Вернулся Костя с чайником.
Новостей у Кости была целая куча.
— Вчера вечером встретилась Надя, спрашивала о вашем здоровье, — сказал он, ставя на стол пиалы. — После того, как она проводила вас в больницу, я ее не видел. Она очень похудела.
Михаил оторопело смотрел на Костю: он никак не мог вспомнить, каким образом Надя провожала его в больницу.
— А зачем она интересуется? — невпопад спросил он.
Костя прищурился и бросил на Михаила быстрый, чуть насмешливый взгляд.
— Вам лучше знать.
— Ты, конечно, прав, да беда в том, что и я не знаю. Расскажи подробнее, как она провожала меня в больницу.
Костя начал рассказ с того момента, когда его приемные родители были арестованы, и он отправился к Михаилу. На улице он повстречал Виктора и рассказал о своем горе. Выслушав Костю, Виктор воскликнул: «Эх, шаланда!»-и вызвался проводить товарища. Костя обрадовался — с товарищем веселее.
Около квартиры Михаила они увидели девушку. Это была Надя Стоичева. Костя ее не знал, а Виктор нехотя, с нескрываемым пренебрежением поздоровался с дочерью бывшего заместителя своего отца. Девушка не обратила на него внимания и вместе с ребятами зашла в комнату.
Они не успели оглядеться, как явился Михаил. Одна рука у него была перевязана, в другой он нес фуражку. Землисто-серое лицо, искривленное болью, запекшиеся губы. Блуждающие глаза Михаила остановились на девушке.
— Чего вам еще от меня надо! — закричал Михаил и с размаху без сознания повалился на кровать.
Надя со слезами бросилась к нему, а ошеломленные ребята наблюдали, как вздрагивали ее худенькие плечи и концы длинных кос. Но тут вошел в комнату врач скорой помощи.
Когда Михаила выносили на носилках, из соседней квартиры выскочила круглолицая и черноглазая женщина в домашнем халате, которая часто приносила Михаилу чай. Увидев Михаила на носилках, она заметалась вокруг, спрашивая то Костю, то Надю:
— Что с ним произошло? Да скажите же, пожалуйста! Он ранен? Заболел?
Ребята и Надя пожимали плечами. Женщина подбежала к врачу и затормошила его.
— Ничего страшного, обыкновенная простуда, — сказал спокойно врач — пожилой человек с седыми усами.
Женщина попыталась влезть в машину, но врач отстранил ее и вообще никому не разрешил сопровождать больного.
Чем больше рассказывал Костя, тем сильнее Михаил недоумевал.
В чем дело? Всегда сдержанная и вне дома даже стеснительная, Надя вдруг в присутствии Кости и Виктора бросилась целовать его. Удивительно!
Надя! Михаил на мгновенье прикрыл глаза. В который раз она встала перед ним, как тогда, под тем тополем, что растет у ее квартиры, в тот вечерний час, когда он сказал ей о своей любви. Смущенный взгляд, тихий голос, холодок ее нежных пальцев — все он ощутил заново, словно все повторялось наяву. Она любила читать блоковские стихи: «Рукавом моих метелей задушу. Серебром моих веселий оглушу». И это получалось у нее мило и смешно. Нет, он на нее не обижался, лишь досадовал на себя: в чем-то, видать, ошибся, не понял ее… Сунулся в холодную воду…
Где-то теплилась надежда — может быть, отношения изменятся к лучшему? Она интересуется его здоровьем… А если это — просто дружба?
«Нет, между нами все кончено, простой дружбы я не хочу, не хочу!»- чуть не вскрикнул Михаил и, к немалому удивлению Кости, посоветовал:
— Если она еще встретится и поинтересуется мной, скажи, что я здоров, но о ней не спрашивал.
Конечно, Костя догадывался об отношениях Михаила и Нади, но не знал, что встало между ними. Он не заметил, что, провожая в больницу Михаила, Надя посматривала на его соседку растерянно и недобро. Тем более не мог он знать тех мыслей, которые волновали Надю, когда она уходила.
Она быстро шла по затененной стороне улицы. «Дура я, дура! — ругала она себя. — Зачем побежала сломя голову к Мише? На что надеялась? Так именно он должен был встретить меня после всего, что произошло между нами… Дура я, дура!.. И почему так беспокоилась эта соседка?»
Возбужденная, вконец расстроенная, она представила весь ужас своего положения. «А если Михаил связан с этой женщиной? Если он забыл обо мне?» Надя закрыла лицо руками и прислонилась к стенке дома.
Костя с Виктором стояли у парадного. Глядя вслед девушке, Виктор скорчил рожу, ухмыльнулся и сказал!
— Зазноба! Ты ее знаешь?
— Нет, — неохотно ответил Костя. На душе у него было муторно.
— Это Надька — дочь заместителя моего отца. Вредный тип ее отец, зануда. Помнишь, Первого Мая, когда меня забрали в отделение, он полчаса из меня душу выматывал. — Но видя, что Костя его плохо слушает, Виктор тряхнул головой и сказал:- Ну, пошли. Нечего нос вешать, лейтенант быстро вылечится. Врачи у нас теперь, дай боже!
Костя неохотно двинулся за ним.
Виктор шагал, посвистывая и поглядывая по сторонам, с лихостью, насмешливо подмигивал встречающимся девочкам. Все ему было нипочем. Вязов заболел? Выздоровеет. Костя страдает? Перестанет. Да, собственно, какое ему дело до них? Не любит Виктор хныкать, то ли дело повеселиться, покуролесить!
Поравнявшись с Надей, Виктор прищурился: его осенила злорадная мысль: «Если отцу не отомстил за накачку, то пусть его дочка пострадает». Он остановился и вежливо осведомился:
— Что с вами, девушка? Не помочь ли?
Надя отняла от лица руки и посмотрела на паренька. Она ничего не ответила, отвернулась и принялась вытирать платком глаза.
— А вы не убивайтесь, — продолжал, как ни в чем не бывало, Виктор. — За лейтенантом есть кому поухаживать, соседка вон какая разбитная.
Надя резко повернулась к Виктору и хрипло сказала:
— Уходи, негодный мальчишка!
— Эх ты, заноза! — присвистнул Виктор. — Не хочешь помощи — не надо, — и он опять, посвистывая, вразвалку пошел по тротуару.
Костя со стыдом вспоминал, как он неловко топтался на месте и не мог придумать — чем утешить девушку.
Пили чай молча. Костя поглядывал на Михаила испытующе, с грустью. Солнце светило прямо в окно и в комнате стало жарко. Костя вытер полотенцем лицо и заговорил, стараясь рассеять Михаила.
— Несколько раз приходил Витька, приводил с собой товарища. Странный какой-то парень: почти не разговаривает, на людей смотрит волчонком. Я не видел, чтобы он хоть разок улыбнулся, все усмехается. Не поймешь его: то ли он стесняется разговаривать, то ли не считает нужным делиться своими мыслями. Брюки у него помятые, в трубочку, и рубашка размалевана на кубики. Учится в техникуме. Как-то сказал, что чертежи не закончил, упомянул учебник по станкам. И руки у него тушью измазаны, наверное, рейсфедер пальцами вытирает.
— От тебя, брат, ничего не скроешь, — похвалил Михаил.
— Не смейтесь, Михаил Анисимович, дело тут, мне кажется, не простое, — упрекнул Костя, снова вытирая лицо полотенцем. — Вчера вечером пригласил меня Виктор в пивную. Я, конечно, отказался. Хватит с меня неприятностей и тех, которые пришлось испытать недавно. Он уговаривал, показывал деньги. Говорил, деньги ему дала мама. Я не поверил. Не такая у него мама щедрая, чтобы давать на пиво. В общем, Витька, по-моему, взялся за старые дела, связался с подозрительными парнями. Обругал он меня, и они ушли с этим студентом. А я пошел за ними следом. В один переулок они завернули, в другой. Идут и о чем-то разговаривают. И студент, смотрю, руками размахивает. Ишь ты, думаю, при мне так слова не скажешь, а с Витькой разговорчивым стал. Слежу дальше. Прошли они чайхану, ларьки, в которых огурцы и капусту продают, и скрылись в пивной. Остановился я и не знаю, что делать дальше. Войти в пивную нельзя. Потом решил: пусть, думаю, кто и посмеется надо мной, а загляну в окно. Смотрю, сидит Витька за столом. Рядом с ним студент и еще один парень в белом шелковом костюме. Их разговора я не мог слышать, поэтому у окна стоять не было смысла, и я отошел на противоположную сторону улицы, сел на скамейку. Долго сидел, даже надоело. Наконец, выходят они втроем, Витька покачивается, под мышкой у него газетный сверток. Вроде, колбасы кусок. Разошлись они в разные стороны. Я, конечно, шагаю за Витькой. Он садится в первый вагон трамвая, я — во второй. Едем. Выходит Витька из трамвая, я тоже спрыгиваю. Прячусь за дерево. Смотрю, стоит он на панели и ждет. Тут и автобус остановился. Что же делать, если Виктор в автобус сядет? На такси у меня денег нет, за автобусом не побежишь…
— Да, тяжелая задача, — подтвердил Михаил и подумал: «Неплохой оперативник может получиться из тебя, Костик».
— Но Витька пересел на другой трамвай, только теперь во второй вагон, поэтому я вскочил в третий. Опять едем, по маршруту «театр Навои — Беш-агач». Проезжаем мимо высоких с балконами домов специалистов. Подкатили к площади, где ворота Комсомольского озера. Меня так и подмывало соскочить и побежать купаться. Жара в вагоне невыносимая, пот льет ручьями
со всех пассажиров. Люди обмахиваются веерами, а у меня — ни газеты, ни платка. Одним словом, мучаюсь, а еду. Витька выскочил из трамвая в том месте, где линия проходит по узенькой улице: по обеим сторонам дувалы, за ними — сплошные сады. Вначале я спрятался за вагон, а потом, когда трамвай пошел, свернул в переулок. Стою за дувалом, наблюдаю. Витька подошел к маленькой калитке, на которой ярко выделялся номер семнадцатый, оглянулся и быстро шмыгнул во двор. Стою. Вдруг подходит ко мне дядька с бородкой и спрашивает: «Тебе чего здесь надо, оголец?» «Товарища жду», — отвечаю. А он как заорет: «Проваливай отсюда, пока цел!» Я было возразил, но он так на меня посмотрел, что я мигом очутился на другой стороне улицы. Но тут вышел из калитки Витька, уже без свертка, и сразу побежал к остановившемуся трамваю. Меня он не заметил. Я еле успел вскочить в последний вагон на ходу. Едем. Теперь в обратном направлении. У театра Навои Виктор направился к фонтану, а я остановился за зеленой изгородью, которая повыше, чтобы меня не было заметно. Виктор подошел к студенту и парню в белом костюме. Они оказались на скамейке. Минуты две они что-то рассматривали или делили, потом поднялись и разошлись. Виктор пошел пешком, и я направился за ним следом. Так мы дошли до его дома.
