Еще находясь в прихожей квартиры своей любовницы, Кух почувствовал запах копченого сала, сладковатый запах тлена, в ряде случаев вызывающий отвращение, но в то же время неотъемлемо связанный с удовольствием. Какое неизъяснимое успокоение вызывает втягивание ноздрями запаха осенней листвы на улице, а квартиру теплый аромат, исходящий от сала, делает такой уютной и домашней.
Елена помогла ему снять плащ, он при этом поморщился и спросил:
— Это твоя хохлячка нарезала?
— Да, она постоянно что-нибудь жует, — ответила Елена Николаевна. — Говорит, что ей скучно и нечего делать. Уже два раза убрала квартиру. Привыкла в деревне работать, поэтому в городе ей трудно.
— А что же она не пойдет, не прогуляется?
— Боится выйти, — Почему? — удивился Кух, но внутренне остался доволен этим обстоятельством.
— Боится города — непривычно много людей. Боится заблудиться.
— Вот как? А что со стремлением устроиться секретаршей?
— Она ведет себя как маленький ребенок. Похоже, мне придется водить ее за ручку.
— Да она никогда не слезет с твоей шеи. Вернее, с моей, — усмехнулся министр. — Это же я тебя кормлю.
И он презрительно посмотрел прямо в глаза Елены Николаевны. Та вся съежилась, потом отвернулась и старательно начала пристраивать плащ на вешалку.
Кух прошел в гостиную и встретился глазами с Ларисой, которая сидела за столом и пила чай с печеньем.
Чай был только налит и был очень горячим: над чашкой вился пар.
— Ой, здравствуйте, — смутилась Лариса и чуть не пролила себе на коленки чай из блюдечка. — Вам чайку?
Она осторожно поставила блюдечко на стол и ожидающе уставилась на Куха.
Тот сначала не понял, чего она ждет, потом неожиданно спросил:
— А вы тут, я смотрю, сальцем балуетесь?
— Да, — как-то испуганно ответила Лариса.
И в этом испуганном «да» для Куха сконцентрировалось выражение такой никчемности и зависимости, что у него внутри снова поднялась волна возбуждения. С одной стороны, этот образ вызывал у него тошноту и отвращение, но с другой — фантазии на тему садистских штучек, связанных с этой девкой, вызывали у него необыкновенное томление. Но это было лишь ожидание; реальное же впечатление от Ларисы, не подкрепленное уверенностью в том, что ее можно безнаказанно убить, оставляло лишь раздражение неудовлетворенности.
Вошла Елена Николаевна и тоже предложила Куху чаю. Он милостиво согласился и принял чашку из ее рук. В этом была не демонстрация отношения к Ларисе, а скорее следование своим внутренним установкам.
Он не воспринимал Ларису как личность — там просто не за что было зацепиться. Это была лишь не очень большая в количественном отношении биомасса, которая могла быть уничтожена в любой момент.
Но биомасса обладала вполне структурированными внешними особенностями. И они были важны для Куха, поскольку эстетический момент являлся основным для получения им сексуального удовольствия.
Ведь мучить будут именно тело — все остальное, что у нее внутри, было неважно. Да ничего там скорее всего и не было — по мнению Куха.
Замучить красивое тело, убить красивую женщину является благом. Тогда как жизнь некрасивой женщины вообще безразлична — она никому не может причинить зла, никого не может заманить в свою ловушку.
— Как у тебя настроение? — с внешней любезностью обратился Кух к Ларисе.
— Спасибо, хорошее, — ответила Лариса.
— Как тебе город?
— Да я его и не видела, города-то…
— Что так?
— Даже не знаю, куда пойти — я здесь ничего не знаю.
Кух внутренне рассмеялся по поводу беспомощных, неуклюжих фраз Ларисы — для него это было подобно красной тряпке для быка.
Он прихлебывал из чашки и как бы невзначай рассматривал телесную оболочку Ларисы. Узкие щиколотки, крепкие икры, правильной формы колени, аппетитные бедра. Тоненькую талию, казалось, можно было обхватить двумя руками. Миниатюрная грудь и выдающиеся сильные ключицы, тонкая шейка и длинные белокурые волосы.
— Да, не такими представлял я себе украинских женщин, — сказал вслух Кух, а про себя подумал: "Ну, настоящая ведьма из «Вия».
— А как вы их себе представляли? — с интересом спросила Лариса и зыркнула на него хитрыми глазами.
— Конечно же, крупными. Чтобы были кровь с молоком…
— Ой, мне многие говорили — что-то ты, Галочка, худая такая. У нас в деревне и правда считается, что красиво — это когда в теле, — затараторила Лариса. — А я такая тощая!..
«Кокетничаешь, сука? — с внезапной злостью подумал Кух. — Ну ничего, недолго тебе осталось. Интересно, надо ли с ней делать то же самое, что и с той? Да нет, эта вроде не очень раздражает своей болтовней».
А Лариса подумала: «А не захочет ли он переспать со мной, перед тем как меня убьет? И что мне тогда делать ? Наверное, все-таки не стоит идти с ним на связь. Это так противно! Но тогда придется действовать очень тонко, чтобы не испортить все».
— Да, Галя, мы так и не поговорили с тобой на очень интересную тему, — Кух сладко причмокнул губами.
— На какую? — вылупила на него глаза Лариса.
— Ты мне так и не рассказала, как тебя впервые в жизни посетило такое чувство, как любовь…
— Ну, — делано смутилась Лариса. — Когда в восьмом классе учились мы…. я была влюблена в одного там… А они меня потом с двумя мальчишками еще заперли и по очереди целовали…
— Как интересно! — воскликнул Кух.
— Мне тогда было очень неинтересно. Потому что пришла техничка, начала кричать, что знает, кто там и зачем заперся, около класса собрался народ. И когда мы открыли дверь, все стали думать обо мне плохо.
И мальчишки из младших классов потом бегали за мной на переменках, тыкали пальцем и кричали: «Проститутка!»
— А ты?
— А я не такая! — с жаром убеждения заявила Лариса. — Я всегда любила, чтобы в отношениях была романтика.
— А романтика — это как? — с интересом спросил Кух.
— Ну я люблю не прыгать сразу в постель, а чтобы мне цветы дарили и ухаживали.
Кух, не удержавшись, рассмеялся.
— Что тут смешного? Почему вы смеетесь?
— Нет, я не хочу тебя обидеть, просто ты так все это рассказываешь занимательно… — поспешно ответил Кух.
— Нет, ну действительно мужчина должен сначала проявить свою любовь, потратить деньги, дарить подарки, исполнять мои желания, слушаться… Везде ходить вместе. И чтобы никто на него не смел больше позариться.
— А ты ревнивая?
— Дело не в этом. Просто всех других девушек, которые бы к нему липли, он даже вправе оскорбить, потому что у него есть я!
Лариса осознавала, что сейчас своей глупой болтовней откровенно провоцирует Куха на насилие. Насколько ей удалось понять структуру его личности, именно такие непроходимые дуры, простушки, какой прикидывалась она, и могли вызывать у него непреодолимую тягу к насилию.
А Кух внутренне наслаждался тем, что вытягивает из Ларисы-Гали те слова, которые подсознательно и хотел услышать. Этот недочеловечек с далекой Украины будил в нем жажду к насилию, а насилие его возбуждало. И он решился.
— Кстати, Галочка, ты говорила, что тебе некуда пойти… — небрежно заметил министр.
— Да, но я же не знаю города.
— Я собираюсь завтра ехать в один загородный дом. Там очень интересно. Много всяких занятных вещиц. Таких наверняка ты не видела в своей деревне.
К тому же это здание интересной архитектуры. Богатая внутренняя отделка. Если хочешь, я могу взять тебя с собой.
— Ой, я, конечно, поеду с вами, — с улыбкой согласилась Лариса.
Он откровенно врал ей про архитектуру и отделку.
Впрочем, только заскорузлая деревенщина могла поверить, что в каком-то загородном доме присутствует высокий архитектурный стиль и художественные ценности. И этот момент возбуждал Куха еще больше.
Весь следующий день вплоть до пяти вечера, когда была назначена встреча с Кухом, Лариса провела в состоянии тревожного возбуждения. Она пресекала на корню все мысли о том, чтобы отступить от намеченного, хотя такие мысли и появлялись. Сомнения сейчас ей были ни к чему.
Елена Николаевна явно нервничала, постоянно ломала пальцы, судорожно и бесцельно бродя по квартире и время от времени приставала к Ларисе с разговорами. Смысл их сводился к одному: "Ах, как я боюсь!
Может быть, тебе не стоит ехать? Что мне-то делать?
Как теперь от всего этого отказаться?"
Ларисе пришлось объяснять, что отказываться уже поздно, что отказываться — это самое опасное из всего возможного. А Елена Николаевна пила валерьянку, и периодически у нее по щекам текли слезы.
Лариса пробовала держаться спокойной, но внутреннее ощущение тревоги не покидало ее. Она связалась с Мурским, и он еще раз заверил ее в том, что все идет нормально. Это означало, что в нужное время и в нужном месте люди из силовых структур будут готовы освободить Ларису из плена высокопоставленного садиста. Она несколько раз повторила Мурскому место дислокации и время, на которое назначена встреча.
