— Еще есть вопросы?
— Этот человек с вами?
— Да. Это мой референт. А эти двое — мои консультанты.
Так же внимательно Шацкий проверил и их документы. Все оказалось в порядке.
— Теперь у меня вопрос к вам. Позволите? — обратился к Шацкому Синебродов.
— Слушаю вас.
— Фамилия важного господина в директорской ложе Кривцов?
— Вы знакомы с Игорем Николаевичем?
— Значит, Кривцов. Не могли бы вы испросить у него для меня непродолжительную аудиенцию?
Шацкий изучающе посмотрел на Синебродова, понимая, что тот ерничает, и, не лишенный чувства юмора, не увидел ничего непристойного ни в форме, ни в содержании просьбы.
— Попробую.
Он улыбнулся.
— Хотя вы могли бы с таким же успехом поручить это своему референту.
Вскоре на боковой лестнице, ведущей из директорской ложи, появился Кривцов. Он весь светился, изображая неподдельную радость. Поговорить с Володькой он и сам был не прочь, но не так стремно, как это вышло. Он совсем не хотел афишировать своих отношений с Шацким, а собирался изобразить этакого сухаря-управленца, вызвать Синебродова на откровенность, прощупать его и по возможности извлечь максимум пользы. Кем бы он ни представился Шацкому, он уголовник матерый и закоренелый, таким был и остался. Уголовник, выбравший свой удел не по глупости или недоразумению, а сознательно, прекрасно понимая, на что идет.
— Очень рад тебя видеть в добром здравии, преуспевающим и с гордо поднятой головой. Только напрасно ты разыграл эту комедию с милиционером.
— Ну что ты! Как можно? Я не посмел. В тебе столько фанаберии, барского лоска. Не подступишься.
— Брось, брось прибедняться. Смотри, какая массивная цепь у тебя. Небось из чистого золота? Как забрел на ипподром? Раньше я вроде тебя здесь ни разу не видел.
— Нужда заставила. Необходимость увидеть тебя.
— Ты это серьезно?
— Разве я похож на Жванецкого?
Разговаривали они негромко и все же привлекли внимание тотошников. Это ипподром. Здесь любое слово может открыть дверь к выигрышу. Двое любопытных подошли совсем близко. Их осадил телохранитель Синебродова:
— Вам чего, ребята?
— Ничего, а в чем дело?
— Видите, люди разговаривают? Зачем мешать?
— Тоже мне, деловые.
— Гуляйте, ребятки. Гуляйте.
— Интересно. И что же у тебя за дело ко мне? — спросил Кривцов, краем глаза наблюдая за работой людей Володьки, и подумал: «А не дурак ли я, что подошел к нему? Это тебе не тотошники, вечно озабоченные бредовыми идеями. Эти возьмут в оборот — не сорвешься».
— Ты все так же, стучишь? — в лоб спросил Синебродов.
Кривцов опешил.
— Я что-то тебя не пойму. Специально позвал меня, чтобы наговорить гадостей?
— Если бы только! Просьба у меня. Пустяковая. Окажи услугу, сведи с кем-нибудь из Управления исполнения наказаний.
— Ну ты даешь! Откуда у меня такие знакомства? Я обыкновенный клерк из департамента сельского хозяйства.
— Ты ведь меня немного знаешь. Подумай сам, стал бы я, не располагая достоверной информацией, попусту беспокоить такого важного господина?
— Приятно было пообщаться с тобой. Извини. Я здесь по делам службы.
Игорь Николаевич повернулся, собираясь уйти, но вдруг обнаружил, что надежно зажат со всех сторон. Люди Синебродова расположились так предусмотрительно, использовав скамейку в качестве естественного заслона, что уйти, не заставив их убраться с дороги, было невозможно. А попытаться это сделать силой — скандал. Кривцов растерянно огляделся в надежде, что люди Шацкого придут ему на помощь, но, как назло, никого из них поблизости не было.
«И надо же так дешево купиться, — подумал с раздражением Игорь Николаевич. — Прищучили, как последнего вахлака. Спокойно. Возьми себя в руки. Не будут же они меня убивать у всех на глазах».
Однако, несмотря на эти, казалось бы, здравые мысли, Кривцов не на шутку перепугался. Это мгновенно заметил Синебродов.
— Никто тебя не задерживает, — сказал он. — Можешь идти в свою ложу. Но раз уж ты заикнулся о работе, то, думаю, тебя заинтересуют свежие новости о текущих вопросах Аграрного комитета Государственной Думы. Один из них непосредственно касается твоей работы. Иди. Я тебя не держу.
Такого поворота Игорь Николаевич не ожидал. Он насторожился и стал судорожно соображать, как сохранить остатки сильно подпорченного достоинства. Конечно, он сразу догадался, что речь идет о последней афере Решетникова, и очень захотел узнать все, что известно Синебродову. В то же время его не устраивала роль, отведенная ему в ходе разговора. Все это время он шел на поводу у Володьки, а необходимо было взять инициативу в свои руки.
— Ладно, черт с тобой. Ты нашел мое слабое место: интересы работы для меня превыше всего. Можешь оскорблять меня сколько тебе заблагорассудится. Я останусь и послушаю тебя.
— А я и не сомневался в этом.
— Не знаю, чем ты зарабатываешь на жизнь, но я живу исключительно на зарплату. Не буду от тебя скрывать, работа у меня не самая никудышная, поэтому все, что имеет к ней отношение, мне небезразлично.
— Прямо-таки херувим.
— Не вижу в этом ничего предосудительного.
— Что уж более предосудительно, чем хищение в особо крупных размерах?
Теперь пришло время торжествовать Кривцову. Он был почти чист в этом деле. Более того, собирался на нем поиметь неплохие деньги. Его вина, учитывая связи и исключительную информированность, не тянула даже на служебное несоответствие. Выудить сейчас из Синебродова всю информацию он посчитал нелишним. Поэтому тут же изменил тональность разговора.
— Скажешь тоже, хищение в особо крупных размерах. — Он улыбнулся, являя простодушие недалекого управленца. — Дыроколы, что ли, красть? У нас в департаменте компьютеры-то не у всех.
«А он не так глуп, как хотелось бы», — подумал Синебродов и сделал заход с другого бока.
— Игорь, я прошу тебя об услуге небескорыстно. Плачу хорошие деньги. Причем независимо от того, согласится твой человек помочь или нет. Поговорю с ним, и все.
— Володя, говорю тебе честно. Не знаю я никого в МВД.
— А Липатников Павел Михайлович? Разве ты не знаком с ним?
Объявили результат очередного заезда. Судейская коллегия решила, что прибежавшая первой лошадь прошла финишный стол галопом. Победу ей не засчитали, что вызвало бурю негодования на трибунах. Под судейской ложей собралась толпа. Тотошники, возмущенные нечестным судейством, выкрикивали:
— Жулье! Требуем копию фотофиниша! Козлы! Копию фотофиниша! Жулики!
«Орите, орите, — подумал со злорадством Кривцов. — Хоть до хрипоты. Все равно без толку. Как ипподромный босс решил, так и будет… Решетников, гад, скользкий, как угорь. На ипподроме не появляется, не хочет засвечивать свои отношения с ипподромным воротилой. А они повязаны. Факт. И крепко. Племянник Решетникова — наездник, гребет почти все призы. Но как крепко они повязаны? Вот в чем главный сейчас для меня вопрос».
Несмотря на гвалт и толчею на пятачке под судейской ложей, тотошники продолжали следить за Кривцовым и его визави, выжидая свой шанс. Для этого у них были причины: Кривцова знали как человека, хорошо информированного во всех вопросах, касающихся бегов, внешний же вид Синебродова говорил сам за себя.
Происходящее вокруг мало интересовало помощника депутата, его даже не захватил азарт предфинишной борьбы. Совсем по-другому воспринимал это Игорь Николаевич: он не оставлял без внимания ни одного взгляда в свою сторону, ни одного слова в свой адрес. И все же при всей своей осмотрительности не заметил на противоположной стороне ипподромного круга неприметного с виду человека, наблюдавшего за каждым его движением в мощный фотообъектив.
Этим человеком был его бывший начальник, Решетников Петр Егорович, чутьем угадавший темные мысли Кривцова, хотя ничего явного, подтверждающего подозрения, в его действиях он пока не находил.
Директор ипподрома встретил Ольховцеву у служебного входа и провел в кабинет, расположенный на верхнем этаже административного здания. Кабинет, тесно уставленный громоздкой мебелью довоенного образца, напомнил Ольховцевой кабинет ее дяди, известного адвоката, открывшего перед ней, тогда беспечной девчонкой, заманчивую суть криминалистической науки.
Ольховцева удобно устроилась в кресле и положила перед собой записную книжку.
— Уже почти месяц наша администрация в панике, — начал без предисловий директор ипподрома. — Участились закидки, причину которых никто не может понять. Все они напрямую связаны с тотализатором.
— Закидка — это сбой лошади на дистанции?
— Да. Лошади должны бежать рысью, но вдруг вскидываются на галоп. Причем в подавляющем большинстве случаев наездники вне подозрений.
