— Знаешь, Сашенька, человек обладает такими глупыми качествами, как забывчивость и легкомыслие. Поэтому у меня, как ни старалась, ничего не вышло! А потом… так уж получилось, что я, как нарочно, стала еще счастливее! Потому что я встретила Андрей Никитича…
И меня просто забомбили этими посланиями. Как из канализации испорченной, честное слово!
Она раздавила окурок в пепельнице с таким видом, будто это был автор тех «нетленок», что сейчас лежали у нас на столе.
— Вот тут уж у меня пошел мороз по коже, — тихо сказала она. — И дело совсем не в последнем фото. Дело в том, что эта гадина явно не собирается успокаиваться. Последние письма вообще потрясающие… Например, вот эта вырезка. «Загнанных лошадей пристреливают, не так ли?» Или…
Она порылась и достала новый «шедевр»:
— Вот. Сами посмотрите.
Я взяла в руки листок и присвистнула.
Надо же, он ведь не поленился даже испортить хорошую книжку! Кажется, это из детективов Николаса Блейка. Насколько мне известно, сейчас таких уже не издают.
Страница была немного пожелтевшей от времени, но я очень хорошо знала эту книжку — у меня была точь-в-точь такая же. Тысяча девятьсот семьдесят пятый год…
Кстати, редкость! Но он не постеснялся оторвать титульный лист с заглавием!
«Я буду полностью оправдан за убийство».
Ни много ни мало… Да уж, хорошенькое обещаньице!
* * *
— Таня, — спросила я, возвращая это послание, — но почему вы все-таки не пойдете в милицию? Понимаете, всех этих писем хватит на очень хорошенькое, толстое уголовное дельце.
— Да уж, знать бы только, кто так нестандартно веселится, — протянул Лариков, кидая одно из писем на стол. — Потому что его еще надо найти, а потом уж дело заводить.
— Да бросьте! Я, честное слово, не верю, что эти угрозы реальны!
Татьяна произнесла это бодрым голосом, и я подумала, что это обычный аутотренинг, ей-богу! «Ага, вот меня грозятся убить, а я в это не поверю! Чтобы нервы не портить! Я не верю, что угрозы реальны!»
А в глазах — такая растерянность и мольба: «Господи, дай знать, что я зря так боюсь!»
Ох, как бы мне хотелось сказать тебе, что никто тебя и пальцем не тронет! Но вот эта фотография мешает это сделать. Потому что этот придурок, сдается мне, уже набивает руку. Уж больно натурально мертва эта девушка, так похожая на тебя, бедная Танечка…
Конечно, лежит она слишком, я бы сказала, эффектно, но, может быть, она из той породы женщин, про которых можно сказать — «смерть ей к лицу»?
Хотя вот лица-то ее не видно, а жаль…
Я постаралась не показывать своего настроения, но…
Она все прекрасно поняла. Ее тонкие пальчики сцепились друг за друга, а губы слегка подрагивали.
— Вы что, настаиваете, что все эти письма представляют реальную угрозу?
Я взглянула на Ларчика. Он сидел, нахмурившись.
— Но ведь этого не может быть, — пробормотала Таня. — Я же не звезда какая-то там… Нет, я читала про разных маньяков, конечно, но ведь они так поступают только со знаменитостями! А я…
Она растерянно таращилась на нас. А у меня язык не поворачивался ни подтвердить наши предположения, ни опровергнуть их.
В недобрый час я пришла в эту квартиру! Работала бы сейчас секретарем-референтом! Кофе бы приносила, улыбалась во весь рот, но уж сидела бы спокойно дома в законные выходные дни, и забот у меня было бы гораздо меньше!
— Я думаю, что нам надо попытаться найти творца этих бессмертных «шедевров», — стараясь скрыть свою озабоченность за беспечной улыбкой, сказала я. — Поскольку вашу жизнь он отравляет. А уж там разберемся, что он хотел и что он…
«Сделал», чуть не вырвалось у меня, но я вовремя прикусила язык. Она и так перепугана, не без нашей с Ларчиком помощи, зачем же ее и дальше накручивать?
— Почему он так на вас разозлился? Вам придется поднапрячь память и попробовать сейчас вспомнить тех людей, которым вы нечаянно досадили, или тех, кто по каким-то причинам вас недолюбливает. Сможете?
Она кивнула. И даже выдавила улыбку:
— Конечно… Хотя это, если честно, будет не так-то легко сделать.
* * *
Мы довольно долго проводили наше «дознание». Обычно Лариков ведет беседу, а я все тщательно записываю и потом пытаюсь составить картинку путем тщательного отбора. Сейчас было наоборот. То ли нас таинственным образом объединил Пенс, то ли просто двум курящим леди легче найти общий язык, но я и разговаривала, и незаметно черкала в маленьком блокнотике. Лариков на сей раз лишь иногда пытался вклиниться в нашу беседу.
Через два часа мой блокнот был усеян именами и краткими характеристиками. Танечка была явно общительным человеком. Но толку от нее было мало. Сначала она задумывалась, вспоминала какую-то не очень приятную личность и обрадованно восклицала: «Вот!» Потом, когда она рассказывала нам про «подозреваемого» все, чуть ли не от момента его рождения, она вдруг сникала и объявляла: «Нет. Он не мог. Плеснуть мне в лицо серной кислотой — это сколько угодно. А на письма у него бы фантазии не хватило». Или наоборот — фантазии бы хватило, но не стал бы человек этого делать по этическим соображениям.
Короче, мы ничего толком не надумали, и Танечка ушла грустная, как опавший листочек.
— Послушай, маленькая, а тебе не кажется, что она все это просто придумала сама? — задумчиво молвил мой шеф. — Такое у нас в практике часто случается.
— Она не производит впечатления человека, способного накатать себе парочку угроз для роста популярности, — с сомнением покачала я головой.
— Ну, фантазировать-то она тоже любит. Назвала же она эту красотку мужским именем! Я вот не верю, что такая женственная дамочка транссексуал.
Я взяла из его рук журнал и перевернула страницу.
Большой рассказ о «модели года» я только пробежала глазами и так же молча протянула его назад Ларчику.
Он просмотрел статью и присвистнул.
— Да уж никогда бы не подумал, что Влада Воронцова на самом деле действительно бывший Владик Воронцов… Кошмар какой-то! Вот так полюбишь девушку всей душой, а она вон кто на самом деле…
— А ты не влюбляйся в топ-моделей, — посоветовала я. — И в поп-певиц. Тогда можно оставаться вполне спокойным за будущее.
Моя голова уже походила на включенный компьютер. Заложенная в память информация начинала обрабатываться.
— Так как мне быть с уик-эндом? — спросила я. — Аналитические раздумья ведь вполне можно проводить и не на рабочем месте!
— Ладно, — махнул он рукой. — Только это не выходной. Считай, что я командировал тебя к верному Пенсу выяснить все о нашей Танечке и ее близком окружении. Да, одна просьба… Постарайся не очень далеко отходить от телефона. В любой момент можешь понадобиться.
— Что? — возмутилась я. — А если я отправлюсь раздумывать над проблемой в лес?
— А в городе ты не можешь подумать? — опечалился Лариков.
— Нет, — зловредно сообщила я. — Именно в лесу мой мозг работает лучше.
— Ладно, иди в лес. Хотя я буду молиться всю ночь о дожде, — грустно сказал Лариков.
Я не очень-то верила в силу его молитв, поэтому вышла на вечернюю улицу, окрыленная завтрашним выходным.
Воздух был теплым и сухим. Дождя ничто не предвещало.
«Так что все твои моления будут напрасными, — подумала я не без ехидства. — Видимо, количество лариковских прегрешений не дает ему быть услышанным».
Глава 2 Неудавшийся уик-энд
Утром я проснулась от ощущения того, что какой-то кретин забрался на мой восьмой этаж и барабанит в окно. Я находилась еще пока в том приятном заблуждении, что ты лежишь на облаке и сам себе напоминаешь легкую пушинку, но, увы, этот остолоп, которому не лень было забираться под самую крышу, продолжал стучать, мерно и настойчиво, и мое облако быстренько начало спускать, оказавшись надувным.
Я открыла глаза.
Я посмотрела в окно.
— Ах ты, зараза! — вырвалось у меня. Лучше бы я еще немного полежала, уставившись в потолок! Но мой взгляд метнулся к окну в поисках утренних солнечных лучей раньше, чем я успела его остановить. И увидела маленькие капельки на оконном стекле, увидела серое небо, от которого сразу захотелось разрыдаться, потому что оно выносило окончательный приговор моему тщательно взлелеянному уик-энду!
Его не будет…
«Противный Лариков, — подумала я, хмуро разглядывая капли на стекле, которых становилось все больше. — Противный и гадкий тип, который решил единственный раз в жизни открыть уста свои молитве исключительно с целью навредить мне! И как же ты, господи, мог его выслушать, да еще и наслать этот дождь мне на голову?»
Обдумав свое плачевное положение, я поняла, что можно, конечно, и пролежать весь день на кровати, принципиально не утруждая свой мозг раздумьями, поскольку Пенс, взглянув на небеса, без труда поймет, что наша поездка пошла прахом. Но лежать весь день — занятие не столько скучное, сколько бездарное, а в кухне гремит чайником мама, и, если я сейчас подниму мое измученное тело с этого ложа, она напоит меня горячим кофе. Выходной день — он все-таки выходной, поэтому я встала и выползла на кухню.
