— Куда? — еле выговорил Василий.
— Полезай в тоннель, отодвинь немного камень и наблюдай. Если что, сразу докладывай.
Василий опрометью метнулся к тоннелю и скрылся.
— Значит, ты предлагаешь в расход его? — спросил командир.
— А куда же? Сейчас война. Закон есть закон. Если каждый переступать его будет…
— Этим только пострелять дай, — заворчал Ферзь.
— Он и с поля боя драпанул, разве не слышали?
— Да ни с поля боя, а с расстрела. Я просто понять хочу: в каком законе написано, что за сон необходимо уничтожить четверть войска? — продолжал Андрей Петрович.
Лейтенант понял, что ляпнул, не подумав.
— Извини, командир, погорячился.
— А в армию во сколько лет мобилизуют по закону?
— В восемнадцать.
— А ему сколько?
— Ну, если он рядовой, то ясное дело…
— В том-то и дело, что совсем не ясное, — рассуждал командир. — То, что он пролетарий это точно — ладони в мозолях. А вот с усами проблема. Ты, лейтенант выясни, сколько ему лет.
— А чего выяснять? Неужто, ты, начальник, сам не видишь, что он совсем пацан ещё, — сказал Ферзь. — Однако, командир, надо решать, что делать будем.
— Оружием надо обзавестись. Только как это сделать? Если в деревню пойдём, то местных подставим.
Из тоннеля с вытаращенными глазами вылез Василий.
— Товарищ командир — немцы!
— Я проверю, — предложил Ферзь.
Командир кивнул головой. Теперь в пещере воцарилась гробовая тишина. Все ждали информации от другого дозорного.
Долго ждать не пришлось, послышалась возня и появилась улыбающаяся физиономия Ферзя.
— Ну, что? — спросили все трое.
— Точно немцы. Пьяные в усмерть. Клюкву собирают.
— Сколько их? — спросил командир.
— Четверо.
— Вооружены?
— До зубов.
— Верёвку бы нам.
— Этого добра навалом, а зачем нам верёвка? — не понял Ферзь.
— Одного живым возьмём, а остальных… Со мной Ферзь пойдёт.
Вооружившись верёвкой, двое ушли. Лейтенант и рядовой остались одни.
— Тебе сколько лет? — спросил лейтенант, — только честно.
— Если честно, то семнадцать.
— Семнадцать?
— Скоро будет, — уточнил рядовой.
Спрятавшись за корневищем дерева, командир с Ферзём наблюдали за немцами. Вначале они держались группой, но через некоторое время стали разбредаться и уже, потеряв друг друга из вида, было слышно только их перекрикивание.
Один солдат, напевая себе под нос какую-то песенку, пошёл в сторону дерева.
— Этого живого возьмём, — скомандовал командир. — Обвязывай меня верёвкой.
Ферзь понял план капитана. Он обвязал его и взял верёвку в руку.
— Готово.
Капитан нашёл палку и стал наблюдать за солдатом.
Немец прыгал с одной кочки на другую, изредка крича что-то своим спутникам.
— Десять секунд, — прошептал командир.
— Что десять секунд?
— Кричит примерно через каждые десять секунд.
Немец крикнул в очередной раз, и палка капитана просвистела возле его уха.
— Промазал! — с досадой шепнул Ферзь.
Но не успел он это сказать, как немец резко повернулся, чтобы посмотреть откуда взялась палка, потерял равновесие и упал в топь.
— Держи крепче!
Командир бросился к немцу и сдавил ему горло.
— Тяни!
Ферзь подтянул командира к кочке и вылез, чтобы помочь вытащить пленного. В это время солдат пришёл в себя, и первое, что он увидел, был его же автомат, направленный в лоб.
— Кричи! — прошипел ему капитан по-немецки, — а то застрелю.
Немец прокричал своим.
— Ровно через десять секунд, — заметил Ферзь.
Этих десяти секунд хватило, чтобы пленный понял, что от него хотят. Следующий возглас уже не означал, что с ним всё в порядке. Теперь солдат звал своего приятеля.
— Теперь ты иди, а я с этим поболтаю, — сказал командир.
Николай обвязал себя верёвкой и ушёл в болото. Через десять секунд пленный повторил свой зов и показался второй солдат. Ферзь не стал кидать в него палкой. Он, как молния накинулся на свою жертву и столкнул его в болото. Ловко выхватив у него автомат, нож и запасные рожки, Ферзь бросил немца и выбрался на тропу. Когда он оглянулся, вместо немца он увидел только пузыри, поднимающиеся со дна трясины.
Вся операция заняла минут тридцать. Командир с Николаем влезли в пещеру и бросили к столу четыре автомата, ножи и ещё какие-то вещи.
— Иди, пролетарий, поработай бурлаком, — командир указал на верёвку.
Лейтенант и рядовой стали тянуть и вскоре из тоннеля появился пленный с перепуганными глазами. Видимо, немец быстро понял, куда его завела клюква. Он стал вырываться из верёвок и очень быстро что-то говорить. Из всех его слов можно было понять только одно, которое он повторял чаще других — партизан. Освободившись от пут, немец подползал то к одному, то к другому члену отряда и пытался объяснить им что-то, но, поняв, что его не понимают, замолкал на полуслове, менял собеседника и начинал всё с начала. Наконец он оказался перед командиром. По глазам капитана пленный догадался, что тот понимает его. Его речь ускорилась и превратилась в сплошной поток без точек и запятых.
— Во, шпарит! — удивился лейтенант.
— С такой скоростью его и немцы не поймут, — поддержал рядовой.
— Да чего тут понимать? Сливает своих по полной программе. Тут и понимать нечего, — усмехнулся Ферзь.
— Почему ты так думаешь?
— Жить хочет, — пояснил лейтенант.
— Думаешь, он не знает почём ему сегодня клюква обойдётся? — добавил Ферзь.
Василий, вероятно, догадывался о дальнейшей судьбе пленного, но его мозг никак не мог смириться с мыслью, которая вертелась в голове и не давала покоя. Одно дело нажать на курок, сидя в окопе. Там солдаты кажутся маленькими фигурками, совсем непохожих на живых людей. Даже в атаке, когда противник совсем рядом и можно рассмотреть его лицо, всё равно его не воспринимаешь, как человека. Всё совершается в каком-то безумном водовороте страстей, нет ни секунды, ни доли секунды, чтобы подумать. А тут? Вот он — обыкновенный человек, немолодой, с брюшком и лысиной, умоляет о пощаде… А вдруг командир ему прикажет убить его? От этой мысли тошнота подступала к горлу и руки начинали трястись.
Собеседники Василия, видно всё поняли без слов. Лейтенант, посмотрев на рядового, отвёл взгляд и коротко сказал:
— Война.
— Но ведь это не справедливо. Он нам всё рассказал, а мы его за это…
— Не мы его и ни за это, — возразил Ферзь. — Просто у него судьба такая.
Допрос пленного закончился. Он замолчал и с надеждой посмотрел на командира. Тот встал и отошёл от него. Проходя мимо Ферзя, он тихо сказал:
— Давай, Николай, ты человек бывалый.
Ферзь подошёл к пленному сзади и ударил его своим огромным кулаком по голове. Пленный тут же потерял сознание.
— Так ему легче будет, — буркнул Ферзь.
Тошнота всё-таки не удержалась в желудке. Василий схватился за рот и отпрыгнул в самый тёмный угол пещеры.
Когда он вернулся, Ферзь вылезал из лаза. Он бросил к ногам лейтенанта сапоги и одежду немца.
— Я у него костюмчик прихватил, как раз тебе впору будет.
Лейтенант стал разглядывать трофей, а Ферзь перекрестился и что-то пробормотал себе под нос.
— Упокой душу раба твоего новопреставленного, — смог расслышать Василий.
— Ты что верующий? — удивился он.
— А почему это тебя удивляет? Разве ты не веришь?
— Я нет.
— Так уж ни во что и не веришь?
— Ни во что.
— А в коммунизм свой?
— В коммунизм верю.
— Значит, веришь всё-таки?
— Это не считается. Коммунизм это наука. Тут всё понятно. А вашего Бога в глаза никто не видел.
— А ты свой коммунизм видел?
— Его невозможно увидеть.
— И Бога невозможно.
— Я хотел сказать, что мы первые построим коммунистическое общество, тогда все увидят.
— Вы сначала постройте, а потом мы и подумаем верить или не верить.
Андрей Петрович с интересом смотрел на спорщиков и хитро улыбался. Лейтенант делал вид, что ему не интересна эта тема, но на самом деле было видно, что это не так. Юный комсомолец собрался с духом, чтобы одним аргументом уложить своего противника, на лопатки, но к своему удивлению понял, что именно духа у него и не хватает. Действительно, те доводы, которые должны были разбить противника, с такой же лёгкостью разбивали и его собственную точку зрения. Так и не найдя нужных аргументов, он привёл тот, которые обычно приводят только в очень юном возрасте.
— Нет, ведь это и дураку ясно, что коммунизм это реальность, а не догма!
— Ты, считаешь нашего командира дураком?
Такой аргумент, конечно, нокаутом не назовёшь, но на нокдаун он тянул несомненно. Андрей Петрович с лейтенантом не выдержали и рассмеялись.
— Вот это аргумент! — не выдержал лейтенант.
