Света присела на некотором расстоянии. Парень сидел, поставив локти на колени и глядя прямо перед собой.
– Хорошо выглядишь, – проговорил он, помолчав.
– А чего мне выглядеть плохо? Ты ведь еще не поработал надо мною.
– Хочешь, я скажу тебе одну вещь...
– Скажи. Интересно даже.
– Я ничего не помню. Представляешь... Я совершенно ничего не помню. Из того, что произошло.
– А как меня зовут, помнишь?
– Ладно, Света, ладно... Я говорю то, что есть.
– Может, это и не ты был?
– Может...
– Вон ты куда гнешь...
– Я никуда не гну. Я делюсь с тобой тем, что есть.
– А как кровь с себя смывал, помнишь?
– Нет.
– Так ведь и одежда на тебе должна быть в крови. Не голым же ты домой добирался.
– Я сжег всю одежду.
– Почему? В крови была?
– Да. В крови. Я тоже весь порезался... А как все произошло, не помню. Ничего не помню. Провал.
– А раньше резал детей?
– Не помню.
– Напомнят.
– В каком смысле?
– Такие случаи в картотеки собирают. Им достаточно взять тебя и про все другие случаи напомнят. Память твою освежат. Подозреваю, ты и в других местах наследил. Фотки покажут, экспертизы, отпечатки... Это милиция не нашла твоих следов. А я-то их сразу увидела, сразу поняла, какой гость навестил Лену...
– И какие же я следы оставил? – Парень наконец распрямился и в упор посмотрел на Свету.
– Оставил, дорогуша. Следы всегда остаются.
– Света, сделанного не вернешь, но я не вру... Говорю же – провал в памяти.
– И что из этого следует? Провал у тебя случился в одном месте, писька наслаждения потребовала, крови захотелось детской... И что из всего этого следует?
Парень долго молчал, хотел было закурить, но спрятал сигареты и, поставив локти на колени, опять уставился в просвет между киосками.
– Ну не такая я уж сволочь! Может, больной? – В его голосе прозвучало нечто вроде надежды.
– А какая разница? Больной ты или здоровенький? В любом случае тебя уничтожать надо. А может, за тобой давно след тянется из трупиков, ножом исполосованных? Может, тебя по всей стране ищут? А ты тут на солнышке маешься – а может, я больной, а может, я не сволочь... А одежку окровавленную сжег. Значит, все понимаешь. Значит, и провалы у тебя как раз там случаются, где опасность светит.
Света поднялась со скамейки, уже собираясь уйти, но парень успел схватить ее за руку.
– Подожди. Я еще кое-что хочу сказать... Сядь.
Света села.
– Ты должна знать... Нам с тобой не разъехаться... Я всегда буду с тобой, хочешь ты того или нет. Я от тебя не отстану.
– И будешь время от времени приходить ко мне с окровавленным членом? Отмываться будешь приходить? Трусишки твои я должна буду застирывать? Да? Кровь засохшую я буду из-под твоих ногтей выскребать, да?! Хочешь, скажу... Я тебя собственными руками удавлю.
– Ладно... Разберемся... Это хахаль твой старый приехал? В поселке поговаривают, дочки твоей отец?
– Ну? Ты что-то сказать хотел?
– Передай ему – пусть не возникает. Не надо ему возникать. И сама тоже...
– Что тоже? Заткнуться?
– Вроде того. Я сказал то, что хотел. Правду сказал. Повинился, как мог. Но голову в петлю совать не буду. И постоять за себя еще могу. Если меня до сих пор не взяли, то уже и не возьмут. Нет у них доказательств. И следов не осталось. Я это сделал или кто другой... Проехали. Поняла? Проехали.
– Поняла.
– Тут слухи дошли, что божью кару накликать на меня хочешь? Вот это – пожалуйста. Сколько угодно. Молись по ночам. В церковь можешь сходить разок-другой. Исповедоваться в грехах захочешь, тоже не возражаю. Но со словами осторожней. Пасть свою не раскрывай.
– Неужели порвешь?
– Порву. И ты знаешь, что смогу. И ничто меня не остановит. И это ты знаешь.
– Ты, похоже, выздоравливаешь? Память возвращается? Опять на кровушку потянуло?
– Я все сказал. Живите, плодитесь, размножайтесь. Солнце, воздух и вода к вашим услугам. Но ведите себя прилично. Берегите себя. Вы еще молодые, и ты, и твой хахаль. У вас еще дети могут быть. Хорошенькие.
– А вот это ты напрасно сказал, дерьмо собачье. Тут ты маленько перегнул палку.
– Жизнь покажет, – улыбнулся парень.
– Смерть покажет, – поправила его Света.
Андрей уныло брел вдоль ржавых заборов, исполосовавших парк, как шрамы, нанесенные рукой сильной и безжалостной, брел, словно желая убедиться, что причудливые эти заборы – не лабиринт, сооруженный для потехи разомлевших пляжников, а действительно железная поступь нового времени. Брел, пока не вышел все к тому же раскаленному на солнце бассейну, в котором никто никогда не видел воды – только бутылки, только пакеты, только срамные отходы ночной человечьей жизни.
Впрочем, вода здесь все-таки когда-то была, поскольку камень, торчащий заскорузлым пальцем в небо, был покрыт ржавчиной, какая бывает от неочищенной водопроводной воды – то ли пытались когда-то отмыть камень от плесени, то ли из каких-то щелей били в далеком прошлом жиденькие фонтанные струйки, которые ни с чем пристойным сравнить просто невозможно...
Посидев в тени на скамейке и полюбовавшись на угластую глыбу гранита, с которой у него, как и у многих в Коктебеле, было связано немало счастливых воспоминаний, Андрей двинулся дальше, к узкой калитке, через которую можно было выйти на набережную. Здесь уже шла торговля – раковины, подсвечники, ножи, украшения из камня... Но продавцы, разморенные на полуденном солнце, и к своему товару, и к покупателям были совершенно безразличны.
Литературно-музыкальный салон «Богдан» Славы Ложко располагался, наверно, в лучшем месте Коктебеля – на набережной, на центральной торговой площади, на которую выходила и бывшая писательская столовая. Помещение салона было просторное, но мрачноватое. Впрочем, именно мрачноватость многих как раз и привлекала – здесь можно было укрыться от зноя и полюбоваться видом на Карадаг. Вряд ли еще какое заведение могло похвастаться таким видом. А если вам достанется столик у перил, вообще можете считать себя самым везучим человеком на набережной.
Именно за таким столиком и застал Андрей хозяина заведения.
– Привет, Слава!
– Наконец и до меня добрался... А то мне с утра доклады идут – с кем пьешь, что пьешь, в каком количестве... Рюмку коньяка осилишь?
– Если с тобой, осилю.
– Ну, ладно, так и быть... Нарушу режим. Когда приехал?
– Утром. Какие новости?
– А у нас одна новость. И ты наверняка уже о ней знаешь. Света рассказала, Вера дополнила... Надолго приехал?
– Как получится.
– Ты не имеешь права уезжать, пока не пришибешь маньяка. Понял? Спрашиваю – понял?
– А если он меня?
– Это я беру на себя. Будешь под моей крышей. Понадобится помощь... любая... – Слава помолчал. – Я с тобой. Усек?
Слава произнес не пустые слова. Он был своим человеком и в криминальных кругах, и в уголовном розыске, и в местных властях – все эти ребята предпочитали проводить свои посиделки именно в «Богдане». Случалось, что они отмечали свои победы одновременно: и тогда только Слава Ложко мог разобрать, кто из какой компании. Громадный, седой, с лицом, словно высеченным из розового сердолика, он действительно везде был не просто свой человек, а как бы даже в авторитете. С ним советовались, ставили в известность и полушутя даже отчитывались и воровские авторитеты, и следователи, и чиновники поссовета, зная, что дальше Славы никакие сведения не пойдут. Ни в какую сторону.
– Спрашиваю – усек? – повторил вопрос Слава.
– Ты о другом спрашиваешь... Ты хочешь знать, не дрогну ли я? Так вот – не дрогну. Сезон заканчивается в октябре... Время есть.
Слава протянул громадную свою ладонь размером в две нормальных и молча пожал Андрею руку.
– На Свету не надейся – она рехнулась.
– Я знаю. А Вера как?
– Это наш человек.
– Значит, нас уже трое?
– Ни фига! Я всю свою банду брошу в это дело. И феодосийский угрозыск. И из криминала ребята не откажутся помочь. Они таких шуток не любят. Им только скажи кто... И завтра утром его по кускам собирать будут. А для начала по горным дорогам прокатят.
– Это как?
– Хорошая веревка, петля вокруг пояса, второй конец за бампер. И небольшая прогулка вокруг Карадага. Когда останавливаются, петля чаще всего уже пустая. Правда, немного запачканная. Но кровью мы все немного запачканные. Или освященные. Уже жертвенной кровью.
– Какой кошмар! – восхитился Андрей.
Слава поднял руку, привлекая внимание пробегающей мимо официантки.
– Жанна, значит, так... Наш юный друг, – он кивнул в сторону Андрея, – в северном стойбище, Москва называется, провел зиму без коктебельского коньяка, представляешь?! Мы можем ему помочь?
– Поможем, Вячеслав Федорович! Надо спасать человека.
– А закусить – сама придумай что-нибудь. Теперь послушай, – Слава придвинулся поближе к Андрею, когда Жанна отошла. – Зацепки есть. Этот любитель маленьких девочек следы свои все-таки оставил. Я разговаривал с ребятами из уголовного розыска – у Светки вся квартира в отпечатках. Среди них отпечатки и убийцы. Какие именно принадлежат ему – сейчас ребята устанавливают.
