Он протянул ей справочник.
– Так, Марина жила на Охте, вот районная консультация, улица Стахановцев, дом 27.
Надежда схватила телефонную трубку.
– Ах нет, отсюда нельзя звонить. Вы вообще-то домой собираетесь?
– Да вот, сидел тут, думал, идти ли завтра на похороны и что в милиции говорить.
– На похороны обязательно идти, а в милиции ничего не говорить, лишнего то есть… ох, простите, что я с вами в таком тоне, – спохватилась Надежда.
– Что вы, спасибо, что со мной поговорили, а то я уже сам начал думать, что это я ее довел.
– Если бы вы подольше в нашем гадюшнике поварились, вы бы уверились, что сами ее с седьмого этажа столкнули… О Господи! Человек ведь умер, а мы так о ней…
В регистратуре женской консультации раздался телефонный звонок.
– Скажите, пожалуйста, Заневский, 22, какой врач принимает?
Регистраторша Зоя Семеновна посмотрела в расписание.
– Доктор Васильева, сегодня она была в утро, а завтра в вечер, с двух до восьми.
– Ой, не вешайте трубку, я вас очень попрошу, я сдавала анализы пятого, а после праздников заходила, они куда-то делись у вас, мне за направлением. Вы не посмотрите, нашлись ли они? Моя фамилия Киселева.
Зоя Семеновна нашла нужную папку.
– Киселева М. Е.?
– Да, Марина Евгеньевна.
– Тут ваши анализы и никуда они не терялись. Если хотите к врачу, то на завтра записи уже нет, запишу только на пятнадцатое в одиннадцать.
– Спасибо большое, я приду. Надежда повесила трубку.
– Вот видите, Сан Саныч, все правильно, была она там.
– Думаете, она из-за этого с крыши бросилась?
– Не знаю, не знаю… Не она первая, бывает всякое. Даже если и бросил ее парень, ну обругают, конечно, в консультации, а все равно направление на аборт обязаны дать, а в больнице страшно, противно, но все-таки не смертельно. А то, что она вовремя в консультацию пошла, говорит о том, что головы она не потеряла. Знаете что, Сан Саныч, поручите-ка мне Марину замещать. Я стол ее разберу и вообще…
– Хорошо, хотя использовать вас на такой работе нерационально.
– Ну, спасибо за комплимент. А теперь всего доброго, вон мой автобус.
Зоя Семеновна собралась домой, напоследок оглядела записи на столе под стеклом и ахнула.
– Батюшки, у Васильевой-то в пятницу диспансерный день, приема нет, а я к ней людей записываю! Так, ну тут народу немного, две беременные, еще раз придут, у них время есть, еще одна на больничном, а вот недавно записала женщину, как ее, Киселева, сказала, что она за направлением, а десять дней у нее пятнадцатого кончаются. Ой как нехорошо вышло! Как бы ей сообщить, чтобы пришла четырнадцатого, я бы ей дополнительный номерок дала.
Она нашла карточку, так, Киселева М. Е., домашний адрес, телефон. Какой год рождения, девятнадцать лет всего? А по голосу-то не скажешь. И, конечно, вот записано: не замужем. Попробовать позвонить, что ли?
Она набрала номер. Ответил мужской голос, отец, наверно.
– Можно Марину попросить?
– А кто ее спрашивает? – настороженный какой голос.
– А ее что, дома нет? Я тогда попозже позвоню. Она когда обычно приходит?
– Она уже никогда не придет, умерла она.
– Как умерла, – растерялась Зоя. – Сегодня?
– Почему сегодня? Шестого ноября умерла, до праздников еще.
– До праздников?!!
– А кто ее спрашивает-то, – заволновался голос, – вы кто?
– Это из женской консультации говорят, – машинально ответила Зоя Семеновна и повесила трубку.
На шум выглянули сестрички из бокса.
– Что случилось, Зоя Семеновна?
– Ой, девочки, я женщину на прием записала, а она умерла.
– Ну и что, все бывает.
– Да как же так, ведь она шестого числа умерла, а я с ней сегодня говорила.
– Ну, вы даете, Зоя Семеновна, бред какой-то.
– Да вот же, запись на пятнадцатое, Киселева М. Е.
– Ой, ужас какой, с того света!
– Не знаю, девочки, с того или с этого, а неприятности у меня точно будут.
Хоронили на Северном. Сначала долго ждали автобуса у проходной, потом ехали в морг, потом в морге ждали, когда вынесут. Шел дождь, потом дождь со снегом. На кладбище потащились по грязи в самый дальний конец, потом долго смотрели, как роют могилу.
Зонтик уже не спасал, ноги тоже сразу промокли. Надежда с тоской смотрела по сторонам. Вот тетки какие-то суетятся в черных платочках, родственницы, наверное. А родители все молчат, друг за друга держатся. Нет у Марины ни братьев, ни сестер, вот горе-то. А гроб так и не открыли. Что там смотреть, когда с седьмого этажа головой вниз на асфальт. Рассказывали, когда отец опознавать ездил, как увидел, так сразу в морге в обморок упал. А вон молодежь стоит толпой, одноклассники. Ребята по сторонам смотрят, девчонки кучкой. А одна, глядите-ка, плачет. Подружка, видно, близкая. Кажется, Олей зовут. Страшненькая такая девчушка, незаметная, одета скромно. Даже странно, что Маринка с ней дружила. Хотя, может быть, с такой-то она как раз и делилась. А с работы, кроме нашей лаборатории, никого, видно, не было там у Марины друзей. Начальник стоит в стороне без зонтика и без шапки. Хоть бы подошел, не выделялся, а то и так уже родственники косятся.
В сапоге хлюпнуло. О Господи, когда же это кончится!
Наконец, все венки и цветы были уложены, народ потянулся к выходу. Надежда поравнялась с заплаканной Олей.
– Оленька, извините меня, я с Марининой работы. Вы, я так понимаю, близкая ее подруга?
– С первого класса, – всхлипнула Оля.
– У меня к вам просьба. Я на этой неделе буду Маринины вещи разбирать, там остались какие-то мелочи – книжки, фотографии, мне к родителям как-то неудобно обращаться, может быть, я бы вам это передала? А вы потом сами решите, что родителям отдать, а что себе на память оставить. Вы работаете?
– Работаю и учусь в ЛИТМО на вечернем.
– Так я вам позвоню и встречу как-нибудь после работы. Давайте ваш телефон.
Стеснительная Оля не смогла отказать.
В пятницу до обеда обсуждали похороны. Полякова с Пелагеей, конечно, и на поминки потащились, перезнакомились со всеми родственниками и Бог знает, что там наболтали. Между прочим, рассказали, что отец к концу сильно опьянел, плакал, говорил о каком-то звонке из консультации в среду вечером, и что когда он в пятницу туда пошел выяснять, что там с Мариночкой было, они там с ним и разговаривать не стали: мы, мол, справок не даем. Так он этого так не оставит, в прокуратуру пойдет, если милиция не поможет; а дальше они ушли, потому что он совсем разбушевался.
После обеда начальник вернулся из милиции. Подошел к Надеждиному столу, постоял, посмотрел на умиравшую от любопытства Полякову, пожал плечами и вышел. Надежда выждала три минуты, взяла грязную посуду, оставшуюся после одиннадцатичасового чая, и тоже вышла. Начальник стоял в коридоре у стенда «Наши достижения» и внимательно читал прошлогоднюю статью о научной организации труда.
– Ну что, Сан Саныч? Как там дела?
– Да ничего пока. Следователь спокойный, не въедливый. Вопросы задавал чисто формальные.
– А насчет ссоры шестого числа?
– Я рассказал все, как было. Да, застал ее в кабинете, да, ругал, за дело. Я начальник, имею право.
Из двери выглянула Полякова, посмотрела подозрительно.
– Сан Саныч, возьмите мой телефон в журнале и, если будет необходимость, позвоните мне в выходные.
– А вы – мне.
Надо же, он, оказывается, улыбаться умеет!
Полякова заглянула в туалет, остановилась у раковины.
– Надь, ну что там в милиции?
– Понятия не имею!
– А что он сказал-то тебе?
– Сказал, что депремирует тебя на пятьдесят процентов за хамство начальнику!
В выходные начальник не позвонил, и Надежда решила не навязываться. В понедельник с утра она занялась лаборантскими делами: заполнила табель, требования на комплектующие, потом позвонили антеннщики насчет задания, потом – из первого отдела, потом – из расчетного, и к вечеру от этой беготни она совершенно ошалела, так что смогла заняться Марининым столом только во вторник.
Так, в этой половине все по работе: увольнительные, бланки на табель, папки, инвентаризация, ведомости; порядка, конечно, нет, но разобраться можно. А в этой – личные Маринины вещи: чашка, щипцы для завивки, туфли. Это все надо Оле отдать. Вот в ящике карандаши, ручки, зеркалец три штуки, пинцет, чтобы брови выщипывать, сережка серебряная, недорогая, одна почему-то. Потеряла где-то вторую. Аскорбиновая кислота в таблетках – понятно, тошнило беднягу сильно на втором месяце. А вот – надо же! – туалетная вода для мужчин, французская, коробка не распечатана. В подарок, наверное, кому-то приготовила, но не отцу же! Тоже надо отдать, не выбрасывать же такую дорогую. Книжки какие-то, учебник английского. Надежда заглянула, нет ли штампа. Нет, не из нашей библиотеки, значит, надо отдать. Вот в последнем ящике документы: профсоюзный билет, комсомольский, фотографий пачка, вот школьные еще – Надежда узнала Олю, вот летние на даче. Кто же тут Маринкин хахаль-то? Нет, не то все, ребята там все молодые, почти мальчишки, а Маринка искала себе кого пошикарней. Может, женатый кто у нее был? Да, вот еще записная книжка и ключ какой-то.
