– О чем это вы поговорили? – осторожно поинтересовалась я.
– Когда он узнал, что мы с тобой знакомы и пришли вместе, то передал тебе куртку и просил меня извиниться за его поведение. Он обознался. Кстати, а почему ты вчера вела себя, как бешеная креветка?
– Это он так сказал?
– Нет. Он ничего не объяснял. Просто отдал куртку и спросил о тебе.
– Что именно?
– Зачем ты приходила. Я объяснил, что из-за Эллочки. Вот и все, нечего смотреть на меня, как на врага народа.
Я с облегчением вздохнула.
– Он, кстати, вполне нормальный мужик. – продолжал мой приятель – А относительно Эллочки…
«Знаю, какой он нормальный.» – мелькнула у меня в голове мысль. Но я промолчала. Разве Игорь поймет?
– …он ее не видел с тех пор, как она переехала в общежитие. И встречи с ней не искал. Могла бы просто спросить, а не разыгрывать кавказскую пленницу…
Я почувствовала облегчение, хотя меня совершенно не должны были волновать семейные дела МММ. Лицо Игоря тоже приобрело умиротворенное выражение. Его Эллочка не собиралась возвращаться к мужу. По-моему, он только этого, собственно, и боялся. Эгоист.
– Горохов! – может, ты все-таки позволишь своей соседке записать хотя бы тему сегодняшней лекции? – устало спросил преподаватель высшей математики. – Я сомневаюсь, что она смогла услышать хотя бы слово, из того, что я сейчас говорил.
Игорь замолчал, и наши занятия этой величайшей из наук продолжались до самого звонка, хотя мои мысли так и не смогли переключиться на животрепещущую тему булевых матриц. До конца пары я снова и снова вспоминала события прошлого вечера, и мое настроение, как погода за окном, становилось все мрачнее и мрачнее.
– У тебя что-нибудь пожевать есть? – Этот вопрос Игорь задавал ежедневно, едва дождавшись звонка с первой пары. Он всегда приходил в институт голодным, потому что спал до последней разумной возможности, когда еще можно успеть на первую пару, не столкнувшись с укоряющим взглядом куратора. Кроме того, он твердо знал, что всегда может воззвать к моему материнскому инстинкту.
На этот раз моего материнского инстинкта хватило на пачку печенья, которую я с утра бросила куда-то глубоко в недра потертого кожаного мешка, гордо именовавшегося «моей сумочкой». Внутри «моей сумочки» помещалось все, что необходимо студенту, который живет в общежитии: начиная с конспектов и канцелярских принадлежностей, заканчивая косметикой, дискетами и другими полезными мелочами, включая еду. Найти что-либо в этом многообразии предметов было непросто. Бесполезно потратив на поиски три драгоценные минуты перерыва, я просто вытряхнула все содержимое на стол.
– Есть! – радостно выхватил добычу Горох.
– А это что? – раздался над моей головой голос нашей подруги Лариски. Она всегда опаздывала на первую пару, зато всегда приходила в боевой раскраске, сверкая свеженанесенным макияжем и потрясая всех художественным беспорядком в волосах, на создание которого требовалось не менее часа кропотливого труда. Я оторвалась от созерцания очередной новой прически своей подруги и посмотрела на кусочек бумаги в ее руках. Это была старинная пожелтевшая фотография величиной с открытку.
– Классная штучка! – нежно прочирикала Лариска, глядя не на фотографию, а на Игоря. – Горошек! А как ты относишься к бутерброду с ветчиной?
Игорь торопливо хрустел галетами и плотоядно наблюдал, как девушка, лучезарно улыбаясь, доставала аккуратно завернутый в салфетку бутерброд. К великому сожалению, к бутерброду он проявлял гораздо больший интерес, чем к его хозяйке. И это было очередным великим разочарованием Лариски, потому что в ней громко говорили совсем не материнские инстинкты. Она была одной из жертв романтической внешности моего друга. Мне иногда казалось, что и дружить она со мной захотела, чтобы поближе подобраться к Гороху. Только путь к его сердцу был уже закрыт. Даже через желудок. Так что приходилось довольствоваться ролью моей подруги и бескорыстной кормилицы голодных студентов.
Пока мои друзья разбирались с бутербродом, я рассмотрела фотографию. Судя по качеству изображения, фотография была сделана в начале двадцатого века. Из овальной рамки на меня смотрела, нежно улыбаясь, молодая женщина. Ее темные большие глаза, тонкие, хотя и неправильные черты лица, изящное вечернее платье с оригинальными ювелирными украшениями – притягивали взгляд. Через всю фотографию вилась изящная надпись «Кто полупарюр соберет, тот счастие свое найдет». Но не только это портило прекрасный лик незнакомки. Грубо продавив хрупкую от времени бумагу, кто-то грифельным карандашом обвел изящную руку, держащую веер.
– И откуда это? – промямлил с полным ртом Игорь.
Я пожала плечами. Не объяснять же мне, обстоятельства, при которых я собирала вчера свои вещи, разбросанные на журнальном столе. Наверное, тогда случайно и захватила чужое имущество.
Может, это очень ценная фотография? Тогда сегодня МММ смотрел на меня совсем не для того, чтобы запечатлеть в памяти мой светлый образ. Его больше интересовала его собственность.
– Горох, ты назвал мужу Эллы мое имя? – осторожно спросила я.
– Это секрет? Я же должен был объяснить причину твоего визита. Я объяснил, что ты ее соседка по комнате. Ну, и, разумеется, имя назвал.
Очень хорошо. Теперь этот псих знает, где меня искать. Остается только дожидаться доставки сексуальных услуг на дом.
– Ты познакомилась с мужем Эллы? – сразу заинтересовалась Лариска.
Я неопределенно пожала плечами. Отвечать не хотелось – пришлось бы объяснять, кем он оказался. А наша с Горохом подруга давно заметила завидное постоянство, с которым я наблюдала в точно назначенное время за вполне определенным прохожим, и часто упражнялась в остроумии по этому поводу.
– Я что-то не то сделал? Чего ты спрашиваешь? – продолжал недоумевать мой несообразительный друг.
– Мне кажется, что это его фото. Только не спрашивай, как оно попало в мою сумку. Я все равно не знаю.
– А что такое полупарюр? – поинтересовалась Лариска.
– Спроси что-нибудь полегче. Может, игра? Какой-нибудь пасьянс? Что-то, связанное с развлечениями молодых дам начала двадцатого века?
– Я могу спросить у мамы.
Мама у Ларисы была преподавателем истории в нашем университете, и если это слово было связано с бытом или обычаями начала прошлого столетия, возможно, она и могла знать его значение.
– Горохов! Девушки! Звонок не для вас?
Неужели уже началась пара? Мы замолчали, но я в этот день была для науки потеряна. Мои мысли были слишком далеко. Сознание того, что мне придется снова встретиться с Этим Человеком, вызывало легкую тошноту, головокружение и слабость в коленках – все симптомы сотрясения мозга. Как же избежать этого свидания? Как передать эту несчастную фотографию без личной встречи? На обдумывание этой проблемы у меня было еще две пары.
К окончанию занятий я твердо решила, что ни за что не пойду в этот проклятый дом. Игорь, вопреки своим словам о «нормальном мужике», тоже горячего желания снова встретиться с бывшим мужем Женщины Своей Мечты не испытывал. Поэтому самым простым и логичным мне показалось решение эту фотографию не отдавать вовсе. Пусть останется мне как напоминание о собственной неосторожности, а МММ тоже послужит уроком бдительности. После таких разумных рассуждений мне стало значительно легче.
Оставив Игоря на попечении Ларисы, которой удалось уговорить его помочь ей с курсовой, я вышла в сырые сумерки улицы и вдохнула влажный воздух свободы. Решение принято, история знакомства с розовой мечтой окончена и можно расслабиться. Однако счастливая иллюзия длилась недолго: как только мои ноги коснулись влажного пестрого ковра из листьев на асфальте, из туманного небытия вынырнула расплывчатая мужская фигура. Фантом приблизился ко мне настолько быстро и неожиданно, что избежать столкновения не удалось. Едва не уткнувшись носом в кожаную куртку, я резко затормозила и подняла голову. На меня тепло смотрели чудесные карие глаза МММ и… улыбались.
* * *
– Здравствуйте, Катя. – мягким, вполне нормальным голосом сказал мой обидчик.
Я не ответила, просто постаралась пройти. Не желаю разговаривать с маньяками. Но он снова загородил мне дорогу.
– Вы сердитесь, – заключил он, продолжая улыбаться одними глазами. – А я пришел извиниться. Понимаю, что вы вчера обо мне подумали. Но поверьте, этот случай ничего общего с моим психическим здоровьем не имеет. Просто произошла ошибка.
– Ошибка? Что, именно, вы называете ошибкой? То, что не стукнули меня по голове прежде, чем затащить в постель?
Он тяжело вздохнул и посмотрел на меня с покорным терпением родителя, который в двадцатый раз объясняет ребенку, что деревья качаются от того, что дует ветер, а не наоборот.
– Понимаете, я ждал девушку… по вызову. – час от часу не легче. Он принял меня за девушку по вызову?
