— Господи! — испугалась мамочка, увидев на пороге собственное чадо. — Ты разве не на работе? Что-то случилось? Тебя не уволили?
— Не надейся, — ответила я, наливая в чашку кипяток и размешивая кофе. — Я слишком большая находка для этого любителя использовать дармовой детский труд. Он даже свободу мне дал, предварительно уговорившись с господом богом испортить погоду. Поэтому я намереваюсь весь день омрачать твое существование своим присутствием.
— Да уж, перспективка, — проворчала мать. — Сегодня ты не дашь мне посмотреть «Селесту».
— Не дам, — кивнула я. — Не потому, что мне не нравится, что интеллигентная женщина с высоко развитым интеллектом смотрит на муки вечно рыдающей Андреа дель Бока. А просто из вредности. Буду весь день читать тебе Джойса, чтобы ты, не выдержав, позвонила Ларикову и долго ругалась на него грязными словами.
— Тогда он больше никогда не даст тебе выходной, — с сомнением в голосе проговорила мамочка. — Может, ты найдешь себе какое-нибудь занятие?
— Тогда я буду весь день мыть двери, — предложила я второй вариант. — И не просто мыть, а скрести их.
Это ужаснуло мать еще больше.
— А моя совесть? — запротестовала она. — Я не хотела сегодня тратить время на уборку.
— Получается, что мой выходной в радость только мне, — вздохнула я. — Люди относятся к нему отрицательно. Ладно, пойду к Пенсу выяснять у него все о Татьяне Борисовой. Буду заниматься работой, и все это потому, что моя бедная личность всем только в тягость!
В это время в дверь позвонили, и я открыла дверь. Прямо на ловца примчался мой бедный зверек, потому как на пороге высилась долговязая, промокшая фигура Пенса.
— Сашка, у нас ничего не получается, — развел он руками. — Наши планы сорвались. Я надеялся, что дождь кончится, но, видно, это только начало…
— Да уж, судя по тебе…
Я рассмеялась. Пенс был похож на ходячего утопленника. Вода стекала с него ручьями.
— Господи, Сережа! — закричала за моей спиной мама. — Ты же весь мокрый! Ну-ка, быстрее переодевайся и иди пить горячий кофе!
Она наступала на него с не терпящей возражений энергией, в ее довольно объемистой фигуре появилось странное и грозное очарование, и под действием оного мой бедный Пенс сдался.
Пробормотав «благодарю», Пенс скрылся в ванной.
— Ты отбиваешь у меня кавалеров, — мрачно объявила я. — Это нечестно.
— Ну, если моя дочь решила заморозить своего кавалера, должна же я попытаться помешать этому, — хладнокровно парировала моя порочная мать.
— Между прочим, замороженные продукты лучше сохраняются, — ответила я.
— Не пойму, в кого ты уродилась такой нахалкой!
— В тебя, моя радость, — обезоруживающая улыбка украсила мою физиономию. — В тебя, моя бедная, несчастная мать…
— Enfant terrible, — пробормотала «несчастная мать», чмокая меня в щеку. — Представляешь, что бы сказала тетя Оля, услышав, как ты со мной разговариваешь?
— Поэтому мы и не допускаем посторонних в наш тесный круг, — развела я руками. — Вряд ли им понять тонкую игру обертонов истинной нежности и любви… Кстати, тебе не кажется, что наше «яблоко раздора» чересчур задерживается в ванной?
— Ты боишься, что он утопился? — хмыкнула мамочка.
— Разве что от мрачной перспективы провести со мной весь остаток жизни, — вздохнула я и, подойдя к двери, за которой попытался укрыться от своего светлого будущего Пенс, закричала: — Пенс! Тебе не кажется, что я уже умираю от затянувшейся разлуки?
— Сейчас, — раздался абсолютно спокойный голос. — Я уже одеваюсь.
— Надо же, — пробормотала я. — Кажется, это единственный человек, способный понимать меня с полуслова…
* * *
Перенеся наш пикник в мою комнату, я с удивлением обнаружила, что в этом тоже есть своеобразный кайф.
По окнам все так же молотили капельки дождя, небо явно не собиралось становиться светлее, поэтому, несмотря на полдень, складывалось ощущение вечера. Мы сидели с Пенсом на ковре и спокойно распивали наш кофе. Курицы, правда, не было, но и без курицы время мы проводили славно.
— Ты опять поругалась с боссом?
— А? — он вывел меня своим вопросом из потока размышлений. — Ах, вспомнила. Да, почти. Он не дает мне отдохнуть… Я ему еще не простила того, что по его милости пропустила назначенный Нострадамусом конец света, и на падение Франции тоже не посмотрела…
— Так его не было, конца света.
— Это неважно, — отмахнулась я. — Главное — в принципиальном вопросе ущемления моих человеческих прав. Если человеку хочется посмотреть в кругу родственников на конец света, это нечестно — заставлять его бегать за расфуфыренной тетенькой. Конечно, конца света не было. А представь, если бы он был? Я считаю, что на концы света людям надо обязательно предоставлять выходной день. Собственно, у меня и сейчас нет выходного.
— Как? — не понял Пенс. — Ты же сидишь, закутавшись в плед. Торчит только один нос. Ни за какими дамочками не бегаешь… Типичный выходной.
— А вот и нет, Пенсик! В данный момент я втираюсь к тебе в доверие с далеко идущими шпионскими целями.
Он посмотрел на меня с явным сомнением — кажется, я совершенно не производила на него впечатления тщательно обученной шпионки. Или он задумался, чем это его особа так заинтересовала моего босса?
— Я тебя иногда не понимаю, — грустно признался он. — Сашка, ты хоть объявление вешай, когда говоришь серьезно, а когда стебешься…
— Фу, Пенс! Я сейчас маме скажу, какие слова ты произносишь в моем присутствии! Ну ладно, в интересах дела я потерплю. Потому что мне надо знать, какие отношения связывали тебя с Таней Борисовой.
— С Таней Борисовой? — поперхнулся Пенс. — С Таней…
— Послушай, я уже неплохо выучила ее имя, так что можешь не трудиться повторять его. Так что это за Таня? Я внемлю тебе, о мой скромный рыцарь!
Он молчал, уставясь в чашку.
— Пенс! — взмолилась я. — Почему тебя так заинтересовала эта чашка? Ты решил научиться гадать на кофейной гуще? Но кофе-то был растворимый! Там никакой гущи нет и не было!
— Да я просто не знаю, как тебе это сказать-то, — пробормотал Пенс.
— Если ты не знаешь, как это по-русски, попробуй изобрази на старофранцузском, — съязвила я.
— У нас с Таней Борисовой был роман, — тихо, почти неслышно пролепетал мой друг и взглянул на меня с паническим ужасом. Как будто я немедленно собиралась раздаться в плечах и почернеть лицом, превращаясь в ревнивого мавра. — Но это было давно…
* * *
Ай да Пенсик! Вот ведь как, милостивые мои государи! Дружишь с человеком целую жизнь, твердо уверенный в том, что он уже давно пережил стадию краткой влюбленности в тебя и теперь ты стала для него этакой вечной Беатриче, Лаурой, далекой звездой, которой поклоняются, — ан нет! Тот, кого ты почитала верным рыцарем, все это время, оказывается, времени даром не терял-с! Он, понимаете ли, романы крутил!
Я задумчиво смотрела на Пенса, прикидывая, что могло связывать его с такой красавицей, как Танечка? Что, вернее, пленило ее в моем долговязом друге?
— Саша? Ты что?
Пенс смотрел на меня с испугом.
— Ничего, — ответила я, стараясь придать голосу как можно больше скорби. — Просто переживаю крах иллюзий. Кончился мой розово-голубой период! Жизнь наступила мне на горло, нисколько не считаясь с идеалами юной девицы! Итак, мой рыцарь, вы были увлечены этой дамой? Что ж, значит, вы знаете о ней больше, чем я рассчитывала!
После сей тирады я посмотрела на него взглядом, полным искреннего сожаления о его нравственном состоянии на сегодняшний день. Он воспринял мое обращение с ожидаемым трагизмом, чем меня вполне удовлетворил.
— Саша, — взмолился он. — Почему ты решила перейти на «вы»? Я тебя обидел, да?
— Нет, что вы, сэр. Просто я решила, что раз наш разговор плавно переходит в деловое русло, то…
— Нет уж, — воспротивился всей душой Пенс моим новшествам. — Давай все-таки общаться нормально, а то мне не по себе от этих твоих «вы».
— «Пустое «вы» сердечным «ты» она, обмолвясь, заменила», — процитировала я классика. — Ладно, Пенс, проехали. Давай колись, братан, про эту свою Таню!
Он стерпел, решив, видимо, что уж лучше быть «братаном», чем «сэром». Надо будет потом выяснить, почему…
— А что с ней? — поинтересовался он робко. — За ней попросили следить?
— Конечно, — кивнула я. — Попросили прямо из Интерпола. Она замешана в таких делах, дружок! Киднеппинг, наркотики, продажа оружия, включая ядерное, и терроризм! Мы никак не могли отказать — сам понимаешь, такая опасная личность должна находиться под присмотром!
— А если серьезно?
— Если серьезно… Ну ладно. Давай серьезно. Твоя Таня может заниматься профанацией ради популярности?
— Не понял, как?
— Скажем так… Может ли она писать себе письма с угрозами, чтобы вызвать интерес к своей персоне?
