Казалось бы, меня должно задеть негативное отношение некоторых коллег к моему любовнику. Однако в свое оправдание могу сказать, что никогда не обольщалась на его счет. Ну, может, только в самом начале наших отношений. Роберт был хорош в постели, и это я ценила больше всего. Для всего остального, как то: задушевных бесед за чаем, нежных слов, держания за руку и тому подобного – он никак не подходил. Я не могла поплакаться ему в жилетку, если мне было плохо или грустно, – для этого у меня есть Данька, всегда готовый прийти на помощь, выслушать и понять. Надеюсь, что это именно мое воспитание дает о себе знать, а не бабушкино и уж тем более не отцовское! Так что мои друзья-коллеги не боялись при мне ляпнуть лишнего, зная, что дальше меня это не распространится. Более того, я ни за что не стала бы делиться с Робертом услышанным, так как знала, как быстро он выходит из себя и каким брюзгой становится, когда задето его самолюбие. Если Роберта обошли с назначением и «подослали» чужака, наверняка к нему сегодня лучше не приближаться на пушечной выстрел!
Только я успела сунуть косметичку в сумку, как распахнулась дверь и на пороге с видом заговорщицы возникла Люда – та самая, с которой, как я подозреваю, мы в последнее время делим внимание Роберта. Я в очередной раз восхитилась ее молодостью (где мои двадцать пять?) и женственностью. Не могу сказать, что Людочка до невозможности хороша собой. Любой человек при желании мог бы отыскать в ее внешности немало недостатков – от слишком длинной талии и, пожалуй, чересчур крепкого телосложения до тонюсеньких бровей, но она обладала тем чисто женским обаянием, которое сводило мужчин с ума в Семирамиде, Клеопатре или Жозефине. Скажем так, на моей стороне – внешность и образование, на ее – юность, потрясающая способность к флирту с каждым объектом, имеющим хотя бы один из органов чувств, и полное отсутствие интеллекта. Что же касается опыта – думаю, здесь мне у Людочки учиться и учиться!
Сразу за девушкой в проеме замаячила еще одна фигура, гораздо крупнее и выше. И тут у меня отвисла челюсть. Ну конечно – зубы. А также нос, губы, волосы, оставившие неизгладимый след в моей памяти после сегодняшнего происшествия по пути на работу. Ему невероятно шел белый медицинский халат. Правда, мечтательно подумала я, такому к лицу был бы и мешок из-под картошки.
– Здравствуйте, – сказал мой герой, бесстрашно вырвавший меня из скользких объятий льда всего полчаса назад. – Люда любезно подсказала, где вы все обретаетесь. Я – ваш новый заведующий отделением, Олег Валентинович Шилов.
– Здравствуйте, – почти хором, как загипнотизированные, ответили мы. Наверное, примерно так солдаты приветствуют генерала на параде.
– Мне бы хотелось познакомиться со всеми, – продолжал новый зав. – Тех, кто не присутствует на операции, назначенной на одиннадцать тридцать, попрошу пройти в конференц-зал.
Большинство присутствующих поднялись со своих мест. Я, Гоша и Паша Бойко, ординатор Роберта, остались сидеть. Шилов внимательно посмотрел на меня. Узнал ли? Сомнительно. Во всяком случае, никак этого не показал.
– Удачи, – улыбнулся он, слегка обнажив при этом свои замечательные зубы. И закрыл за собой дверь.
– Ну, что я говорил? – обернувшись ко мне, спросил Гоша.
Я кивнула.
– Отпад!
Операция и впрямь начиналась через двадцать минут, пора было готовиться. Я накинула халат, висевший в шкафу, хотя могла бы этого и не делать – все равно переодеваться внизу. Сегодня оперировалась старушка c переломом шейки бедра. Ей под восемьдесят, а в таком возрасте кости хрупкие, и любое падение чревато опасностью. Я общалась с ней три дня назад, выясняя, есть ли у нее аллергия на наркоз. Я всегда разговариваю с пациентами не только о предстоящей операции. Мне интересно узнать о них побольше, ведь обычно мы встречаемся только тогда, когда они лежат на столе и уже не способны на откровенные беседы. Не хочу, чтобы люди воспринимали меня только как часть опасности, связанной с операцией, поэтому мне доставляет определенное удовольствие знакомиться с ними заранее, хоть я и знаю, что больше мы не увидимся, так как работа анестезиолога начинается и заканчивается в операционной. У меня, разумеется, есть распечатка стандартных вопросов, которые необходимо задавать всем пациентам, но я редко ограничиваюсь только ими. Часто приходится успокаивать, убеждать, что все будет хорошо, ведь люди порой так нуждаются в сочувствии и понимании. Для многих важно, чтобы их страхи рассеял именно профессионал, человек, который не просто похлопывает по плечу, но и знает, из чего это плечо состоит и как его, в случае чего, лечить. Я знаю, что для большинства хирургов пациент – не человек, а «материал» для работы. Именно поэтому, в отличие от других отделений, например, терапии или гинекологии, врачи из хирургии и травматологии так мало общаются с пациентами – они просто не знают, как это делается. Тяжело смотреть в глаза человеку, к которому впоследствии залезаешь внутрь со своими инструментами и роешься там, словно под капотом автомобиля! Кроме того, всех медиков учат с первого курса: нет «безопасных» операций, любая, даже самая легкая, может закончиться фатально. Я до сих пор помню рассказы наших преподавателей общей медицины о том, как пациенты гибли во время банального удаления гланд или зубов. Поэтому вопросы больных меня не раздражают, даже когда кажутся откровенно идиотскими – в конце концов, это не мне ложиться под нож, а идущий на такую экзекуцию имеет, по крайней мере, право знать, что его ожидает!
Так вот, старушка не отставала от меня до тех пор, пока я клятвенно не пообещала: анестезия будет не общей, а регионарной, что значительно снизит риск возникновения проблем с давлением и дыханием (как и большинство людей за семьдесят, она страдала гипертонией). Интересный факт: пациентку, казалось, не столько пугала операция, сколько интересовал сам процесс. Она задавала множество вопросов и удовлетворенно кивала, получая ответы. Большинство людей нервничали бы, а она – нет. Только поинтересовалась, что ей теперь светит, после перелома. Я честно сказала, что шансы срастания кости в этом месте в ее возрасте невелики, но даже в этом случае ей скорее всего до конца жизни придется ходить на костылях. Старушка явно расстроилась, хотя, думаю, она уже задавала этот вопрос своему лечащему врачу и вряд ли могла получить другой ответ.
– Возможна еще операция по замене сустава, – заметила я. – Ваш доктор говорил вам об этом?
– Да, – кивнула старушка. – Но это слишком дорого. Откуда у меня, пенсионерки, такие деньжищи?
– Можно попробовать использовать социальную программу, – сказала я. На самом деле такие вещи, как «социальные» операции, действительно существуют, но рекламировать их не принято. Не то чтобы нам официально запрещали рассказывать пациентам о них, но кто-то там, наверху, считает: чем меньше человек знает о своих правах, тем лучше.
– Что за программа? – насторожилась старушка.
– Нужно обратиться в ваш местный собес, – сказала я. – Там вам все расскажут. Подробностей я не знаю, но, если у вас имеется инвалидность, то вы можете претендовать на бесплатную замену сустава и установку эндопротеза. Я слышала, что сейчас правительством выделены довольно большие деньги как раз для таких людей, как вы. У вас есть родственники?
– Дочка есть. И внуки, взрослые уже.
– Вот пусть и похлопочут. Наверное, процесс не такой уж и быстрый, но все в ваших руках. Безвыходных ситуаций не бывает.
Старушка благодарила меня долго и горячо. Это приятно. В сущности, нам требуется так мало, чтобы испытать прилив положительных эмоций…
* * *
По дороге домой я заскочила в «Север», чтобы порадовать Дэна. Он никогда не ест до моего прихода, за исключением тех случаев, когда у меня ночные дежурства и я совершенно точно не приду домой. Правда, мой сын, если ему не напомнить, может и вообще не есть – я просто не понимаю, как сто восемьдесят пять сантиметров роста и семьдесят кило живого веса могут обходиться практически без пищи долгое время или перебиваться чем придется, типа батончиков «Марс» или «Баунти».
Дэн встретил меня на пороге, измазанный красками, в своей старой рубашке, которую я из принципа не стираю просто потому, что он тут же заляпает ее снова.
– Я закончил тот пейзаж! – радостно объявил он.
Куся крутилась тут же под ногами, слюнявя во рту мой левый тапок.
Было время, когда я всерьез побаивалась, что мой сынок станет «ботаником». Он любил читать, а не драться с мальчишками во дворе, и вообще проводил время со мной и бабушкой, а не со сверстниками. Славка сына любит, но на расстоянии. Больше всего он обожает дарить ему дорогие подарки, когда у него заводятся деньги, но это случается довольно редко. Мой бывший муж не из числа тех отцов, что проводят со своими сыновьями много времени, учат их кататься на велосипеде, играть в футбол и рыбачить, поэтому воспитанием Дэна занимались я и моя мама.
