– Врала, – усмехнулась Света. – Чтобы успокоить тебя... Уж больно ты переживал, все добивался от меня, сколько ей лет... Вот я и сказала, что десять. И у тебя сразу все вопросы отпали, поскольку десять лет назад мы с тобой еще не были знакомы. И снова у нас мир, дружба и даже что-то вроде любви, да, Андрюшенька?
– А Лена...
– Она все знала. Дети чуют. Ей и слова-то мои были не нужны. Как-то прибегает ко мне работу, я тут недалеко в магазин на зиму устроилась продавцом... Так вот, прибегает, счастливая вся, глаза сияют, даже шапочку не успела надеть – папа звонил! Это ты как-то среди зимы вспомнил обо мне...
– То-то мне Саша сегодня в машине намекнул... На тебя, дескать, Лена была похожа.
– Да что там Саша! Весь Коктебель об этом судачит! Но теперь-то тебе нечего бояться, никто на шею не сядет!
– Лучше бы уж села. – Андрей осторожно положил снимок на стол изображением книзу.
– Эти бы слова, да чуть пораньше, – тихо проговорила Света. – Я этот снимок каждый вечер под подушку кладу... И знаешь, к утру раны у нее на теле меньше становятся. Представляешь, затягиваются. Когда мне в милиции этот снимок вручили, раны были куда больше... Не то что сейчас... И глаза у нее на снимке открываются все больше, улыбка появилась... Слабенькая такая улыбочка, но все-таки... – Света взяла снимок и, склонив голову к плечу, еще раз всмотрелась в него. – Надо же, улыбается. У нее раны ведь совсем затянутся, да? – Света доверчиво посмотрела на Андрея, словно ожидая, что он подтвердит ее слова.
– Ладно, – сказал он. – Разберемся. А почему милиция его не взяла?
– Они не знают, кто это сделал.
– Ты не сказала?
– Нет.
– Почему?
– Так надо.
– Ты не хочешь, чтобы его наказали?
– Ты что?! Конечно, хочу!
– Не понял?
– Я не хочу, чтобы его наказала милиция, не хочу, чтобы был суд, чтобы все выясняли, выспрашивали, уточняли подробности, куда он вначале ударил, куда ударил потом, изнасиловал он ее сперва или задушил... Не хочу. Ни милиции, ни суда, ни приговора не хочу.
– Тогда я сам с ним разберусь.
– Нет, не надо.
– Так. – Андрей посмотрел на бутылку, в которой еще оставался коньяк, но наливать не стал. Разговор опять оказался за пределами здравого смысла, Света, похоже, поплыла, и психиатр ей бы не помешал.
– Думаешь, умом тронулась? – Она усмехнулась. – Нет, – захмелев, Света медленно поводила указательным пальцем из стороны в сторону. – Я не хочу никакого правосудия, никакой людской справедливости. Я хочу божьей кары. Бог не может такое простить. Вот он пусть его и накажет. Как сочтет нужным. И как бы он ни поступил, я буду согласна.
Андрей помолчал, окинул взглядом кухню, взгляд его снова уперся в бутылку, на этот раз он не стал бороться с собой и разлил остатки коньяка.
– Знаешь, есть пословица... Бог, конечно, все видит, да не скоро скажет.
– Я подожду. – Света, не чокаясь, выпила свой коньяк. – А пока... Пока я буду наказывать его свободой. Ты где остановился?
– Вера приглашала.
– Правильно. У меня не надо. Я сейчас плохая, как ты успел заметить, – и легкая, почти неуловимая вульгаринка прозвучала в ее тоне. – А ключи вот возьми на всякий случай.
– Это те самые ключи?
– Да. Он впопыхах оставил их в двери. Жизнь прижмет – заходи в любое время.
– Спасибо. – Андрей подбросил ключи на ладони. – Не с ними ли я провел прошлое лето?
– Они самые. Не бойся, они уже незаразные – я их неделю в водке отмачивала.
– А я случайно не наткнусь здесь на кого-нибудь?
– Не наткнешься, Андрюшенька. Это я тебе обещаю.
– Как зовут этого придурка?
– Не скажу.
– Я его знаю?
– Нет, он из новеньких.
– Телефон Веры помнишь?
– Что за глупые вопросы!
– Мне надо идти... Вот номер моего мобильника. – Андрей положил на стол визитку. – Извини. Я загляну. Ни пуха.
– К черту!
Андрей больше не мог находиться в этой квартире, не мог вести почти сумасшедший разговор и, уходя, попросту сбегал, а если уж точнее – спасался. Подхватив свою сумку, он набросил ремень на плечо, у двери обернулся. Что-то надо было сказать, какие-то слова произнести, посочувствовать... Но нет, не нашлось у него слов. Может, и к лучшему, подумал он, спускаясь по лестнице. Слова, сказанные в такие вот печальные минуты, имеют обыкновение выныривать из прошлого в самые неподходящие моменты и вмешиваться уже в ту жизнь, в события, которые случатся через годы. И не всегда вмешательство давних случайных слов уместно, часто оно просто разрушительно. Лучше уж без них обойтись. Скажу что-нибудь попозже, решил Андрей.
«Значит, говоришь, затягиваются раны, – мысленно обратился он к Свете. – И глазки открываются, и улыбка все шире... Если так дальше пойдет, спрыгнет она однажды с каменного стола в морге и пойдет бродить по коктебельским набережным... Хотя куда это меня занесло... Ведь давно уже похоронили девочку».
Должность у Веры в Доме творчества была не слишком высокой – заведующая столовой. Но дом она построила хороший, трехэтажный, почти на территории парка. До моря можно было дойти минут за пять. Поэтому летом комнаты в доме не пустовали, несмотря на цену. Серьезная цена была у Веры, как, впрочем, и у всех, кто жил весь год на эти летние заработки.
Андрею досталась комната на третьем этаже – маленькая, но со всеми удобствами и с совершенно потрясающим видом на Карадаг. Один этот вид, наверно, стоил половину общей цены. Не задерживаясь, Андрей бросил сумку в угол, запер дверь и спустился вниз.
– Глоточек? – окликнула его Вера, женщина молодая, жизнерадостная и прекрасно понимающая, чего хочется постояльцу, который первый раз спустился во двор.
Андрей молча подошел к небольшому столику в тени акаций, сел на табуретку, подпер руками подбородок и в упор посмотрел на хозяйку.
– А в прошлом году не спрашивала, – ворчливо проговорил он.
– Я и сейчас не спрашиваю... Я напоминаю. – Из большой квадратной бутылки она наполнила стакан густым темно-красным вином.
Андрей залпом отпил полстакана, вытер ладонью губы, улыбнулся.
– Кагор?
– Он самый.
– Вот только сейчас понял, что я в Коктебеле.
– У тебя еще будет возможность повторить эти слова не один раз.
– И повторю! – отчаянно произнес Андрей и допил вино.
– Добавку? – спросила Вера.
– Сейчас не надо. Я уже после пива и коньяка... А вот буду уезжать – десять литров с собой прихвачу.
– Подготовлю, – кивнула Вера. – Светку видел?
– Видел.
– Как она?
– Плохо. Похоже, чуть сдвинулась.
– Это многие заметили.
– Дитё твое? – Вера исподлобья в упор посмотрела на гостя.
– Не знаю... Вряд ли и она знает это наверняка. У нас с ней до сих пор разговора об этом вообще не было.
– А сейчас?
– Дала понять.
– Привыкай. Этот разговор будет возникать постоянно. С кем бы ты ни встретился. У Светки здесь своеобразная репутация... Ты знаешь. Но это убийство ее как бы очистило. И потом – убит твой ребенок. В этом ни у кого нет сомнений. Зверски убит.
– И у тебя тоже нет сомнений?
– Никаких. – Вера взяла бутылку и наполнила два стакана. – Конопушки на носу, глазки голубенькие, ушки врастопырку... Никуда не денешься. Плод коктебельской любви. Не ты первый, не ты последний.
– И что же делать?
– Жить. Но... Осторожно.
– В каком смысле?
– Светка недавно заглянула ко мне... Мы с ней хорошо посидели за этим столиком. Пили вот этот кагор. Из этих же стаканов. Она мне кое-что рассказала... Немножко приоткрылась... Вернее кагор ее чуть приоткрыл. Болтать не буду, не моя это тайна, но она и тебе расскажет. Не выдержит.
– Уже, – обронил Андрей.
– Ну, вот видишь... – Вера подняла свой стакан. – Отдыхай, загорай, пей коньяк с хорошими людьми, – она усмехнулась, – но по сторонам оглядывайся. – Вера отпила глоток. – Если она поделилась со мной, с тобой... Наверняка мы не единственные. Женской своей дубленой шкурой чую дыхание нехорошего ветра. Вы оба в опасности. И ты, и Светка. С похоронами Леночки ничего не закончилось. Все продолжается. И она, дура, своими гуманными хохмами все только усложняет. Или, как говорили в свое время мои клиенты в писательской столовой, усугубляет. Я внятно выражаюсь?
– Вполне. А откуда опасность?
– Значит, ни фига ты не понял. Тебе Леночки мало? Пока Светка и ты живы, этот тип не может чувствовать себя в безопасности. Так понятней?
– Выходит, хлопотная у него жизнь началась.
– Знаешь, Андрей... Ты вот только сегодня появился... У нас эта жизнь началась два месяца назад.
– А вам-то чего беспокоиться?
– Так ведь маньяк завелся в наших краях! Он не остановится. Они такие, маньяки. Остановиться не могут. Пройдись вечерком по набережной... Она куда свободнее, чем это бывает в июле. И ночных купаний что-то не видать... Мои постояльцы, кстати, ночью не приходят по одному... Кучкой возвращаются.
– Осадное положение? – Андрей с улыбкой взял стакан.
