И она положила свою ладонь на прохладный мрамор.
Астерий, не раздумывая, накрыл ее крошечную ладошку своей – он ей доверял во всем.
– Мы сейчас быстренько доберемся до большой колонной залы, там перекусим, можем даже поиграть, а потом…
– Быстренько? – хмыкнув, перебил сестру Астерий.
– Да, быстренько, – невозмутимо продолжила та, – при условии, что ты по-прежнему будешь меня слушаться. Тут идти-то всего ничего. Руку не отпускай – в этом заключен весь принцип лабиринта. Запомни, только так ты сможешь найти вход в Лабиринт и выход из него.
– А что, есть и выход? – переспросил Астерий.
– Конечно, – кивнула Ариадна, – с одной стороны – вход, с другой – выход, как положено, посередине – твоя царственная зала, а по периметру – несколько колонных залов. А вот окон нет, только витражи из темного стекла, и осветить всю эту красоту можно масляными лампами. Надо как-то найти, где они хранятся. Да, кстати, чуть не забыла, имеется еще и жертвенник. Он первым встретится на нашем с тобой пути.
– По-моему, мы идем в обратную сторону по этому же коридору, – проворчал Астерий, до этого внимательно слушавшийся сестру. – Я ногой на этот камешек уже наступал.
– В этом заключен принцип лабиринта, – повторила Ариадна. – Идти можно в любую сторону, но рукой надо держаться за стену все время, пока не дойдешь до нужного места. И руку менять нельзя. Хоть десять раз пройдем по этому коридору, пока не войдем в другой, так положено.
– Ой, жертвенник впереди светится, – изумленно проговорил Астерий.
– Положил руку на место, – приказала Ариадна, пытаясь придать своему голосу строгие нотки. – И не смей убирать ее со стены пока не дойдешь до места и не нарисуешь стрелки, куда ты шел и откуда пришел. Когда пойдешь дальше, не забудь ее стереть, иначе у тебя все стены будут испещрены знаками.
– Зачем? – недовольно фыркнул Астерий, но сестру не посмел ослушаться и снова накрыл ее руку своей огромной ладонью.
– Таковы правила лабиринта, – произнесла Ариадна. – И никакой клубок тут не поможет, если ты не станешь их соблюдать. Да и молью клубок избит. Если даже тебе будет казаться, что вот он вход в нужное помещение, стоит только перейти коридор и сразу попадешь туда, никогда не смей этого делать, потому что ты можешь войти не с той стороны, чем идешь. И стрелку не забудь нарисовать.
– Как все хитро и заумно, – надулся Астерий. – Мне кажется, ты придумываешь.
– Ничего подобного, – вздохнула Ариадна. – Дедал был хитер, но и мы не глупцы.
– Мы? Неуверен, но ты точно умна и хитра, – произнес Астерий и свободной рукой ласково провел по волосам сестры.
Ариадна даже не дернулась, она только брату позволяла прикасаться к себе, гладить, обнимать. Слугам и тем не дозволяла дотрагиваться до себя, а создание на голове прически для нее превращалось в пытку. Нет, все должны были находиться от нее на расстоянии вытянутой руки, а еще лучше дальше. Ну, иногда матери разрешала прикоснуться к себе, шлепнуть, дернуть за локон – матушка все же, приходилось терпеть. А вот прикосновения брата Ариадне были даже приятны, наверное, потому что он ее еще в утробе защищал от всех бед и напастей.
Наше время.
Ариадна вздрогнула и проснулась.
Книга с картинкой, где девушка идет по темному коридору, а за ней по пятам следует Минотавр, лежала у нее на груди – она и не заметила, как задремала. А это, похоже, был только сон.
Ариадна внимательно взглянула еще раз на иллюстрацию. Нет, нарисованное чудовище с бычьей головой не собиралось причинить вред той, что шла первой по Лабиринту – вон и пальцы их рук переплетены. Ариадна улыбнулась – еще в детстве ей казалось, что Минотавр не был чудовищем, скорее, он искал любви тех, кого ему привозили в качестве жертв из Афин. Это не он, а его отец был чудовищем, раз позволил сына запереть во дворце, названном Лабиринтом, и из которого практически невозможно было найти выход. Ну, да, его любимого сына Андрогея убили, вот он и отыгрывался на своих убийцах с помощью второго, нелюбимого, ребенка.
Нет, случись у нее дети, она ни за что не стала бы их делить на красивых и любимых и на тех, которые должны добиваться ее любви. Нет, нелюбимых детей не должно быть. Иначе не стоит и рожать их. Вон, Танечка, Ариадна грустно вздохнула – и красивая, и единственный ребенок в семье, только никому она не нужна, кроме нее, Ариадны, ее няни. Никому не пожелаешь быть такой любимой дочерью и внучкой. К ней самой бабушка и то чаще приезжает, чем к Танечке, пирожков домашних привозит, которыми Ариадна потчует свою воспитанницу.
О чем они говорили с ней перед сном? Ах, да, о лабиринте. Видимо, поэтому ей и приснилась эта сказка.
Ариадна убрала книгу, расстелила постель, но сон не все равно не шел.
IV век до новой эры. Дворец царя Миноса на острове Крит. Спустя семь лет.
– Отец, немедленно выпусти Астерия, – Ариадна в гневе даже топнула ногой. Она была полна решимости и, пока не добьется своего, уходить не собиралась. Это глупо запирать младшего брата и требовать дань для устрашения Афин.
– Не будь такой упрямой, – ласково попросил царь Минос свою дочь. От волнения его лицо покрылось испариной, темные глаза заблестели, но взгляд оставался отсутствующим, пустым – разговор с Ариадной давался ему с трудом. – Поверь ему в Лабиринте, во дворце, специально выстроенном для него, будет гораздо лучше. Пророчество…
– Какое пророчество? – нахмурилась девушка, голос ее задрожал. Ей не так давно тоже напророчили, что любимый брат погибнет в Лабиринте от руки ее любимого мужчины. Ей не хотелось лишаться ни одного, ни второго. К тому же она пока не знала, кто станет ее любимым мужчиной, и терять его не обретши было жалко вдвойне.
– Пророчество обыкновенное, как любое другое…
Царь Минос отвел взгляд в сторону. Казалось, что его невозможно чем-то удивить или напугать. Но он не прислушался к Мойрам в свое время, тщеславие затмило разум, и вот теперь вынужден горько оплакивать старшего сына Андрогея, которого ему уже никто не сможет вернуть. Лишиться же и второго сына, пусть тот и чудовище, пока чудовище, у него не было никакого желания. И теперь его сердце учащенно колотилось от страха за него – Мойры предсказывали, что Астерий обратится человеком, как только встретит девушку-афинянку, прекрасней которой не будет на всем белом свете и которая полюбит его в образе злобного чудовища. Но если он не будет соблюдать осторожность, когда избавится от бычьей морды, то погибнет от руки прекрасного юноши-афинянина. Только поэтому он наложил такую суровую дань на Афины – семь прекрасных дев и семь прекрасный юношей каждые семь лет. Кто же добровольно будет присылать своих красавиц дочерей и сыновей для жертвоприношений?
– Я могу его навестить хотя бы? – спросила Ариадна. Она расскажет брату про пророчество и попросит его потерпеть.
– Нет, – покачал головой царь Минос. – Нет, принцесса.
– Ну, почему? – Ариадна раздраженно прошлась от одной колонны до другой.
– Ты не можешь ему ничего рассказать, иначе пророчество станет недействительным, – вздохнул Минос – весь его облик вызывал тревожное чувство. Он желал не только счастья сыну, но и дочери. И не мог выбрать, кто ему дороже, но оба одновременно они не могли быть счастливы. – А Мойры этого не любят.
– А мое пророчество? – раздраженно обернулась девушка.
Царь отчаянно замотал головой, он слышал, что предсказали ей старые дуры – но, честно говоря, ему вообще не хотелось думать об этом. Он уже давно решил, что прибывших девушек станет втайне от всех проводить в Лабиринт, и даже выстроил для этих целей подземный ход. Его дочери совершенно точно не стоит встречаться с афинянками, они ей разобьют сердце, эти красавицы девы – она станет завидовать им, а зависть – плохое чувство. А вот юношей царь решил сразу препровождать в свой дворец, чтобы Ариадна могла встретиться с ними в привычной для нее обстановке праздничной залы. И уж если ни один из них не обратит на нее внимания, то он найдет им вполне достойное применение.
Ариадна выбежала из дворца, так и не договорив с отцом. Это была уже не первая ее попытка добиться хотя бы свиданий с Астерием, но царь Минос оставался непреклонным. Она пробежала по парку, затем по винограднику и в изнеможении опустилась на утесе, пытаясь в голубой дали разглядеть парус корабля. Ариадна подтянула колени к подбородку и, обхватив их, закачалась из стороны в сторону и застонала, словно ей было больно. Больно, конечно, было, но то была не физическая боль, как та, когда Астерий сбросил ее со скалы, а душевная.
– Ариадна, девочка моя, – Минос проследовал за своей дочерью на берег. Он дотронулся рукой до нее. Его рука казалась просто огромной на ее изящном плече. – Поверь, так надо.
Ариадна раздраженно дернулась от прикосновения, качнулась еще несколько раз, а потом кивнула расслабляясь. Раз надо, значит, надо. Пусть все идет своим чередом. Только с Астерием очень хотелось увидеться. Хоть жестом, хоть намеком предупредить его. Она обернулась и посмотрела на отца своими огромными глазами, полными тепла и любви. Под ее взглядом Минос смутился – он испытывал к своим детям и жене сильные и сложные чувства, остальной же мир просто презирал, по крайней мере, так выглядело со стороны.
