"Павлик Морозов наоборот". Так была озаглавлена эта заметка. "Известный адвокат Григорянц сегодня ночью сдал правоохранительным органам своего сына предпринимателя Эдуарда Григорянца. Тот подозревается в покушении на убийство. В настоящее время подозреваемый находится во временном изоляторе на Петровке. Человек, на которого покушался подозреваемый, выжил и находится в районной больнице, ему была сделана операция. Адвокат Григорянц, прославившийся недавним процессом по делу авторитета Тимошкина по кличке Сныть, закончившегося оправдательным приговором и освобождением Тимошкина в зале суда, заявил оперативникам, явившихся по его же вызову задерживать Эдуарда Григорянца, что для него закон выше родственных связей."
- Вот тебе и Рубен Михайлович, - прошептал Костя, прислонившись к газетному киоску.
Он вошел в свою квартиру, быстро разделся и нырнул в постель, где тут же провалился в тяжелый крепчайший сон... Сколько он так проспал, он и сам понятия не имел.
- Пап! - услышал он над ухом голос сына Илюхи.
- А? Что? - встрепенулся Костя.
- Тут тебе звонят. Срочно, говорят... Вчера весь вечер звонили, но тебя не стали беспокоить... А сейчас уже без пяти восемь утра...
- Правда? Вот это я разоспался, - подивился самому себе Костя и бросился к телефону.
Звонила Зоя, она сообщила, что Андрей Левушкин пришел в сознание и горит желанием давать показания против Григорянца. Прежде, чем звонить в Управление, она решила позвонить ему.
- Приедете? - спросила она.
- Обязательно, - сказал Костя. - Люблю узнавать все первым. Спасибо, что позвонили.
Он чувствовал себя совершенно выспавшимся и бодрым, быстро собрался, позавтракал и поехал в районную больницу. Было ещё почти совсем темно, погода вконец испортилась, валил мокрый снег...
... - Проходите, раз приехали, - недовольным голосом произнес дежурный врач. - Рановато ему с серьезными людьми беседовать, по совести говоря... Но раз уж приехали в такую погоду из Москвы...
- А я вовсе и не серьезный, - возразил Костя. - Я ужасно веселый, и имею способность повышать людям настроение, в том числе и больным людям, и раненым тоже...
- Тогда ладно, - улыбнулся врач. - Наденьте только халат...
Андрей Левушкин был ещё очень бледен, но пытался улыбаться. Рядом с ним сидела Зоя с красными от бессонной ночи глазами.
- Это вы меня спасли, - прошептал он. - Спасибо вам. Я почему-то очень хочу жить... Хотя только позавчера собирался повеситься на шарфе на месте нашего преступления.
- Расскажите все по порядку, - попросил Костя. - Если вам не трудно...
Андрей рассказывал обо всем, происшедшем с ними тем августовским вечером. Зоя слушала, открыв от изумления рот, порой бледнела, порой краснела, охала от ужаса... Дойдя до настоящего времени, Андрей попросил Зою выйти. Та вышла молча, без возражений...
И только наедине Андрей рассказал Косте о последних днях своей жизни.
- Вот оно как..., - покачал головой Константин. - А её вы попросили выйти, чтобы никто не слышал о Малиновской и её друге?
- Да, - подтвердил Левушкин. - Я не хочу, чтобы их тревожили. По крайней мере, не приложу к этому своей руки. Они имели право на месть... И не их вина, что Евгений не выдержал угрызений совести. Я тоже был на пути к этому... Возможно, я бы этого не сделал, тут трудно сказать однозначно. Но, судьба есть судьба... Кому суждено быть зарезанным бывшим другом, не суждено повеситься, - перефразировал он слова известной пословицы.
- Да ладно вам, - усмехнулся Костя. - Вам не было суждено быть зарезанным, как вы сами изволите наблюдать...
- Благодаря вам, благодаря умелым рукам хирурга... А вообще-то, я, наверное, был достоин такой позорной смерти... На моей совести жизнь Алексея Малиновского, на моей совести судьбы Шилкина и Чугаева...
- Да почему вы так верите Григорянцу, что именно вы убили Малиновского? - недоумевал Костя. - Неужели вы не успели убедиться в том, что это подлец и мерзавец, ради своей выгоды способный на все. Кстати, могу вам сообщить, что он в настоящее время находится на Петровке...
- Поймали? - обрадованно спросил Левушкин.
- Поймали... Папаша его сдал...
- Рубен Михайлович?!!!
- Он самый...
- Этот зря не сделает ни шагу, - изумленно покачал головой Левушкин. - Значит, так было надо...
- Да? - вдруг пораженный какой-то мыслью, Константин побледнел. Надо, говорите? Извините меня, я сейчас...
Он выскочил из палаты, скинул с себя халат и побежал в машину позвонить по телефону так, чтобы его никто не слышал.
- Алло! Уголовный розыск? Майор Молодцов? Костя беспокоит. Я опять к тебе с просьбой, вернее... Короче, одна идея... Надо срочно обезопасить бывшего следователя областной прокуратуры Курбыко. Пусть Кириенко вызовет его на допрос, что ли? Короче, надо что-то делать, его жизнь подвергается опасности. А его показания могут нам очень пригодиться...
- Поздно, - тихо ответил Молодцов. - Мне звонили около получаса назад. А я не могу дозвониться тебе.
- Да, я оставил телефон в машине. А что такое?
- Дело в том, что вчера вечером бывший следователь областной прокуратуры Курбыко был застрелен около собственного дома...
- Эх, Рубен Михайлович, Рубен Михайлович, - повторял Костя. - И я-то хорош, такая простая мысль мне не пришла в голову... Хотя, наверное, было уже поздно. Он действует оперативно, несмотря на солидный возраст... На ходу подметки рвет.
- Думаешь, его рук дело?
- Да без сомнений. Теперь все, никаких свидетелей. Курбыко мертв, Малиновский мертв, свидетельница мертва, слова сына в расчет никто принимать не будет. Он теперь чист, как слеза ребенка, наш принципиальнейший адвокат. И подступиться к нему практически невозможно... Кстати, о Чугаеве ничего не известно?
- Чугаев вчера во второй половине дня задержан в Москве. По фотографии задержали, молодцы ребята...
- Ну и как он? Показания дает?
- Пока нет, но расколется, куда денется? Сделаем ему очную ставку с Эдуардом Григорянцем, расколется...
- А Григорянц что?
- Повторяет свое... А то, что Левушкин выжил, он ещё не знает... Богатый сюрприз его ожидает, думаю, он его не выдержит, выложит все... Кстати, за то преступление срок давности ещё не истек - даже десяти лет не прошло. Так что дела его весьма печальны.
- Ну, насчет того преступления ты не скажи... Свидетель-то один Левушкин. Эх, жалко Прокофьев оказался таким слабым...
- Сам признается, я в этом не сомневаюсь...
- Ладно, посмотрим...
Костя снова поднялся к Андрею Левушкину, пожелал ему скорейшего выздоровления и попрощался.
- Не бросайте его, Зоя, - шепнул он напоследок девушке. - Вы теперь у него одна надежда...
- Я и не собираюсь. Он хотел устроить мне красивую жизнь. А теперь я ему куда нужнее, чем он мне. И я очень рада этому обстоятельству...
- Слава Богу, Зоя, что на свете ещё остались такие люди, как вы, которые меряют человеческие отношения не через призму материальных ценностей... Счастья вам...
- Спасибо. Вам того же...
17.
... Прошло более месяца. Неумолимо надвигалась весна. Таяли многочисленные снега, особенно обильные в эту зиму, ярче светило солнце, увеличивался день, все радостнее становились лица людей...
Костя дал свидетельские показания следователю Кириенко и занимался новым делом, а о том, как развиваются события вокруг Григорянца, узнавал только от майора Молодцова.
Левушкин выписался из больницы и сам явился на допрос в Управление Внутренних дел. Он подробно рассказал следователю Кириенко обо всем, что произошло в августе девяносто первого года и о своих злоключениях, произошедших в эту черную для него зиму. Об одном он умолчал - о тех людях, которые похитили его. Он говорил одно - лица их были под масками, кто такие, он не знает... Отвезли в какое-то место, поспрашивали и отпустили, вот и все...
Григорянц, как и предполагал майор Молодцов, раскололся быстро. Он раскис и подтвердил все, что говорил Левушкин, продолжая настаивать на том, что именно Левушкин зарезал ножом Алексея Малиновского. Его перевели в Матросскую тишину, где он постепенно стал совершенно терять человеческий облик.
Чугаев взял всю вину на себя, он говорил о том, что похитил и Левушкина и Григорянца. Только про похищения Левушкина и Евгения Прокофьева показания его были крайне путаны, он толком не мог ничего объяснить... С показаниями Левушкина и подруги покойного Прокофьева Нади они никак не сходились. Было совершенно очевидно, что во всем этом участвовали и какие-то другие люди, но вычислить их оказалось невозможно. Константин Савельев, проходивший свидетелем по делу, также не проронил ни слова про Малиновскую и Федора. Не сказала ничего об этом и Надя, так же как и Левушкин, говорившая, что похитители Евгения Прокофьева были в масках.
Труп Прокофьева был найден тогда же в феврале, рано утром на обочине одной сельской дороги. Экспертиза установила, что он покончил с собой путем повешения, но кто доставил его на дорогу, так и осталось невыясненным... Через месяц после этого отец Евгения Николай Иванович умер от обширного инфаркта.