой-то мере ждут от него, от своего, по сути, руководителя, каких-то конкретных, радикальный действий, но именно по этому делу, по делу Дины Ступиной, у него по-прежнему не было ни одной зацепки, ничего, что позволило бы следствию сдвинуться с мертвой точки. Убили молодую женщину. Застрелили. И никто ничего не знает. Оружие не найдено. Ступин и Соболев вне подозрения. А почему, собственно? Чайкин только пожимал плечами. Крымов сказал, что они ни при чем, и все тут. А кто такой Крымов? Шубин даже не смотрел в его сторону. Листок с именем убийцы жег его через карман. Сколько раз Игорю хотелось достать его, развернуть и прочесть, узнать наконец, кто же убил Дину Ступину. А если это шутка? Если на том листке нарисован цветок или смешной котяра, чем-то напоминающий самого Крымова? Что, если Крымов на этой бумажке написал что-то о Жене Жуковой, о том, что ему, Шубину, такого-то числа в такое-то время домой лучше не приходить, что так будет лучше и ему, и Крымову, собиравшемуся украсть у него жену, и самой Жене… Но нет, для такой записки слишком мало слов на листке, Крымов не успел бы написать такое подробное предостережение. Или, к примеру, нарисовал на бумаге нахальную рожицу – посмеялся над Шубиным, безнадежно влюбленным в жену самого Крымова…
