— Пришла мисс Бодин.
Не прошло и восьми секунд, как в коридор, а затем в приемную выплыл управляющий директор Макс Девижан. Руки растопырены, холеные пальцы тянулись к Джульет, словно перед ним была не гостья, а замечательная шляпа, которую ему не терпелось примерить. Знакомая с его повадками Джульет ловко уклонилась, чтобы подставить хотя бы не обе, а одну щеку. Но это ее не спасло — Макс бесцеремонно ухватил ее и звучно чмокнул справа и слева.
Управляющий директор был невысоким, худощавым мужчиной с огромными темными глазами, последними остатками волос и поразительной хваткой. Его объятиям невозможно было ни сопротивляться, ни поверить: такова была его работа в студии Янча — зацеловывать благоволивших живому искусству состоятельных ньюйоркцев вроде Джульет Бодин. И надо сказать, с задачей этой Девижан превосходно справлялся. За пять лет своего сотрудничества с Янчем он превратил захудалую компанию с превосходными танцовщиками, но заплесневелым репертуаром — репертуаром еще тех времен, когда в 1934 году труппу организовал покойный Флоренс Янч, — в блестящую студию. Как все, кто занимается привлечением средств, Макс полагал, что любой человек спит и видит, чтобы кому-нибудь отдать свои деньги, вот только ломает голову кому. На своей прежней работе в Линкольн-центре[3] Макс числился на хорошем счету — энергичный сотрудник, пожалуй, с единственной слабостью: он был нетерпелив с теми, чье хорошее мнение ему не требовалось. А поскольку среди таких числились художественный руководитель, весь обслуживающий персонал, пианисты, хореографы и почти все танцовщики, Девижана ценили больше вне, чем внутри организации, где он служил.
— Мисс Бодин! — Не оставалось сомнений, что ему доставляло огромное удовлетворение просто произносить ее фамилию. У него был странно скрипучий, пожалуй, высоковатый для мужчины голос. Девижан отпустил ее голову, но ухватился за руку и потащил к дивану.
Джульет невольно напряглась. Она бросила свою работу, чтобы явиться сюда. Безусловно, было приятно выбраться из кабинета и оказаться в непривычном окружении — словно сбежала с уроков в школе или освободилась раньше времени от обязанностей присяжной. Теперь она хотела поскорее увидеться с Рут, а не торчать на диване, выслушивая глупые комплименты. Но Макс победил.
— Когда Рут сообщила, что вы придете, я настоял, чтобы улучить минутку поболтать с вами. Я просто обязан рассказать вам о новинках сезона.
Джульет попыталась расслабиться. Она знала Макса несколько лет, с тех пор как пожертвовала деньги на его программу «Не дадим погибнуть искусствам в школе», и прекрасно понимала: раз он решил, что «обязан рассказать», его ничто не остановит.
— Это будет прекрасно! Просто превосходно! — заявил коротышка и залился многословным описанием проекта каждой постановки, подробно рассказал о танцовщиках и художниках, сообщил, каких он добился фантов, но при этом заметил, что Янч способен переварить еще больше средств. Спросил, что она теперь пишет, куда собирается отправиться летом и как познакомилась с Рут. — «Большие надежды», — сообщил он, — станут не только открытием, но гвоздем всего сезона, фокусом всеобщего внимания. Музыка великолепна! — добавил Макс. — Вы слышали?
Джульет покачала головой. Она знала имя композитора — Кен Паризи, англичанин, известный по нескольким выдающимся театральным постановкам. Рут сомневалась, сможет ли он сочинить мелодии для танца. Но Паризи оказался сведущим и в этой области, в итоге музыка привела хореографа в восторг.
Как и следовало ожидать, Макс принялся цветисто расхваливать талант композитора и при этом не обращал ни малейшего внимания на мужчину, который вошел в приемную и мялся в нескольких шагах. Тот явно ждал момента, чтобы поговорить с Джульет. Он был худощав, изящен, с продолговатым лицом, маленькими голубыми глазами и густой копной вьющихся рыжих волос. Джульет узнала помощника Рут Патрика Уэгвайзера, с которым один или два раза встречалась на премьерах постановок подруги. С самообладанием танцовщика, но вместе с тем и некоторым нетерпением он слушал разглагольствования Макса о музыке, с которой ему самому в качестве личного адъютанта Рут пришлось работать последние полгода. Дождавшись, когда Макс прервется, чтобы перевести дыхание, Джульет вскочила с дивана и крепко пожала Патрику руку. В следующее мгновение следом вскочил Девижан и с приятным удивлением уставился на Патрика, словно до того, как его коснулась Джульет, тот был невидимкой. Наконец, испытывая легкое чувство гадливости, Джульет отделалась от директорской болтовни, попрощалась с Девижаном и последовала за Патриком в лабиринты студии.
Труппа Янча занимала три этажа в помещении бывшего склада обивочной материи на Амстердам-авеню в Верхнем Вест-Сайде. К югу располагались Линкольн-центр и «Карнеги-холл», к северу — большой продуктовый комплекс «Фэрвей», «Ситарелла» и «Зейбарс». С верхнего этажа, где находились приемная и дирекция, по обеим сторонам здания спускались легкие винтовые лестницы. Средний этаж занимали комната отдыха артистов, небольшие репетиционные и кабинеты. А нижний — большие репетиционные студни и гримуборные.
Как будто большое пространство, однако помещения на всех этажах оказались раскиданы и зажаты, будто брошенные наугад кости. Узкие, тусклые коридоры разбегались под самыми немыслимыми углами, а лестницы, подумала Джульет, спускаясь пролет за пролетом вслед за Патриком, легкомысленно хлипкие и шаткие.
Девижан настолько ее задержал, что, как объяснил Патрик, первый репетиционный час уже шел полным ходом. (Утром танцовщики сначала разминались, затем приступали к занятиям.) На первом этаже коридор наполняли звуки фортепьяно, но окна в закрытых дверях репетиционных располагались слишком высоко, чтобы на ходу заглянуть внутрь.
— Рут в третьей студии, — пробормотал Патрик и указал налево, когда они вышли на площадку, где скрещивались коридоры.
У стены, закрыв глаза, стояла балерина в трико — правая стройная нога поднята, стопа вытянута. Джульет поспешила мимо, внезапно ощутив на бедрах удобные антицеллюлитные колготки. И даже обрадовалась, когда Патрик прервал ее мысли.
— Я в самом деле рад, что вы согласились прийти, — заметил он. — Рут теряет время, и боюсь, что это расхолаживает артистов.
Отвечая, Джульет не в первый раз отметила, что Патрик относится к тем людям, которые готовы прийти на помощь другим — отложить свои дела и заняться проблемами ближних. Удачный выбор помощника. Вскоре ей предстояло выяснить, что способность отдаваться духовно, физически и интеллектуально замыслам другого — это именно то, что требует хореограф от танцовщика. Джульет знала, что Патрик много лет работал с Рут, и спросила:
— Она всегда так нервничает, когда приступает к новому проекту?
Он пожал плечами:
— Новое всегда дается нелегко. Но в этот раз она что-то совсем… за… — Патрик внезапно остановился, предостерегающе поднял руку, отвернулся и громогласно чихнул. — Извините. — Он кивнул в ответ на автоматическое пожелание здоровья и продолжал: — Вот подхватил летнюю простуду. Мы здесь все хлюпаем: какой-то складской микроб. Я хотел сказать, она совершенно зашилась.
Озадаченная перспективой провести час в студии, где кишели гриппозные бациллы (Джульет ненавидела простуду — почему некоторым людям кажется, что они становятся милее, если шмыгают носом в жару?), она тем не менее игриво проговорила:
— Всю ночь читала «Большие надежды», только не знаю, будет ли толк.
— Уверен, что будет.
Патрик снова улыбнулся и, остановившись перед очередной дверью, заглянул в окно. Из комнаты, заглушаемые створкой, доносились звуки зажигательной мелодии, которую Джульет до этого в коридоре не слышала. Через мгновение Патрик отошел в сторону и предложил ей встать на свое место. Джульет заглянула в окно. Рут работала с очень высокой, гибкой балериной. Лили Бедиант уже много лет, если не десятилетий примадонна студии Янча, вспомнила Джульет. Неужели, засомневалась она, Лили до сих пор поручают заглавные партии? Марго Фонтейн танцевала в сорок, но это не правило — исключение. А Бедиант наверняка не меньше сорока. Рядом стояла другая балерина, которую Джульет не узнала. Снежно-белокурая, она внимательно следила за каждым движением Рут и Бедиант.
— Кирстен Ахлсведе, — подсказал Патрик. Он приблизился неслышно и теперь смотрел в зал из-за ее плеча. — А Лили вы должны знать.
Джульет кивнула.
— Подождем, когда она сделает небольшую паузу. — Под «она» Патрик явно имел в виду Рут. Каждый раз, когда он говорил о ней, тон помощника становился почти благоговейным, словно он произносил «адмирал» или «ее светлость». — Кирстен — Эстелла в первом составе. Лили — первая мисс Хэвишем, — добавил он.
